Я ШАГАЮ К ДОМУ, БОРЯСЬ С ЖЕЛАНИЕМ ОБВИНИТЬ ЛЕО В ТОМ, что произошло в ресторане. Если бы он с самого начала был со мной откровенен и рассказал об убийстве, я бы сюда никогда не приехала. Единственное хорошее, что со мной произошло за время, потраченное на «Круг», это Томас, — если, конечно, с окончанием расследования наша дружба не прервется. Что, боюсь, вполне реально.
Звонит телефон. Достаю его из сумки, надеясь, что это Томас. Это действительно он. Я замедляю шаг и отхожу в сторонку.
— Элис. Я, наверное, отвлекаю вас от обеда?
— Нет, я уже возвращаюсь в «Круг», — говорю я, зажав пальцем другое ухо, чтобы отгородиться от уличного шума и лучше слышать.
— Отлично. Вы не поверите, но в то время, когда произошло убийство Марион Карто, один из ваших соседей находился в Париже.
Сердце у меня в груди подскакивает.
— Не уверена, что хочу знать, кто именно.
— Сильно беспокоиться не стоит, потому что ее убийца за решеткой, ждет суда. Он сам явился с повинной несколько месяцев назад.
— А. Ну, это, наверное, хорошо?
— В обычной ситуации я бы сказал, что да, хорошо. Но не все согласны с тем, что это сделал он. Явившийся с повинной — клошар, бездомный, который к моменту убийства всего год пробыл на свободе после предыдущего заключения. К несчастью, есть немало случаев, когда бродяги берут на себя вину за преступление только для того, чтобы снова оказаться в тепле. Тюрьма пугает их куда меньше, чем перспектива жить на улице.
— А если он и в самом деле виноват?
— Об этом мы узнаем только после суда, когда его версию событий проверят.
— Так кто же из моих соседей был в Париже в момент убийства? — спрашиваю я.
— Уильям Джекмен.
Я закрываю глаза.
— Лучше бы я ничего не знала про дыру в заборе между нашими дворами.
— Но это еще ничего не значит. Просто я решил сообщить вам, вот и все. Вам удалось узнать фамилию психотерапевта Нины?
— Нет, но это был мужчина. И она не ходила к нему, он сам приходил к ней домой. Обычно вроде бы так не принято?
— Обычно нет. Но если у нас нет фамилии, мы мало что можем сделать. — Томас на секунду умолкает. — С вами все в порядке? Судя по голосу, как будто не совсем?
— Ну, скажем, обед пошел не по плану. Я рада, что уезжаю сегодня. Это правильное решение.
— Может, мне лучше не заезжать? У вас, наверное, много дел перед отъездом.
— Просто нужно сложить одежду в коробки. За остальными вещами приеду как-нибудь потом. Так что прошу вас, заезжайте. Я буду рада увидеться с вами.
— Я точно не помешаю?
— Точно.
— Тогда встретимся примерно через час.
Едва я отключаю телефон, как он тут же звонит снова. Это Тамсин. Со злобным смехом слушаю настойчивые звонки до конца. Еве и Мэри потребовалось полчаса, чтобы уговорить подругу позвонить мне и извиниться — не сомневаюсь, она звонит именно для этого. Телефон звонит снова, и это опять Тамсин. Я и на этот раз не отвечаю и даю телефону отзвонить, а через минуту приходит сообщение о том, что мне оставлено голосовое сообщение. У меня нет настроения слушать ее сообщение — как и последующее, которое приходит через минуту.
Пять минут спустя звонит Ева. Мне по-прежнему больно, что она ни слова не сказала в мою защиту, поэтому ей я тоже не отвечаю. Я знаю, что несправедлива: они с Тамсин дружат много лет, и, естественно, она встала на сторону давней подруги. Но мне не хочется с ней говорить, особенно теперь, когда я знаю, что Уилл был в Париже во время убийства Марион Карто. Томас говорит, само по себе это еще совершенно ничего не значит. Но все равно.
Дойдя до «Круга», я плетусь через сквер к дому. Уроки в школах окончены, поэтому на площадку стягивается народ. Воздух, правда, прохладный, но светит солнце, и, несмотря ни на что, я улыбаюсь, глядя, как дети карабкаются по деревянным лазалкам. Остальная часть сквера пуста. Проходя через ворота напротив дома, я вижу Эдварда, заходящего в гараж, и машу ему. Невольно перевожу взгляд на дом Мэри и Тима, Тим опять стоит у окна на втором этаже. Он машет мне, я отвечаю. Смешно, что он даже не пытается скрывать, что наблюдает за сквером. Большинство людей, хотя в этом и нет ничего предосудительного, виновато отскочили бы или, по крайней мере, помахав, отвернулись бы. А этот продолжает смотреть как ни в чем не бывало.
Я собираю вещи и ставлю чемодан и сумку перед входной дверью: все готово, и после визита Томаса можно будет уезжать. В дверь звонят. Я встревоженно оглядываюсь. Для Томаса слишком рано. Может, это Ева? Если так, то я ее не впущу. Не могу, ведь вот-вот приедет Томас.
Прежде чем открыть дверь, я накидываю на нее цепочку.
— Ой, привет, — говорю я, с удивлением обнаружив за дверью Тима. На нем его обычные джинсы и регби-поло, и я задумываюсь, играл ли он в регби хоть раз в жизни.
— Привет, Элис, я решил зайти, — говорит он с улыбкой. — Мэри звонила и спрашивала, не знаю ли я фамилию психотерапевта Нины. Говорит, ты интересовалась?
— Да, но это не очень важно.
Он выдыхает с облегчением.
— О, хорошо, потому что Нина никогда не называла его фамилии... Мэри говорит, ты уезжаешь?
— Да, уезжаю. Поэтому не предлагаю тебе войти, — добавляю я — на случай, если он ломает голову, почему я разговариваю с ним через цепочку. — Вещи собираю.
Он отступает от двери.
— Все нормально, мне и самому пора. Очень жаль, что у вас тут не сложилось, Элис. Надеюсь, мы еще увидимся.
— Спасибо, Тим, — отвечаю я. — Непременно увидимся.
Я закрываю за ним дверь и иду на кухню. Прислоняюсь к разделочному столу и вспоминаю, что Нина помогала Тиму, когда он учился на психотерапевта. Я думала, она натаскивала его перед экзаменами, проверяла письменные работы, что-то в этом роде. Но, может, на самом деле помощь была более практической? Может, это было что-то вроде ролевой игры, где Нина изображала клиентку, а Тим выступал в роли психотерапевта?
Отталкиваюсь от стола, чувствуя, что вот-вот что-то нащупаю. Не с Тимом ли Нина встречалась по средам днем, когда Мэри сначала занималась йогой с Евой и Тамсин, а потом ехала забирать детей из школы? Если ее психотерапевтом был Тим, неудивительно, что она не называла Тамсин его имени.
С отвращением останавливаю сама себя. Тамсин права, я фантазерка. Но все-таки не безнадежная. Например, в том, что кто-то пробирается по ночам в дом, я уверена на сто процентов.
Лезу в холодильник за соком. Закрываю дверцу и уже перевожу взгляд на стакан, но тут глаза резко возвращаются к холодильнику, привлеченные тем, чего там быть не должно. Взгляд останавливается на маленькой, как на паспорт, фотографии, прикрепленной посреди всех остальных, и сердце у меня не просто замирает, оно останавливается. На время я перестаю дышать. Я знаю, кто изображен на снимке, но не хочу в это верить.
Бегу в прихожую и достаю из сумки телефон.
— Томас, вы уже в пути? — спрашиваю я, безуспешно пытаясь скрыть панику.
— Да, уже недалеко. Что-то случилось?
— Я только что увидела на холодильнике фотографию Нины.
— Нины?
— Да, Нины Максвелл. Я еще утром почувствовала, что кто-то побывал в кухне, но не могла понять, что именно там изменилось, только чувствовала, но не видела, стояла слишком далеко, — говорю я. От испуга голос срывается на крик. — Но сейчас я оказалась прямо перед холодильником и увидела ее среди остальных фотографий. Я не знаю, что делать, — добавляю я, едва дыша.
— Вы к ней не прикасались?
— Нет.
— И не прикасайтесь. Я только что говорил со своим знакомым из полиции о Бене Форбсе. Вы не поверите, что они обнаружили. Мы были правы, это заговор.
— В каком смысле?
— Похоже, Бен Форбс не только продал Максвеллам дом. Он еще и друг Тима Конуэя.
Я замираю и еле слышно говорю:
— Он только что сюда приходил.
— Кто? Тим Конуэй? Зачем?
— Я просила Мэри поинтересоваться у Тима, не знает ли он фамилию психотерапевта Нины, и вот он зашел, чтобы сказать мне, что не знает. Но я вот подумала: а что, если психотерапевтом Нины был Тим? Ее сеансы проходили в среду днем, когда Мэри была на йоге. Нина тоже раньше ходила на йогу, но перестала за четыре месяца до смерти.
Я с трудом перевожу дух.
Томас отвечает спокойным, но настойчивым тоном:
— Элис, я сейчас отключусь. Возможно, полиция прибудет раньше меня, но я постараюсь приехать как можно скорее. А до тех пор, если кто-то будет звонить в дверь, не открывайте.