Противостояние

Глава 30. Кара Небесная

Будилиха располагалась в одном дне пути от Макселя на запад, выше по течению Роны. Общий отряд, вышедший нанести удар сатанистам в самое сердце, насчитывал чуть более ста человек. Это была сборная солянка из неандертальцев, лучников, арбалетчиков и моей личной гвардии.

Сбор перед отправлением провели на хуторе отряда Панса: добирались туда скрытно, чтобы лазутчики Никона в Берлине не могли предупредить Максель. Наш путь лежал на юг до реки и на запад. Кроме меня, братья Лутовы были единственными, кто раньше бывал в священном для сатанистов городе. Именно Богдан заверил меня, что проблем с лодками для переправы не будет. С его слов, в нескольких километрах от Будилихи выше по течению по-нашему — северному — берегу располагалась небольшая деревенька отшельников, изгнанных из «христоверов». Церковный Суд Будилихи запретил им переправляться на южный берег, хотя жители городка поддерживали отношения с изгнанниками, меняя соль и другие продукты на лодки. Отшельники, — вернее, изгнанники, — достигли высокого мастерства в изготовлении легких маневренных лодок, от которых зависело их пропитание.

На мой вопрос, не воспротивятся ли они давать лодки и можно ли им доверять, Богдан рассмеялся:

— Они ненавидят «христоверов» всей душой. Узнав, что мы идем их убивать, будут упрашивать, чтобы позволили им присоединиться.

Неандертальцы со своим командиром шли в авангарде: они прекрасно видели ночью, обладали прекрасным слухом. Кроме того, Панса, обладая ментальной силой, мог «договариваться» с животными: ничем другим не объяснить, что за четверо суток пути, пока не уперлись в реку, нам не встретился ни один хищник. Мы даже не видели медведей, проходя через медвежью Балку, и не встретили волков, хотя эти леса были полны ими.

Чтобы нас не могли обнаружить, обошли Максимен широкой дугой в западном направлении, хотя неандертальцы не забыли убитых товарищей и с удовольствием сменили бы маршрут.

— Мы отомстим, даю тебе слово, — пообещал Пансе, видя его желание свернуть в сторону Максимена. Вверх по течению Роны шли больше чуток, пока идущий впереди Панса не прислал короткий ментальный сигнал: «Впереди — стоянка людей».

— Богдан, твой выход, — перебравшись с ним в авангард, шли минут пять, прежде чем подошли к вырубке. Очищенную от пней территорию изгнанники превратили в огороды, но что именно растет, мне определить не удалось. Такой странной ветвистой ботвы я не видел в огородах Александрова.

— Макс Са, мы с братьями сходим к ним и вернемся. Лучше их предупредить, что нас много. Если испугаются, могут и броситься в реку — останемся тогда без лодок, — объяснил мне Богдан, передавая топор Баску. Снял он также и пояс с охотничьим ножом. Три младших брата последовали его примеру, отдавая свое оружие воинам.

— Так будет лучше, не станут сразу стрелять, — ответил на мой молчаливый вопрос старший Лутов. Отсутствовали братья довольно долго, я уже начал беспокоиться, когда Лутовы показались в сопровождении нескольких бородатых мужчин. Борода в каменном веке — обычное явление. Но даже в те времена за ней ухаживали: делали косицы, укорачивали на длину охвата ладони. Отшельники, идущие рядом с Лутовыми, были Карабасами-Барабасами из детской сказки про Буратино. У всех борода достигала пояса, а один мужик был явно рекордсменом — косицы его шикарной растительности заканчивались на половине бедра.

— Это и есть Макс Са? — Длинобородый смотрел на меня подозрительно.

— Да, я — Макс Са, — подтвердил, протягивая руку. Рукопожатие «Карабаса» — стальное, пришлось напрячь пальцы, чтобы не вскрикнуть от боли.

— Силен! — одобрительно отозвался мужик. — Обычно просят отпустить. Меня зовут Наим, я староста общины истинно верующих. Прошу к хатам, покормим чем Бог послал, а чего не дал, не обессудь.

— Нам лодки нужны, покушать успеем после взятия Будилихи, — сразу перешел я к делу.

— Сейчас нельзя, надо дождаться ночи, тогда и возьмешь без крови лишней, — замотал головой Наим, заставив свои косицы летать. Богдан сделал знак головой, поддерживая старосту. Когда из леса вышли неандертальцы, Наим покачал головой:

— Даже дети Леса служат тебе?

— Мы не разделяем и не изгоняем никого, все под одним Небом живем, одним воздухом дышим, — не стал усугубляться в природу своих взаимоотношений с неандертальцами. Ответ Наиму понравился, он даже крякнул от удовольствия, вразвалку ведя нас к избам, что виднелись между деревьев.

За столами места нашлось только четверти моего воинства: неандертальцы вообще расположились ближе к деревьям, не обращая внимания на детишек. А вот на местных женщин, мои Казановы, дети Леса, обращали очень даже пристальное внимание. Пришлось мысленно послать сигнал Пансе, что все эти люди — наши друзья. Пышнотелая женщина лет сорока принесла большой чугунок, от которого несло знакомым запахом.

— Кушайте на радость своему телу, — с этими словами она сняла крышку: инфаркт я не получил, но пульс был такой, что испугался за свое сердце. Чугунок был полон желтоватой рассыпчатой отварной картошки!

— Это картошка?! — мой голос сорвался от удивления.

— Бульба! Любишь бульбу? — воткнув нож в картофелину размером с крупную редиску, Наим положил ее передо мной на дощатый стол. Картофель был горячий. Перекидывая его с руки на руку, немного остудил дыханием и с наслаждением вонзил зубы.

— Как? Откуда? — Пока остальные мои друзья рассматривали диковинную еду, Наим поведал, что выращивают они бульбу издревле, ещё в Будилихе ее выращивают, но едят только сами «христоверы». Мне было непонятно, почему даже братьям Лутовым картошка незнакома. Вероятно, «христоверы» не распространялись про ценные свойство корнеполода, держа монополию на его выращивание и потребление. А может, Максель, где подавляющее большинство Русом были потомками местных — просто не принял этот продукт. Наелся я картошки до отвала — большинству Русов продукт не понравился, они предпочли сушеное мясо из своих рюкзачков.

До самой ночи мы сидели с Наимом, пока мои воины разлеглись прямо под деревьями, используя любой момент для отдыха. История отшельников была связана со мной, как это ни странно. В тот момент, когда «христоверы» объявили меня Сыном Бога, около двадцати семей воспротивились этому не желая, облекать меня в сан Сына Бога. Первое время разногласия были только на словах, но со временем стало доходить до мордобоя. Именно тогда их и изгнали из общины «христоверов», запретив пересекать реку и появляться на их берегу. Вот уже три поколения «истинно верующие» жили особняком, принимая в свои ряды беглецов от Церковного правосудия.

Как и предполагал Богдан, Наим стал проситься со своими людьми вместе с нами, желая свести счеты с «богохульниками». Мне такая помощь была кстати, «истинно верующие» могли выставить двадцать семь молодых крепких парней. Оставалось дождаться глубокой ночи, когда после ночных молитв и бдений жизнь в религиозной Будилихе затихала. Лодок у общины Наима было десять, но за один раз можно было перевезти не более четырех пассажиров. Когда весь мой отряд оказался на южном берегу, гребцы вздохнули с облегчением — при свете Луны были видны их прилипшие к телам мокрые рубахи.

Чтобы попасть в Будилиху, следовало спуститься вниз по течению примерно на три километра. У входа в городишко находился дозор, наплевавший на безопасность и исполнение своих обязанностей. Двое воинов-сатанистов даже не успели проснуться, убитые передовым отрядом Панса и парой парней из общины Наима. Ещё в гостях у Наима мы определили план действий: нужно избежать возможности бегства из города воинов и мирных жителей.

Всё свое войско разделил на пять отрядов — по отряду каждому Лутову и себе. Только мы знали, где находится центральный Собор Будилихи, куда я приказал сгонять всё население. Через Пансу довел до неандертальцев, что убивать можно только вооруженных людей, оказывающих сопротивление.

— Любой, кто убьет женщину или ребенка, будет казнен моей рукой, — предупредил всех, заставив уяснить серьезность своих слов. Один только Баск попробовал возразить:

— Макс Са, они сжигали наших на кострах.

— Виновных мы казним, но убивать женщин и детей не будем! — Не довольствуясь словами, передал Пансе мыслеообраз, запрещая убивать женщин и детей. Женщин неандертальцы и так не стали бы убивать, при таком-то дефиците в их общине, но насчет детей не был уверен.

Пять небольших отрядов разошлись по улицам города, и почти сразу возник шум боя, сопровождаемый криками. Упорное сопротивление было встречено лишь в двух местах: в казармах Будилихи, где бой вел отряд Богдана, и в самом остроге, куда направился я. Обещание, данное Нате во время нашего пленения и издевательств со стороны тюремщиков, требовалось выполнить.

Когда солнце стало подниматься над горизонтом, население Будилихи согнали к главному Собору. Трясясь от страха, здесь находились все трое судей, перед которыми я в свое время метал бисер, взывая их к совести. Единственным, кого я не видел среди пленников, был Гранит — мрачный служитель культа сатанистов, разоблачивший мою спасительную ложь во время судилища. Безобразный уродец-надсмотрщик и охранники острога были связаны и ожидали своей участи.

— Где Гранит? — обратился я к уродцу. Противно хихикая, тот ответил, что Гранита забрал Иканий, два месяца назад. С тех пор главный тюремщик и гроза секты «Возвращение» в Будилихе не появлялся. Позже всех к собору подошли неандертальцы — судя по довольным лицам и количеству плененных женщин, дети Леса дорвались до любимого блюда. Всё население Будилихи оказалось небольшим — на площади перед собором было собрано около семи сотен людей, не считая погибших.

— Я — Макс Са, Великий Дух, Посланник Бога, несущий свет и знания, — начал свою речь. Гул и крики на площади моментально стихли. — Вы извратили учение о Христе, вы извратили слова обо Мне, сделав Меня Сыном Бога, но это не так. Я всего лишь Посланник Его — Великий Дух Макс Са. Городок Будилиха — это место греха и жестокости, он должен быть сожжен, как вы сжигали здесь несогласных с вашей религией. Тот, кто хочет остаться в очищенном пожаром городе, должен повиноваться Наиму, — изумленный изгнанник поднял на меня глаза. Подозвав его к себе, продолжил:

— Наим решит, где быть городу — здесь, где развелась Скверна, или на месте своей общины! Все, кто хочет уйти в Максель — можете идти, идите и передайте мои слова мерзкому старикашке Никону, что я иду за ним. Те из вас, кто хочет присоединиться ко Мне, могут это сделать, если хотят бороться с несправедливостью. Я — несущий свет для друзей и Кара Небесная — для врагов!

Люди на площади молча слушали мои слова — даже перестали плакать маленькие дети. Решение разрушить и сжечь оплот ереси сатанистов, пришло ко мне в последний момент. Такая судьба города вызовет страх среди сатанистов. Помня о судьбе Будилихи, многие поселения будут сдаваться без боя и переходить на мою сторону. А самое главное — это будет смертельный удар по церковной власти «христоверов».

Желающих перейти в мой лагерь оказалось немного. Не все в Будилихе были упертыми сатанистами, в городе жили и потомки Русов, произошедшие от местных. Мне предстояло решить судьбу трех судей, представлявших в Будилихе церковную власть, и казнить надзирателей из острога. Кроме уродца-горбуна, надзирателей со связанными руками было четверо. В настоящий момент все они дрожали.

— Помните, что я вам обещал? — обратился к бледным тюремщикам. — Так вот, Макс Са всегда держит свое слово. Повесить этих четверых негодяев, которые издевались над людьми! — дал указание своим подчиненным. Под плач и крики из толпы все четверо были вздернуты на развесистом дубе, растущем у края площади.

— Что мне делать с вами? — обратился к трем судьям. Этих даже связывать не было необходимости. Дрожа, как осиновый лист, ко мне обратился один из них, заикаясь от страха:

— Макс Са, сохрани нам жизнь, во имя Господа нашего, Посланником которого Ты являешься. Я даже хмыкнул — как быстро «переобулся» старый хрыч, забыл о своих теологических нравоучениях.

— А что мне с этого, что получу я? Вы получите жизнь, но за всё надо платить!

Ничего я от него не желал — это было просто издевательство, я мстил за свои унижения и несправедливый вердикт, вынесенный в отношении меня.

— Пойдем со мной, Макс Са, — засеменил испуганный служитель, — в соборе есть твои вещи.

Крайне заинтригованный, вместе с Богданом вошел внутрь собора: с прошлого раза ничего не изменилось. Фрески всё так же изображали жизнь Макса Са — Сына Бога. Пройдя за алтарь, старикашка подошел к деревянной панели на стене, оказавшейся потайным шкафом. Нажав на створку, открыл узенькую дверцу и вытащил оттуда наши с Натой комбинезоны. Положив одежду на алтарь («Какое кощунство!» — воскликнул мой внутренний голос), старик извлек небольшой предмет, в котором я сразу опознал дезинтегратор. Мне едва удалось сдержать возглас удивления: красная лампочка на панели сигнализировала о наличии энергии для одного выстрела.

— Будем считать, что ты купил себе и своим друзьям жизнь, сохранив мои вещи. Пойдешь в Максель и передашь мои слова Никону, что иду за ним. Скажи ему, что сожгу его дряхлое немощное тело на лужайке в его же крепости. Искореню его род, не оставлю в живых ни мужчин, ни женщин, ни даже детей. Отправляйся прямо сейчас, пусть Никон знает, что он доживает последние дни. Моя армия давно пересекла реку, заходя на Максель и другие города со всех сторон. Каждого, кто высунется из города, буду сжигать, как вы сжигали моих потомков. До завтрашнего вечера никто вас не тронет, но едва солнце скроется за горизонтом — никто не будет в безопасности.

Упав на колени, церковный служака начал было отбивать поклоны со словами благодарности, но я поднял его:

— Не теряй времени, завтра в сумерках я перестану сдерживать своих воинов, и они откроют охоту на любого. Спеши к Никону, спасай свою жизнь.

Выйдя на площадь, повторил свои слова для всех — я не собирался тащить женщин и детей с собой. После моих слов ещё около десятка мужчин изъявили желание присоединиться к моему отряду.

— Уходите, завтра в сумерках никто не должен оставаться вне городов, иначе я не ручаюсь за своих воинов.

Толпа хлынула на восток, стараясь добраться до Макселя раньше обозначенного мной срока. На площади остались лишь мои воины да трупы повешенных.

— Богдан, Баск, спалим это проклятое место. Пройдут годы, и здесь снова будет город, но только в нем не будет места сатанистам! — Густой дым поднимался над местом, где раньше цвел оплот сатанистов — Будилиха.

Переправившись с помощью «искренне верящих» на северный берег Роны, мы задержались у них около пары часов, пока я не наелся картошки. Около ведра картошки для посадки и примерно пару ведер на пропитание мне выделил Наим, пообещав в дальнейшем так же снабжать. И хотя стоял конец мая, я планировал посадить картофель в Берлине, а впоследствии распространить эту культуру по всем своим землям.

Поблагодарив Пансу за службу, отпустил его к своей общине. Много женщин из Будилихи вместо неопределенности решили за лучшее связать свою дальнейшую жизнь с неандертальцами. Сан-Техе остались на южном берегу, отсюда до их общины было всего три дня пути на юг. Доведя женщин до своего поселения, Панса должен был вернуться в окрестности Макселя, вылавливая одиноких воинов, постоянно держа в страхе город.

Домой мы возвращались в приподнятом настроении: сатанисты будут сидеть в городах, ожидая нападения моей армии. Пользуясь передышкой, я смогу отразить повторное вторжение Дитриха, и ничто не помешает мне забрать то, что причитается мне по праву — Максель.

В полудне пути от Берлина, во время привала меня скрутило от невероятной боли в голове. Это был Панса, приславший мыслеообраз: многократно превосходящие силы сатанистов окружили и истребляли группу неандертальцев, не щадя даже своих женщин.

«Панса, где ты?» — послал сигнал, чуть отойдя от боли.

"Встретимся на Полях Вечной Охоты, Макш", — совсем как Санчо ответил Панса. Мои повторные попытки связаться с потомком приемного сына к успеху не привели. Меня распирало от боли в груди, связанной с пониманием случившегося. Я — проклятие для неандертальцев: потерял Санчо, теперь — Панса. Боль утраты была такой, что, не сдержавшись, выплеснул всю свою ментальную энергию в пространство, теряя сознание от взорвавшейся в голове звезды.

На небольшом каменистом острове, где из растений росли только мхи, лишайники и мелкие невзрачные кустарники, дикарь крупного телосложения собирал устрицы на отмели, бродя в воде по колено. Найдя особенно крупные экземпляры, он довольно скалил зубы. Выбравшись на берег, разбивал устрицы камнем и жадно поглощал содержимое, словно умирал от голода.

Огромное морское чудовище, похожее на осьминога, вынырнуло из воды в ста метрах от берега. Охотник не обратил на него внимание: на мелководье чудовище не заплывало, он это знал. Продолжая собирать устрицы, дикарь двигался вдоль берега. Обогнув небольшой мыс, оказался в небольшой бухте, где стояло большое судно со спущенными парусами.

На берегу кипела жизнь: люди сновали меж временных хижин. Увидев собирателя устриц, один из мужчин приветливо помахал ему рукой. Оскалившись, дикарь поднял руку в ответ, и в этот момент его затрясло: глаза остекленели, из прокушенного языка потекла кровь, а сам он рухнул лицом в воду. Со стороны хижин несколько человек бросились к упавшему и успели вытащить его из воды, прежде чем он захлебнулся. Прошло несколько минут, дикарь пришел в себя. Сфокусировав взгляд на людях, которые его вытащили из воды, он отчетливо произнес одно слово: «Макш!».

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ