Психотерапевт

Глава 36

ТОМАС ПРИХОДИТ В ПОЛОВИНЕ ТРЕТЬЕГО, в темно-синем костюме и светло-голубой рубашке. Он очень бледен.

— Я только что от Хелен, — говорит он.

— Как она?

— Не очень хорошо. Особенно если вспомнить, какой она была раньше.

— Как жаль, — говорю я и опять задумываюсь, не связывает ли Томаса и Хелен нечто большее, чем просто дружба.

Мы идем на кухню и садимся.

— Студентами мы раз или два сходили куда-то вдвоем, — говорит он, будто прочитав мои мысли. — Но поняли, что нам больше нравится дружить, чем встречаться.

Он лезет во внутренний карман пиджака и достает бумажник.

— Вот мы в наши лучшие годы. — Он вынимает из бумажника фотографию. — Взял сегодня с собой, чтобы показать ей.

Я несколько секунд рассматриваю снимок. Томас тут моложе, волосы у него длиннее. Обхватив за плечи, он прижимает к себе хорошенькую девушку со смеющимися голубыми глазами. Выглядят они такими беззаботными… Наверное, Хелен нелегко было смотреть на этот снимок теперь.

— К счастью, тогда она не знала, что ее жизнь оборвется в сорок три года. Так она сегодня сказала, — говорит Томас. — Я иногда спрашиваю себя, успела ли Нина подумать о том же, когда поняла, что вот-вот умрет.

Я возвращаю ему фотографию.

— Не надо.

— Простите, — спохватывается он. — Очень непрофессионально с моей стороны. После визитов к Хелен я сам не свой, но это, конечно, не должно отражаться на работе.

Я чувствую легкий укол разочарования из-за того, что я для него — работа.

— А еще я не успел пообедать, и, наверное, сахар в крови упал. У меня диабет.

Я вскакиваю:

— Что же вы сразу не сказали?! Я вижу, что вы какой-то бледный. Давайте я вас накормлю. Чего бы вам хотелось?

— Печенья или банана будет вполне достаточно.

— Это у меня есть, но я тоже еще не обедала и собиралась сделать себе омлет. С сыром и грибами — подойдет?

— Звучит изумительно, но я не хочу доставлять вам неудобство.

— Мне совсем не трудно.

Он достает телефон и кладет на стол.

— К сожалению, пока никаких известий об убийстве во Франции. Но, возможно, до конца недели что-нибудь появится.

— Я ничего не нашла о том, что убийцу поймали, — говорю я.

— Я тоже. Скорее всего, это означает, что дело до сих пор не закрыто. А следовательно, как я и предполагал, между этими двумя преступлениями вряд ли есть связь, тем более что они произошли в разных странах.

Я чищу грибы и рассказываю ему о разговоре между Евой и Тамсин, который услышала, когда пришла к Тамсин на кофе. Мне неловко, но очень хочется узнать, что он об этом думает.

— Лео известно о дырах в заборах между вашим участком и соседскими? — спрашивает Томас.

— Да, я ему сказала. Он решил, что это отличная идея.

— Простите, что спрашиваю, но как у вас с ним сейчас дела?

— Он здесь пока не живет.

— Мне жаль.

Я отворачиваюсь, не хочу думать о Лео. Выливаю взбитые яйца в две сковородки, ставлю их на слабый огонь. Подворачиваю поджарившиеся края к середине, жидкая часть из середины переливается на освободившееся место. Эти простые движения действуют на меня умиротворяюще.

— Вы знакомы с мужем Тамсин? — спрашивает Томас.

— Да.

— И что вы о нем думаете?

— На убийцу он не похож, если вы об этом.

— Понимаю, что не скажу ничего нового, но внешность бывает обманчива.

— Вы правы, эта истина мне уже известна, — с жаром произношу я, добавляя в омлет грибы и немного тертого сыра.

Томас сочувственно улыбается.

— Но если Тамсин считает, что у него был роман с Ниной... — начинает он.

— Не было у него романа, — тотчас говорю я и пересказываю наш разговор с Тамсин в кафе. — Впрочем, не знаю, насколько всему этому можно верить.

— Простите? — недоумевает он.

Я складываю оба омлета вдвое и слегка прижимаю сверху лопаткой, чтобы сыр расплавился.

— Меня не оставляет ощущение, что Тамсин морочит мне голову. Когда у меня спрашивали, как я узнала об убийстве, я всем отвечала, что мне позвонила журналистка. И с тех пор Тамсин волнуется: раз мною заинтересовались журналисты, значит, полиция наверняка снова занялась этим делом. Я все отрицала, но она наверняка думает, что я продолжаю общаться с этой журналисткой. И, возможно, нарочно меня дезинформирует! Два этих разговора произошли буквально друг за другом: один я подслушала, а в другом сама принимала участие, — и что-то в них не сходится.

— Ну, у меня пока складывается ощущение, что Тамсин изо всех сил старается убедить вас, что ее муж Нину не убивал. С другой стороны, она же сама рассказала вам, что он тяжело переносит отказы.

— Я очень хорошо представляю себе, что должны были почувствовать Ева и Тамсин, когда узнали, что у Нины был любовник, — говорю я, перекладывая омлеты на тарелки и относя их на стол. — Те несколько секунд на прошлой неделе, когда у меня появилось подозрение, что Лео знал Нину, были очень нелегкими. Наверное, даже у Мэри на мгновение мелькнуло сомнение насчет Тима. А уж он-то наименее вероятный кандидат.

Томас с восхищением смотрит на омлет:

— Выглядит чудесно, спасибо!

Он берет нож и вилку и снова поднимает на меня глаза:

— А вот интересно, почему вы так уверены, что Тима нужно подозревать в последнюю очередь? Ведь они с Ниной легко могли сойтись на почве интереса к психологии.

— Возможно. Но Тим и Мэри — по-настоящему крепкая пара. Как и Ева с Уиллом. Так что я бы поставила на Коннора.

Я сажусь напротив Томаса и из-под ресниц украдкой наблюдаю, как он ест. Мне нравится, что он сидит со мной за одним столом.

— Помните, вы сказали, что, возможно, волосы Нине отрезали как бы в наказание? — говорю я. — Но ведь если кто-то взялся ее судить и наказывать, не логичнее ли предположить, что это была женщина?

И тут же жалею о сказанном.

— Вы думаете о том же, о чем и я? — спрашивает Томас, вглядываясь мне в лицо.

— Не знаю, — отвечаю я, но на самом деле да, я думаю о том же, просто эта мысль слишком ужасна.

— У Тамсин определенно был мотив, — говорит он. — Мало того что Нина от нее отдалилась, так еще и мужа она стала подозревать в измене...

— Но она всегда считала, что Оливер не убивал Нину, — перебиваю я его. — Она с самого начала уверяла всех, что он невиновен. Зачем же ей было настаивать, что Нину убил не он, если убийцей была она сама?

— Потому что, как мы уже понимаем, она могла затеять хитрую игру. И вы ведь слышали, как она сказала, что на убийство способен любой?

Кажется, мы все-таки перегибаем палку.

— Нет-нет. Я уверена, что это не Тамсин. Не понимаю, как эта мысль вообще могла прийти мне в голову!

Я откидываюсь на спинку стула, потому что вдруг чувствую потребность физически отдалиться от Томаса и ото всего, что мы тут делаем. Но расстояние все равно недостаточное, поэтому я встаю и начинаю убирать со стола.

— Извините, но это уже чересчур. Может, просто примем версию, что это Оливер убил Нину?

— Как все здесь сразу и сделали, — говорит Томас.

— Может, это действительно был он?

Томас встает и забирает у меня тарелки.

— Может быть, — говорит он. — Но пока мы не будем в этом абсолютно уверены, я не успокоюсь. Ради Хелен и Оливера. Поверьте, если бы я считал, что он виновен, я бы не взялся за это дело. Но я вижу здесь слишком много нестыковок. К тому же Оливер поклялся Хелен, что это не он. Она говорит, что он не стал бы ей лгать. И я ей верю.

Томас относит тарелки в раковину и оглядывается.

— Мне ужасно неловко, что я втянул вас во все это. Не знаю... Может, мне лучше уйти?

— Нет, прошу вас, останьтесь. Но… мы могли бы поговорить о чем-нибудь другом?

— Давайте. — Он явно чувствует облегчение. — О­тличная мысль.

Я всего лишь приготовила для него еду, но мы вдруг почувствовали, что теперь можем без стеснения рассказать друг другу о себе. Томас развелся три года назад и теперь живет в Южном Лондоне. Я сопереживаю ему, слушая о том, как они с женой пытались договориться, чтобы их шестилетний сын жил поочередно у них обоих. Но в конце концов они не захотели нарушать его привычный распорядок и приняли решение, что главным опекуном пока останется мать.

— В следующем сентябре он пойдет в другую школу, и ситуация изменится, — продолжает Томас. Я приготовила кофе, и мы снова сидим за столом. — Новая школа недалеко от моего дома, так что каждую вторую неделю он будет проводить у меня. Жду не дождусь, ужасно по нему скучаю.

Еще Томас рассказывает, что в детстве все время читал Шерлока Холмса, а после, закончив учиться на факультете психологии и криминалистики, решил, что не хочет работать в полиции — как собирался, — а станет частным детективом.

Я рассказываю ему о нас с Лео, о том, что переезд в Лондон должен был стать началом нашей новой жизни, как меня мучает совесть из-за того, что я не могу простить ему ложь, и как странно, что я не допускала и мысли о том, что он способен мне соврать.

— Если вдуматься, нет ничего удивительного в том, что вам оказалось непросто жить вместе, раз до этого вы виделись только по выходным, — замечает Томас. — Два дня в неделю в течение — сколько это длилось? — двух лет? Даже меньше? В общей сложности получается месяца три-четыре реального времени.

— Никогда об этом не думала, — говорю я, чувствуя, что совесть мучает меня чуть меньше.

Еще я рассказываю о том, как потеряла родителей и сестру, и признаюсь, что, возможно, именно поэтому меня так глубоко взволновало убийство Нины.

— Думаю, если бы не моя сестра, меня бы здесь давно не было. Я бы не разговаривала с вами и не пыталась помочь докопаться до истины. Я сама не очень хорошо понимаю свои мотивы. Подозреваю даже, что в них есть что-то нездоровое. Я не знала Нину лично и не должна была так глубоко в это погружаться. Но иногда, когда я думаю о сестре или о Нине, они странным образом соединяются у меня в голове. Как будто бы это один и тот же человек.

Глаза Томаса полны сочувствия.

— Как вы думаете, вам с Лео удастся все наладить?

— Нет. Больше нет никаких нас с Лео. Он скрыл от меня свое прошлое — и это для меня чересчур. Я не смогу с ним жить.

Томас медленно кивает.

— И что вы собираетесь делать?

— Это его дом, не мой, так что я просто уеду обратно в Харлстон. Он разрешил мне остаться до следующих выходных. Чтобы хоть чем-то загладить свою вину — думаю, так он решил.

— Тогда… Хелен спрашивала, не сможете ли вы с ней встретиться. Я пока не хотел об этом упоминать, догадывался, что вам это вряд ли удобно. Но раз вы скоро уезжаете, то... — Он умолкает.

— Я с радостью встречусь с ней, — говорю я.

— Вы уверены?

— Да.

Впервые за все наше знакомство мне кажется, что ему… неловко.

— Как насчет следующей среды? Что, если я приглашу вас на обед, а потом мы сможем вместе пойти к Хелен?

— Это было бы замечательно.

— А пока будем обедать, может быть, вы расскажете, как добраться до Харлстона? Чтобы я знал, как сообщить вам, если в деле появятся подвижки, — прибавляет он с улыбкой.

— Обязательно расскажу, — говорю я, улыбаясь в ответ.

— Отлично. — Он смотрит на меня с любопытством и спрашивает: — А как Лео отреагировал, когда вы сказали ему, что все кончено?

— По-моему, просто смирился. Ведь мало того что он мне врал, так он еще и эту идиотскую шутку с волосами придумал.

— Какую еще шутку?

— Ну, это такая нелепица, что я вам про это даже не стала рассказывать.

— Что случилось?

Неохотно — уж в очень дурном свете это выставляет Лео — я рассказываю о волосах, разбросанных по дому, и о том, как обнаружила хвост светлых волос на полке в шкафу.

— Он, видимо, хотел меня напугать… Надеялся, что я решу, будто повсюду вижу волосы Нины, — говорю я. — Вот только мне это и в голову не пришло. Я думала, что это мои волосы. Они у меня выпадали, когда погибли родители и сестра, и я решила, что это опять началось, из-за стресса в связи с убийством.

— Вы поэтому никогда их не распускаете?

Я поднимаю руку и неловко дотрагиваюсь до волос.

— Да, вошло в привычку. А еще я думаю, что Лео по ночам рыскает по дому — еще один способ вселить в меня страх. Я не могу жить с человеком, для которого все это нормально.

Томас хмурится:

— Что значит — рыскает по дому? Вы вроде говорили, что он здесь не живет?

— Вот именно, — отвечаю я с кислой улыбкой.

— Простите, я не понимаю.

— Ну, было несколько ночей, когда мне казалось, что в комнате кто-то есть и он наблюдает за мной. В первые два раза я очень испугалась, но, поскольку ничего плохого не произошло, мне удалось убедить себя, что на самом деле в комнате никого нет, а я чувствую присутствие духа Нины, — объясняю я и мои щеки пылают. — Понимаю, звучит ужасно глупо, но после смерти сестры я чувствовала ее присутствие, особенно по ночам… Так что мне нетрудно было внушить себе, что со мной опять творится нечто подобное. Ну и, как я уже сказала, ничего плохого не происходило, и наутро в доме не обнаруживалось ничьих следов. Так что я не сильно переживала. Но на днях Ева сказала, что Нине незадолго до смерти тоже иногда по ночам казалось, будто в доме кто-то есть. А это противоречит моей теории насчет призраков.

— Но с чего бы Лео делать такое?

— Чтобы я испугалась и уехала из дома.

— Но ведь это его дом, и он в любой момент может попросить вас уехать.

— Да, но, возможно, ему важно, чтобы я сама захотела. Чтобы люди в «Круге» подумали, будто я уезжаю не потому, что он меня выгнал, а потому, что мне страшно оставаться в доме. Все знают, что он не рассказал про Нину, и ему надо как-то реабилитироваться, если он собирается жить здесь и дальше.

— Но если нечто подобное происходило и с Ниной… Наверное, это означает, что в дом пробирается кто-то другой, — задумчиво проговорил Томас. — У кого еще есть ключи?

— Насколько я знаю, ни у кого.

— Вы уверены? Ключи часто дают соседям — на всякий случай. У моего соседа есть вся связка от моей квартиры.

— Лео не говорил, что давал кому-то наши ключи, но я могу спросить.

— А про ночные посещения вы у него спрашивали?

— Нет, забыла… Наверное, потому что по сравнению с его враньем это показалось мне пустяком. Но про волосы спросила. Мол, какая глупость, но он сказал, что и не рассчитывал, что мне понравится. Вот я и думаю теперь, что, наверное, никогда его на самом деле не знала, — говорю я и печально улыбаюсь. — М­ожет, сменим тему?

Когда через час Томас уходит, мне кажется, будто мы наконец подружились. И он, я знаю, чувствует то же самое. Когда мы стоим у дверей и прощаемся, ясно, что никому из нас не хочется расставаться.

— У вас еще не появилось желания бросить всю эту историю? — спрашивает он, пристально глядя мне в глаза.

— Если Оливер не убивал Нину, я хочу, чтобы виновный был отдан под суд.

— Кем бы он ни оказался? — мягко спрашивает он.

Я думаю о своих соседях по «Кругу» — некоторых из них я уже считаю своими друзьями. Но потом вспоминаю о Нине, о том, как она умерла и как страдала. А еще — о своей сестре, за гибель которой так никто и не ответил.

— Кем бы он ни оказался, — твердо отвечаю я.