ПОСРЕДИ НОЧИ Я ОЩУЩАЮ ЧЬЕ-ТО ПРИСУТСТВИЕ. «Это всего лишь Нина», — напоминаю я себе, пока меня не сковал ужас.
— Думаю, твой убийца все еще на свободе, — говорю я ей. —И я обязательно его найду.
Только перед глазами у меня стоит лицо не Нины Максвелл, а моей сестры.
Я вспоминаю об этом, проснувшись, и меня охватывает ужасное смятение. Для кого я все это делаю? Не потому ли, что за смерть моей сестры так никто и не ответил и теперь мне хочется, чтобы у Нины Максвелл все было по-другому? Я даже не представляю, во что ввязалась. Как можно тайком участвовать в расследовании судебной ошибки, даже не зная наверняка, была ли она вообще — эта ошибка?
И тут приходит письмо, его проталкивает под дверь почтальон. Я так отвыкла от конвертов, надписанных от руки, что некоторое время разглядываю его, пытаясь угадать, кто отправитель. Почерк мне незнаком, он немного дрожащий, значит, скорее всего, писал кто-то немолодой. Лорна? Но, открыв конверт и развернув один-единственный лист бумаги, я сразу понимаю.
Дорогая Элис,
мне захотелось написать вам и лично поблагодарить за то, что согласились выслушать все, что он мог рассказать об Оливере и Нине. Я понимаю: существует вероятность, что вы не сможете нам помочь или не пожелаете. Но хочу, чтобы вы знали, как я благодарна, что вы согласились хотя бы допустить мысль о невиновности Оливера, в то время как те, кто его знал, так быстро и легко от него отреклись.
Прошу простить меня за столь короткое письмо и за чудовищный почерк, я знаю, что Томас объяснил вам мое положение, и надеюсь, вы поймете.
Я искренне надеюсь, что когда-нибудь нам представится возможность познакомиться лично.
С самыми теплыми пожеланиями,
Хелен
Я успеваю удивиться, откуда у Хелен мой адрес, но потом понимаю, что в этом доме жил ее брат. Меня захлестывают эмоции, и, убирая письмо обратно в конверт, я понимаю, что все мои сомнения относительно того, следует ли помогать Томасу, бесследно растаяли. Конечно, я не буду делиться с ним своими теориями относительно Коннора, Уилла и остальных. Просто расскажу ему, что говорят люди, а дальше он уж пусть сам делает выводы. Если Оливер не убивал Нину и если вдруг погибнет кто-то еще, я никогда себе не прощу, что побоялась кого-нибудь обидеть и потому не сделала того, что должна была сделать.
У меня есть уже почти все, что нужно для сегодняшнего ужина, накануне я съездила за продуктами в Сток-Ньюингтон. Вот только кинзу я забыла, так что набрасываю куртку и бегу в ближайший магазин.
Быстро пересекаю сквер и, проходя мимо детской площадки, машу Тиму и его сыновьям. Пронизывающий ветер, которого я не учла, вырывает пряди волос из-под заколки, и я застегиваю куртку до подбородка, жалея, что не надела что-нибудь потеплее. Вскоре я уже в магазине и помимо кинзы выбираю огромную гроздь темно-фиолетового винограда, несколько груш, яблок и апельсинов. И раз уж у меня есть виноград, в соседней лавке деликатесов покупаю пару упаковок мягкого сыра. Чуть дальше есть цветочный магазинчик, в котором, поддавшись внезапному порыву, я покупаю букет бледно-розовых роз для Лорны. Занесу их попозже — возможно, удастся застать ее дома одну.
Очень хочется кофе, и я перехожу на другую сторону улицы — в кафе, где я уже бывала. Подойдя ближе, вижу, что у окна сидит Тамсин с кружкой, над которой вьется пар. Я передумываю и собираюсь уйти, но она вдруг ловит на себе мой взгляд и поднимает голову. Я неловко улыбаюсь и поднимаю руку, чтобы помахать, как будто просто шла мимо. Но она вдруг вскакивает, пробирается сквозь столы и подходит к двери.
— У тебя найдется время на кофе? — спрашивает она, перекрикивая уличный шум.
— Вполне, — говорю я, радуясь, что она спросила.
Это кафе мне нравится: уютный гул разговоров перемежается шипением кофемашины, звоном посуды и звяканьем вилок по тарелкам. Тут тепло и людно, но не настолько, чтобы слышать, о чем говорят за соседним столиком. Воздух насыщен ароматом кофе и свежей выпечки.
— Ты вся в хлопотах, — замечает Тамсин, забирая у меня пакеты и заталкивая их под деревянный столик. — Это на вечер?
— Частично.
Она одобрительно кивает на розы:
— Люблю, когда девушка сама покупает себе цветы. Если бы я так не делала, у меня бы их никогда не было.
— Это не для меня, а для Лорны. В прошлый раз, когда мы виделись, она показалась мне расстроенной.
— Как мило с твоей стороны.
Свою сумку она водружает на колени, убирает туда телефон, красные кожаные перчатки и белую шапку с помпоном, освобождая место на столе, потом достает кошелек.
— Что тебе взять?
— Ой... спасибо. Твой горячий шоколад выглядит очень аппетитно, я, пожалуй, тоже буду его, если можно.
Тамсин возвращается через несколько минут — в одной руке кружка, в другой она с трудом удерживает две тарелки, на каждой из которых лежит по куску торта. Один определенно шоколадный, насчет второго не уверена. Может, кофейный?
— И он еще с грецким орехом, — говорит Тамсин, когда я спрашиваю. — Выбирай.
— Ой, мамочки, спасибо, на торт я и не рассчитывала. Оба выглядят потрясающе — что, если мы съедим по половинке каждого?
— Отлично! — совсем по-детски радуется она и разрезает каждый кусок пополам.
— Мы что-то празднуем? — спрашиваю я. — У тебя, случайно, не день рождения?
— Нет, но такое чувство, как будто да!
— Что-то произошло?
Тамсин отвечает не сразу:
— Мы с Коннором вчера долго разговаривали о том, что меня уже давно беспокоило, и, к счастью, оказалось, что волновалась я зря. У меня как будто камень с души свалился, и жизнь кажется прекрасной.
— Это здорово, — говорю я как ни в чем не бывало, но настораживаюсь, вспомнив услышанное вчера. — Хорошо, когда удается обсудить то, что тревожит, иначе недопонимание будет только накапливаться.
Она медленно кивает:
— Рада, что встретила тебя, а то мне так стыдно. Вчера я про него наговорила бог знает что. Не такой уж он и плохой — например, он прекрасный отец… Просто мы очень разные люди, а я не сразу это поняла.
— Думаю, все мы стремимся соответствовать мечте человека, на которого хотим произвести впечатление, — говорю я, вспоминая ее слова о том, как Коннор первое время притворялся, будто любит то же, что и она.
— Ну да, он так и сказал. Сказал, что безумно в меня влюбился и пытался стать моим идеальным мужчиной. Просто не смог продержаться достаточно долго, вот и все. — Тамсин берет вилку и отламывает кусочек шоколадного торта. — Но дело не только в этом, — говорит она, не донеся его до рта. — Я всегда подозревала, что у Коннора роман с Ниной, но никогда не решалась спросить у него, потому что боялась услышать ответ. И того, что, возможно, узнаю. Теперь жалею, что не спросила раньше, — избавила бы себя от мучений. — Она наконец отправляет торт в рот. — Ужасно вкусно. Попробуй.
— То есть у него с Ниной все-таки ничего не было? — спрашиваю я, приступая к своей порции десерта.
— Нет. Но ему хотелось.
— О! — вырывается у меня, и я опускаю вилку. — И каково тебе было, когда ты это услышала?
— Как ни странно, нормально, ведь то, из-за чего я столько времени мучилась, наконец прояснилось. — Тамсин поворачивает тарелку и отламывает кусочек кофейного торта. — За несколько месяцев до смерти Нина начала отдаляться, — рассказывает она мне то, что я уже знаю от Евы. — Я думала, ей не понравилось, что я попросила контакты ее психотерапевта. Она помогала мне разобраться с эмоциями как подруга, не как психотерапевт, а я чувствовала, что нуждаюсь в профессиональной помощи, оказывать которую мне она не имела права. Я боялась, что она обиделась, тем более что контактов она мне так и не дала.
— Я посещала психотерапевта, когда умерли мои родители и сестра, и не знаю, что со мной было бы, если бы не это. Но... Нина сама ходила к психотерапевту?
— Да, так делают многие психотерапевты. Кто-то — потому что ему действительно нужна помощь, а кто-то считает, что это поможет ему профессионально вырасти. Думаю, в Нинином случае было и то и другое. — Тамсин втыкает вилку в торт. — Ну, как бы то ни было, меня она больше не хотела видеть не из-за того, что я ее обидела, а из-за Коннора. Он носил ей свое виски, чтобы она попробовала, и я нормально к этому относилась. Сама я виски терпеть не могу и была рада, что Коннор нашел того, кто разделяет его страсть. Но однажды вечером он попытался ее поцеловать. Она его оттолкнула, но проблема с Коннором в том, что ответа «нет» для него просто не существует. Он стал упорствовать, и тогда Нина пригрозила, что скажет мне. Коннор взмолился, чтобы она этого не делала, и в конце концов она согласилась. Но сказала, что он для нее больше не существует и теперь она его презирает за то, что он хотел меня обмануть.
— И Коннор с этим смирился? С тем, что стал для нее пустым местом?
Тамсин смотрит на меня, прищурившись:
— Я понимаю, к чему ты ведешь. Хочешь спросить, не мог ли он так сильно на нее разозлиться, чтобы захотеть убить?
— Нет, я совсем не это имела в виду, — говорю я, чувствуя, как вспыхивают мои щеки. И дело вовсе не в опасении, что кто-то нас услышит. Куда больше меня поражает то, насколько буднично она это говорит. К тому же у меня все не идут из головы слова Лорны — этот разговор, как и многие другие, мог быть заранее спланированной постановкой. — Я поражаюсь, что тебя не возмутило то, что он поцеловал Нину.
Тамсин отодвигает пустую тарелку в сторону и откидывается на спинку стула.
— Конечно, мне это неприятно. Очень! Но облегчение, которое я испытала, узнав, что Нина от меня отдалилась из-за того, что ей было передо мной неловко, куда важнее того, что Коннор ее поцеловал. — Ее зеленые глаза пристально смотрят на меня. — Ты меня понимаешь, Элис?
Я медленно киваю. Я ее понимаю, потому что ложь Лео и мне, и другим обо мне потрясла меня не меньше, если не больше, чем то, что Нину убили в нашей спальне.
— И Коннор все это тебе рассказал? — Я стараюсь, чтобы она не расслышала в моем вопросе скепсиса.
— Да.
— Ну, здорово, что вы все это обсудили и уладили.
Тамсин кивает со счастливой улыбкой.
— Мы договорились начать с чистого листа: что было, то было, надо двигаться дальше. — Она смотрит на мой кусок кофейного торта: — Ты не будешь?
Я смеюсь и пододвигаю тарелку к ней:
— Ешь! Мне все равно пора бежать.