Проснулся с первыми лучами солнца. Всю ночь снились кошмары, как немцы, захватив Мехик, устроили резню горожан. Наскоро позавтракав, чмокнул Нату в лоб, наказав не высовываться из дома. На внутренней площадке перед стеной царило оживление. Борд и Шрам всю ночь готовили вторые ворота на случай, если первые будут разбиты. Кузнецы и плотники устанавливали дублирующие ворота, воины занимали свои позиции на стене. Нарм с пушкарями тоже находился наверху.
Ответив на приветствие своих командиров, поднялся наверх. За вечер и ночь лес значительно поредел, открывая глазу многочисленную армию противника. На значительном удалении от крепости посреди большой поляны стоял огромный шатер.
"Ставка Дитриха, любит, тварь, удобства", — констатировал для себя, продолжая оглядывать окрестности. Немецкий лагерь тоже проснулся, между деревьев сновали люди, вверх тянулись дымки костров. В воздухе повисло напряжение, звуки подготовки моих воинов казались отдаленными, чуждыми, словно я их слышал издалека.
Позиции на стене занимали арбалетчики. Укрытые зубцами стены и в башнях, они тихо общались, замолчав при моем появлении. Поздоровавшись со всеми, крикнул Борду, чтобы собрал внизу всех воинов. Пока они собирались, строясь шеренгами, не спускал глаз с лагеря врага. Там прозвучал рожок, заставивший немцев суетливо забегать: враг готовился к нападению. Когда движение во дворе крепости затихло, а на меня были устремлены несколько сотен пар человеческих глаз, обратился к своим:
— Русы, сегодня нам предстоит тяжелое сражение. Враг силен, он превосходит нас числом, им движет желание захватить наш город, чтобы двинуться дальше. Если мы пропустим его, не сможем отстоять свой город, до самого Берлина нет крупных городов. Дойчи пройдут к Берлину, сжигая наши поселения и убивая наших людей. Наши женщины станут их добычей, наши мужчины — их рабами. Разве для этого мы живем?
Выждав паузу, Русы ответили нестройным:
— Нет!
— Мы все — Русы, быть Русом — это честь. Быть Русом — означает быть сильным и смелым, честным и милосердным. Мы не нападали на Дойчей, наоборот предлагали мир. Но Дойчи считают иначе: для них все остальные племена и народы не имеют права на жизнь. Мы докажем обратное, отстоим свою свободу и свой город. Мы — Русы, а это значит, что мы предпочтем смерть рабству. Быть Русом — это особое состояние души, это чувствовать себя на верном пути. Я, Великий Дух Макс Са Дарб Канг У Ра, посланник Главного Духа-Бога, говорю вам: мы победим!
Последнюю фразу воины приняли с воодушевлением, поддержав мои слова громкими криками.
— Всем занять свои места! Ни шагу назад!
Словно услышав окончание моей речи, со стороны немцев послышался рожок. По второму сигналу враг стал выходить из лесной чащи, строясь прямоугольником. Количество нападающих — такое, что на минуту у меня закрались сомнения: сможем ли устоять против этой лавины.
— Нарм, — позвал пушкаря, — твои пушки могут достать до врага?
Во время пробных выстрелов опушка леса была предельной дистанцией. Но боевые порядки немцев уже выходили на открытое пространство, расстояние уменьшилось.
— Можно увеличить заряд пороха, чтобы точно их достать, — слегка уклончиво ответил пушкарь, оценив расстояние до врага.
— Срочно добавь пороха, нужно успеть произвести залп до того, как они двинутся в атаку!
Прикинув количество солдат и глубину самой шеренги, я получил примерную цифру в тысячу воинов, уже выстроившихся к бою. Между деревьев ещё стояли враги, и всадников в боевых порядках немцев не имелось. Между тем число кавалерии Дитриха составляло не меньше трехсот всадников, и это без учета убитых нами.
— Пушки готовы, — голос Нарма отвлек от подсчетов.
— Тогда стреляйте, одним залпом, — разрешил пушкарю, поспешившему к своим коллегам по убойному делу.
Немецкие колонны стояли такой плотной массой, что любой выстрел должен принести богатую жатву. Четыре пушки выстрелили почти синхронно, с секундным опозданием прогремели ещё два выстрела. Эффект от выстрелов был потрясающий: в нескольких местах среди вражеских шеренг образовались пустоты. Крики раненых доносились даже до нас, отдаваясь сладкой музыкой в наших сердцах.
Звук рожка с немецкой стороны в третий раз означал атаку. Немцы не бросились вперед сломя голову: они шли практически строевым шагом, прикрываясь щитами. Первые два ряда врагов, прикрывали себя и товарищей, большими квадратными щитами. Со своего места со стены я видел множество лестниц в руках солдат, следующих в центре колонны.
— Лучники, приготовиться!
Почти сотня лучников была готова к стрельбе: воткнув в землю стрелы, они стояли правильным квадратом, ожидая отмашки. Немецкая стена врагов приближалась: арбалетчикам был отдан приказ выбирать цель по усмотрению, отдавая предпочтение коннице и воинам в доспехах. Огромная колонна, наступающая без криков и воплей, действовала на нервы. Создавалось впечатление, что на тебя катятся танки, а не живые люди в строю. Когда немцы оказались на расстоянии ста шагов от стены, отдал приказ:
— Лучники, огонь!
Около ста смертоносных стрел взлетели в воздух под углом в сорок пять градусов, чтобы, достигнув апогея полета, обрушиться на незащищенные головы и плечи наступающих немцев. За первым залпом последовал второй, третий, четвертый. Немецкие колонны смешались: пораженные стрелами воины падали, попадая под ноги товарищей сзади, расстраивали порядок, нарушая сплошную стену щитов первых рядов. На секунду полчище врагов остановилось, и в воздух взвились сотни стрел соперника. Стрелы попадали по башне, стене, залетали внутрь двора, попадали в воинов. То здесь, то там слышались крики: трудно укрыться от роя стрел…
В этот момент в бой вступили арбалетчики, находя цели сквозь огрехи стены щитов. Немецкая орда разъединилась: задняя часть, состоящая из лучников, непрерывно посылала стрелы по защитникам стены. В воздухе стоял непрерывный гул и свист от летящих стрел. Немецкие лучники сосредоточили свой огонь на башнях, не давая моим арбалетчикам высунуться. В то же время наши лучники, продолжая навесную стрельбу, косили их ряды. Высунув голову из-за зубца стены, увидел, как тает число немецких лучников, упорно стоявших на одном месте, несмотря на обстрел. Но своей цели они добились, пусть и ценой больших жертв.
Тяжеловооруженная пехота Дойчей достигла стены, попав в мертвую зону. Практически сразу послышались удары тарана, а к стене приставили десятки лестниц.
— Лучники! Огонь — на стену! — прокричал я изо всех сил.
Шрам, продублировал мой приказ. Как я и предполагал, основное количество лестниц приставили к трем пролетам стены, где не было защитных зубцов и башен. На каждого немца, сумевшего взобраться наверх, обрушивался град стрел, рогатинами Русы сталкивали лестницы вместе с врагами, что успели на них взобраться. Большинство стрел рикошетило от железных доспехов, но некоторые находили открытые участки тела.
Жир за ночь не застыл окончательно, а нефть и не думала менять консистенцию: со своего места я видел, как, умудрившись взобраться и уцелеть под стрелами, немцы, отчаянно пытались удержать равновесие на скользком покрытии, но падали вниз. Группа немцев с тараном разбила первые ворота и уткнулась во вторые. Прогремел второй залп из шести пушек, окончательно скосивший большую часть немецких лучников, не защищенных доспехами. Поток стрел со стороны врага практически иссяк, оставшиеся в живых немецкие стрелки стали отходить к лесу. Они выполнили свою задачу: дали штурмовым отрядам подойти вплотную к крепостной стене.
Количество может подавить качество: часть моих арбалетчиков была убита или ранена, стрелы у лучников закончились, а напор немцев продолжался. В самой крайней, дальней от меня башне, завязалась рукопашная. Немцы взяли башню, перебив защитников. Вторые ворота трещали под уларом тарана, грозя рухнуть в любую минуту. Находиться на стене — бессмысленно.
— Арбалетчики — за мной! — по-пластунски дополз до лестницы и скатился вниз.
Смогли спуститься только четырнадцать арбалетчиков. Ещё десять находились во дворе и стреляли по немцам, появляющимся на стене. Вторые, дополнительно установленные ворота не выдержали, обрушившись под ударами тарана. С торжествующими криками немецкая пехота стала просачиваться внутрь двора, где в боевом порядке их встретило каре копейщиков. Выстроившись полукругом, копейщики закрыли проход в глубину крепостного двора, принимая набегавших немцев на копья.
Словно завороженный, я смотрел, как невзирая на потери немцы преодолевали остатки разрушенных двойных ворот и попадали на копья моих воинов. На небольшом пятачке перед воротами с внутренней стороны выросла гора трупов, но Дойчи упорно лезли вперед, на верную гибель. Не обходилось без потерь и с нашей стороны: то копье, брошенное сильной рукой, убивало воина, то особо умелый воин дотягивался мечом до моего копейщика. Но на место убитого вставал сосед, и частокол копий встречал врага сплошной стеной. После взятия ворот и башни немцы перестали штурмовать стену, предпочитая проникать внутрь через разбитые ворота.
Откуда-то сверху посыпались стрелы: часть немецких лучников взобралась на захваченную башню, ведя прицельный огонь.
— Арбалетчики, лучники, огонь по башне, — скорректировал стрельбу своих людей. Немцы, потеряв половину лучников, спрятались в башне. Часть моих людей, отборная часть Русов все ещё находилась в резерве. Молодые Русы из Макселя, всадники Гурана и четыре брата Лутовых ждали условленного сигнала. Убедившись, что обстрел из башни нам не грозит, подал условленный знак из свистка, вырезанного накануне. По моему сигналу копейщики начали отступать назад, давая немецкой пехоте плацдарм. Отойдя назад метров на сорок и не размыкая рядов, копейщики остановились.
Немцы хлынули на освободившееся пространство: даже сейчас их количество превосходило нас вдвое.
— Арбалетчики — огонь! — сразу за арбалетными болтами дважды просвистел, давая знак к атаке своему резерву.
Весь мой резерв был экипирован как нельзя лучше: даже кони всадников Гурана были защищены железными пластинами. Отряд из тридцати всадников вылетел с улицы: мои копейщики расступились, давая дорогу коннице. Кони сшибали немцев, всадники рубили их саблями сверху, внеся сумятицу в ряды врага. Следом за конницей внутрь ворвался отборный отряд, закованный в латы. Пятьдесят свежих воинов, среди которых ростом выделялись четыре брата Лутовых, начал сеять смерть.
Перезарядившиеся арбалетчики вели прицельный огонь, выискивая врагов в толпе человеческих тел. Немцы дрогнули. Вначале они попятились, и в этот момент я просвистел трижды, давая знак своему резерву выходить из боя. Притворное отступление Русов дало немцам надежду на контратаку: они ринулись вперед в тот момент, когда длинным свистом я подал знак копейщикам сомкнуть ряды и перейти в наступление. Неорганизованные ряды преследователей буквально нанизывались на копья моих воинов. С захваченной башни прозвучал рожок, и немцы перешли в отступление. Надо отдать должное, что по рожку враги мгновенно сомкнули ряды и начали пятиться, покидая территорию нашего двора. У разбитых дверей их строй сломался, чем Русы старались воспользоваться, кидая копья в отступающих врагов.
Перезарядившиеся арбалетчики продолжали стрельбу, без проблем пробивая почти в упор доспехи немцев. Миновав узкое место ворот, остатки немецких войск прикрылись щитами, отступая по направлению к лесу, откуда выскочила многочисленная конница.
— Прекратить преследование! — мой голос невозможно было услышать в горячке боя. Выходя через ворота в преследовании врага, мы расстраивали свои боевые порядки, а навстречу уже неслась лавина конников.
Изнасиловав свисток, добился прекращения преследования:
— Назад, все внутрь! Арбалетчики, по всадникам — огонь!
Несколько всадников, пораженных арбалетными болтами, заставили конницу изменить направление атаки, уходя на фланги. На минуту время словно остановилось: прикрывшись щитами, замерли остатки немецкой тяжеловооруженной пехоты, смотря на нас сквозь верх своих щитов. Гарцуя на лошадях, слева и справа от пехоты, кружила кавалерия на безопасном расстоянии для выстрела.
Выстрелы пушек прозвучали как оглушительные раскаты грома. Нарм, воспользовавшись передышкой, сумел зарядить пушки и произвести залп. После боя расцелую этого парня: он умудрился выбить часть кавалерии, проигнорировав пехоту. Со стороны леса прозвучал рожок: немцы начали окончательное отступление.
— Макс Са, будем преследовать? — Лицо Шрама было в крови, часть левой щеки была срезана, но новый градоначальник не обращал внимания на кровь.
— Нет, не будем. Они даже сейчас куда сильнее нас, выйдем на открытое пространство — нас размажут по земле. Займись воротами, — велел командиру гарнизона, — громко отдавая команду вернуться за стену.
Пространство между стеной и лесом усеяно трупами; впрочем, не все были мертвы. Местами были видны слабые движения тяжелораненых вражеских воинов. На пятачке ворот внутри крепостного двора концентрация трупов была такой, что пройти можно было только по телам. Кинув взгляд на немецкую пехоту, достигшую опушки леса, поискал глазами Борда.
Командующий вооруженными силами Берлина был ранен: вражеская стрела попала под ключицу, перебив вену. Борда несли двое воинов, на его губах пузырилась кровь. Увидев меня, он попытался освободиться из рук воинов, но не смог.
— Макс Са, мы победили? — в его голосе столько надежды, что я не смог его разочаровать.
— Победили, Борд, победили! Дойчи снимают лагерь, они уходят.
— Надо их разбить, всех… — Борд закашлялся, кровь пошла из его рта.
— Опустите его на землю, — велел воинам.
Оттянув край доспеха, увидел, что плещется кровь. Пульс Борда слабел… Он умер через минуту, не приходя в сознание.
— Шрам, подсчитай наши потери и закрой ворота. Забаррикадируйте их бревнами, камнями, телегами — чем угодно.
— Что делать с немцами на башне? — напомнил Шрам, отдавая поручение воинам.
— Убить! Используй арбалетчиков, забросай их горшками с нефтью, подожги, если по-другому к ним не подобраться. Уничтожь всех! — я закрыл веки Борда. — Прощай, друг, ты был настоящим воином и мужчиной.
Поднявшись с колен, огляделся: погибло немало Русов, глаза натыкались на знакомые цвета одежды и вооружения. Шрам, подозвав к себе лучников и арбалетчиков, обстреливал занятую немцами башню. Другая группа воинов, приставив несколько лестниц с разных сторон, уже лезла наверх. Сопротивление немцы оказали ожесточенное, но недолгое. С башни сбросили тринадцать трупов: стена вновь перешла в наши руки полностью.
Сегодня я в прямом боестолкновении не участвовал, стараясь руководить общей картиной. Тем не менее многие моменты ускользнули от меня. Не видел, как был ранен Борд, не уследил, как пал Селид, находившийся в отборном резерве… Не заметил, как без команды перезаряжался и вовремя стрелял из пушек Нарм. Присев на камень, смотрел, как Русы собирают оружие и несут трупы врагов в сторону озера и болот. Не знаю, как долго сидел, уставившись в одну точку, пока голос Шрама не вывел меня из задумчивости.
— У нас тридцать восемь убитых и двадцать семь раненых.
— Соберите арбалетные болты и стрелы. Стрелы и луки Дойчей тоже надо собрать. Сколько убитых врагов?
Шрам не успел произвести подсчет. Извинившись за оплошность, командир удалился. Потери немцев оказались куда больше: только внутри крепостной стены насчитали сто тридцать восемь трупов. Ещё около сотни убито за стеной, цифра была неточная: отступающие немцы прихватили с собой часть раненых и убитых. Кроме этого, пушечные залпы Нарма уничтожили и ранили не меньше тридцати конников, но их трупы немцы успели забрать. Соотношение потерь — в нашу пользу с большим перевесом, но резервов у Дитриха предостаточно. Даже по самым скромным подсчетам, у нацистского ублюдка оставалось около семисот человек пехоты и больше двухсот пятидесяти кавалеристов. Ещё один такой бой, и мне некем будет держать оборону.
Остаток дня прошел без боев: несколько раз немецкая кавалерия выезжала из леса и гарцевала на безопасном расстоянии. Нарм просил разрешения стрелять, но попасть в непрерывно движущийся маленький отряд — дело неблагодарное.
— Береги порох и картечь, стреляй только наверняка. Ты молодец, Нарм! Когда всё закончится, подумаю о твоей награде.
Раскрасневшийся от похвалы пушкарь обещал в следующий раз быть точнее и убить всех врагов одними пушками. Поднявшись на стену, я долго вглядывался в сторону врага, где среди деревьев царило оживление.
Мы нанесли немцам тяжелое поражение, но война была ещё впереди. Сегодня Дитрих натолкнулся на противника, не уступавшего его воинам выучкой и доблестью, и даже превосходившего. Но у этого ублюдка огромное войско, его потери были не так чувствительны, как наши.
Внизу плотники и кузнецы восстанавливали разбитые ворота, надежно баррикадируя слабые места. Вздохнув, посмотрел в сторону Берлина: когда еще придет подкрепление… Ведь как ни силен враг, отступать нам некуда — позади наш Мехик.