Пуля всегда права

ГЛАВА 11

Филатов не любил откладывать дело в долгий ящик. Несмотря на полночь, он достал записную книжку и, не выходя из машины, — он только что отвез Зину домой — набрал номер. Как он и предполагал, человек, которому он звонил, спать пока не собирался. Филатову ответили сразу.

— Привет, Кардинал, — сказал он. — Филатов беспокоит.

— Фил? Вот, е… Медведь в лесу сдох, что ли? В прошлый раз ты мне звонил, когда мы еще в школе учились…

Это было некоторым преувеличением. За одной партой с Витей Градским Юра Филатов сидел четверть века назад. И с тех пор они встречались, хоть и нечасто.

Градский был человеком таинственным. Официально он работал в крупной фирме начальником отдела исследования рынка, хотя, чем в действительности он занимался, знали в Москве человек десять, не больше. Однако если нужно было найти информацию… скажем так, не лежащую на поверхности, эти десять человек обращались именно к Кардиналу.

— Ты не прав, Витек. Мы виделись в прошлом году. Не ты ли меня коньяком в умат упоил?

— Ну да. Это еще мягко сказано — в умат. Скорее вусмерть. Или вдрабадан. Небось повторить хочешь? Так я не сплю…

— Нет, Кардинал. Я по делу звоню. Нужна консультация.

— Так приезжай. Ты на машине?

— Да.

— Тогда ночевать у меня останешься. Моя благоверная как раз в Питер к матушке свалила.

Припарковав джип на стоянке для гостей около не так давно построенного жилого комплекса на проспекте Вернадского, Филатов связался по домофону с Градским и поднялся на двадцатый этаж, где в шикарной многокомнатной квартире обитал его одноклассник. Судя по всему, жить тот умел. Филатов всегда диву давался, откуда у людей могли быть честно заработанные деньги на такое жилье. Правда, и сам он не раз держал в руках огромные суммы, но, чтобы присвоить их — даже такой мысли не возникало у бывшего десантника. Зато его одноклассник явно овладел наукой присвоения чужих финансов.

Через общих знакомых до Юрия доходили слухи о том, что Градский является чуть ли не посредником, третейским судьей в разборках различных мафиозных групп. Такие люди обладали огромным авторитетом в определенных кругах, но на первый план не выходили никогда и собственными делами не занимались. Большущие «бабки» они загребали только за посреднические услуги, в отличие от старых воров в законе, которые занимались не только этим благородным делом.

Времена изменились, влияние «законников» за последние годы упало, структура криминалитета менялась медленно, но верно, и авторитетами все чаще становились люди, не нюхавшие зоны, не совершавшие преступлений, а имевшие в запасе только одно — светлую голову. К таким принадлежал и Градский, в своем кругу носивший кличку Кардинал.

Градский провел Филатова в гостиную, усадил на антикварный диван и, шаркая растоптанными тапочками, отправился за коньяком. Филатов еще со школьных лет знал за ним привычку донашивать домашние тапочки до состояния полного утиля, за что его постоянно пилили родители, а после — жена. И стоило кому-нибудь эти тапки выбросить, скандал начинался грандиознейший. Было очевидно, что своим привычкам Кардинал так просто не изменял.

Вскоре они сидели рядом и, смакуя дорогой коньяк, перемывали косточки одноклассникам. Наконец Градский спросил:

— Юрик, ты говорил, что дело у тебя ко мне. Так может, изъясни, пока трезвые. Потом не до того будет.

Филатов закурил.

— Понимаешь, Виктор, дело тут скользкое. Я устроился охранником к одному мужику, Васнецов его фамилия…

— Это который «Дорога ЛТД»? — уточнил Градский.

— Он самый. Мне поручили охранять его сына, парень почти взрослый, четырнадцатый год ему. Папаша прочитал в газете статью про киднепинг и испугался. Так надо было случиться, что парня таки похитили! Причем два раза. Первый — компаньоны Васнецова, мы их вычислили, а вот второй… Непонятно.

Филатов рассказывал однокласснику о событиях последних двух дней. Тот задумчиво потягивал коньяк, согревая фужер в ладонях.

— Так что ты хочешь узнать, кому понадобилось пацана красть?

— Именно. Дело-то в том, что это я его проворонил.

— Не нравится мне это дело, — заметил Кардинал. — Что-то уж больно сложно все закручено. На фирму Васнецова за столько лет ни одного наезда не было, а тут — такое. Я понимаю, что ему дали сперва раскрутиться, заказами обрасти. Но что-то уж больно все нестандартно. Ладно, завтра у нас что — понедельник? Точнее, уже сегодня… Я попытаюсь кое-кого поспрошать. Есть люди… Ну а сейчас давай коньячку попьем. Давно тебя не видел, интересно же, чем ты жил последнее время. Все-таки за одной партой сидели…

Филатов проснулся поздно. Хозяин уже давно был на ногах и собирался на работу. Юрий попросил у него бритву, привел себя в порядок и только тут заметил, что Кардинал слегка не в своей тарелке.

— Случилось что, Витя? — спросил он, когда они уселись за стол с сооруженным Градским нехитрым завтраком.

— Да ничего пока… Намекнули мне утречком, кто мог на Васнецова зуб точить. Но пока не скажу ничего. До вечера подожди, тогда точно буду знать.

— Когда мы встретимся?

— В десять вечера подгребай ко мне. Договорились?

Когда Филатов уселся за руль «мицубиси», в кармане запел мобильник.

— Юрий Алексеевич? Васнецов. Вы мне нужны. Подъезжайте в офис, я вас жду.

— Понял, — ответил Филатов и выжал сцепление.

Василий Васильевич ходил взад-вперед по своему кабинету и размышлял о том, как обманчивы бывают человеческие отношения. Он считал своих компаньонов если не друзьями, то близкими людьми, командой. И тут такое…

В данный момент известий о местонахождении коммерческого и технического директоров фирмы «Дорога ЛТД» не было. Их телефоны не отвечали, посланные курьеры тыкались в запертые двери и возвращались в офис ни с чем.

В дверях кабинета возникла крепкая фигура Филатова.

— Звали, Василий Васильевич?

— Проходите, присаживайтесь, — пригласил Васнецов десантника.

Из шкафа он достал бутылку коньяка, фужеры, нарезанный лимон и поставил все это на стол. Затем позвонил секретарше и приказал:

— Ира, меня ни для кого нет.

Филатов с недоумением смотрел на приготовления своего начальника и уже подумывал о том, чтобы отказаться под благовидным предлогом. Но передумал — в такой ситуации «неформальное» общение с шефом могло дать дополнительную информацию.

Когда коньяк был разлит, Васнецов произнес:

— Выпьем, чтобы с Костей все было в порядке… — Они подняли рюмки, и Василий Васильевич продолжил: — Я вот тут думал о том, как люди скотами становятся. Мы же с Садальским и Боровиковым не один пуд соли съели, сотни верст дорог замостили. Когда Костин день рождения в прошлом году отмечали, и они, и дети их были… Слова говорили, красивые слова…

Васнецов замолчал. Филатов не прерывал его размышлений.

— Знаете, Юрий Алексеевич, — сказал генеральный директор, стоя у окна спиной к Филатову, — я никогда не задумывался об истоках человеческой подлости. Мне с подонками очень редко приходилось сталкиваться, как-то бог миловал. Врагов — личных врагов, я имею в виду, не соперников по бизнесу — у меня фактически не было. И вот только теперь я кое-что понял. Вот как вы думаете, где корень подлости?

Филатов никак не мог догадаться, к чему клонит его шеф, и ответил туманно:

— Натура человеческая такова. На каждого хорошего человека найдется дрянь. Равновесие мира…

— Оставьте философию, Юрий Алексеевич, — поморщился Васнецов. — Мы говорим о совершенно прикладных вещах. Ну да, я понимаю, жадность, обида, что будто бы обделили, чего-то недодали, в данном случае денег. Но не в деньгах корень. А в чем — это я только после того, как Костя попал в беду, для себя уяснил. Корень зла — в безнаказанности.

Васнецов выделил это слово, произнеся его с такой интонацией, что Филатов невольно поежился.

— Если бы каждый получал то, что заслужил, а то и с лихвой — зла было бы гораздо меньше. Я понимаю, что говорю вещи достаточно тривиальные, но от этого они не становятся менее верными. Вы со мной согласны?

Филатов уже начинал понимать, какое последует продолжение, и, вызывая Васнецова на откровенность, сказал:

— Василий Васильевич, тут возникает закономерный вопрос: «А судьи кто»?

— Вот! — чуть ли не закричал Васнецов. — Именно так и стоит этот жалкий вопросец: кому быть судьями? А он прост, как советский пятак. Я знаю на него ответ. Нам. Нам самим. Не только выпускникам юрфака — всем, от президента до последнего бомжа! Тем, кого затаптывают в грязь, безнаказанно грабят, у кого похищают детей! Кто нас может защитить? Милиция? Прокуратура? ФСБ? Власти на всех никогда не хватит, если мы сами не станем властью. Не какими-нибудь сраными Робин Гудами, а именно властью.

Васнецов задохнулся, подошел к столу, налил коньяка в большой стакан и залпом выпил. Потом продолжил:

— Не у всех хватит силы, конечно. Но пусть хоть раз выступят те, у кого хватает могущества — денег хотя бы, — и тогда за ними пойдут остальные. — И добавил безо всякого перехода: — Вы с Костей подружились. Он к вам очень хорошо относился, я знаю. Как и вы к нему. Не кажется ли вам, Юрий Алексеевич, что эти мерзавцы — Боровиков и Садальский — не должны больше ходить по земле? Ответьте мне прямо и честно!

Филатов с минуту молчал, переваривая услышанное. Отец похищенного ребенка предлагал ему месть — совершенно бессмысленный, по его понятиям, самосуд.

— Я согласен с вами, Василий Васильевич, в том, что эти мерзавцы должны ответить…

Он не успел договорить. Васнецов перебил его властным жестом.

— Поймите меня хотя бы как отца. Я не для того все это вам говорил, чтобы преподнести вам основы теории адекватного ответа. Вы, как мне рассказывал мой начальник охраны, гораздо лучше меня эту теорию понимали… и применяли на практике. Вот поэтому я и предлагаю вам открытым текстом: найдите этих сволочей. И накажите. Кроме того, я не думаю, что они не в курсе, кто похитил Костю во второй раз.

Бывший десантник нахмурился:

— Вы предлагаете мне стать киллером?

— Если угодно, — ответил Васнецов.

— Василий Васильевич, — произнес Юрий, вставая. — Я обещаю вам только одно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти Костю. Но штабеля трупов я класть не стану. Их и так за моей спиной много. Даже слишком. Лишних мне не надо. А «соратников» ваших можете со счетов списать. Чувствую, что им и без меня достанется по полной программе.

— Юрий Алексеевич, я предлагаю вам по пятьдесят тысяч. За каждого, — стоял на своем Васнецов. — Я не успокоюсь, пока они не ответят…

— Они ответят, — твердо сказал Филатов. — Но я их мочить не буду.

Васнецов устало опустил голову. Он понял, что дальнейшие уговоры бессмысленны.

— Что ж, вы их найдите хотя бы… И вот возьмите, — он подошел к сейфу и вытащил оттуда толстую пачку долларов. — Это на поиски Костика… и этих. Не отказывайтесь, деньги вам понадобятся.

С этим Филатов не мог не согласиться.

В назначенный день им встретиться не удалось; у Кардинала был какой-то отсутствующий голос, когда он предлагал перенести встречу на сутки. Филатову пришлось согласиться. Во вторник около полуночи они снова сидели в квартире Кардинала на проспекте Вернадского и медленно потягивали коньяк. Вид у Градского был весьма и весьма мрачный.

— Ты мне скажи, друг любезный, — начал он после продолжительного молчания, — как тебя угораздило влезть в такое дерьмо?

— Карма у меня такая, — заметил Филатов. — И все-таки в какую коровью лепешку я наступил в этот раз?

— Да не в коровью, Фил. Скорее в кал саблезубого тигра, причем сам его хозяин охотится поблизости. Ты знаешь, кто такой Гуссейн?

— Слышал краем уха, — ответил Юрий. — Вроде бандюга первостатейный, из айзеров. Авторитет или вообще вор в законе.

— Да какой он, на хрен, законник? — возмутился Кардинал. — Отморозок он, и все тут! Кто его короновал, ты мне скажи? Не скажешь? Вот и я не скажу. Никто его не короновал. Да ему это и не нужно. Воры хоть по понятиям живут, а этот…

— Да на хрен мне их понятия! — перебил Филатов. — Это он Костю выкрал?

— Слухи ходят, что он. Я, как ты знаешь, мужик информированный, у меня во многих бригадах свои люди. Так вот, этот айзер давно зуб точил на васнецовскую фирму, и если бы «коллеги» папаши сыночка не умыкнули, то он бы сделал это сам. А так получилось, что Костя твой попал из огня да в полымя.

— И где мне Костю искать? Ты разузнал? Сам понимаешь, за его папашей не заржавеет…

— Я знаю, что не заржавеет, — хмыкнул Кардинал. — Далеко его увезли, аж под Павловский Посад. Там развалины заводишка какого-то в лесу, и в этих буераках Гуссейн бункер организовал. Со всеми удобствами.

Филатов громко чертыхнулся. За последние годы ему приходилось посещать заброшенные предприятия Подмосковья, и он не вынес из этих посещений положительных эмоций, накрошив там кучу народу, преимущественно чеченской национальности.

— Вот, холера, чего этих абреков в развалины тянет? — в сердцах пробормотал он. — Мест нормальных в Москве мало?

— Потому что выковыривать их оттуда трудно, — понял его Градский. — Прими совет: пусть Васнецов договорится с Гуссейном мирно. Иначе парень пострадать может. Этот падишах, черт бы его побрал, крови никогда не боялся. Детской в том числе.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением в голосе сказал Филатов. — У меня сложилось впечатление, что Васнецов одинаково любит и сына, и фирму. Он так и говорил: «У меня двое детей…»

— Одного он потеряет. У Гуссейна одна из самых мощных группировок в Москве. А сам он… как бы это тебе сказать… ну, слегка пыльным мешком стукнутый. Как он скажет, так и быть должно. В царя играет. Его люди чуть ли не «Ваше Величество» к нему обращаются. Опасный он. Очень опасный.

— Ладно, спасибо за предупреждение. Я тоже опасный, кстати, если ты не знаешь…

— Знаю, Фил. Я-то знаю. То, что ты до сих пор, как говорят урки, дышишь — это чудо из чудес.

— Да нет, просто я в школе хорошо учился, — улыбнулся Филатов.

Десантник достаточно хорошо водил машину, чтобы не побояться в слегка поддатом состоянии сесть за руль. Стояла глубокая ночь, когда он без всяких приключений добрался до своего дома, оставил машину на стоянке неподалеку и поднялся к себе. Лампочка на лестничной площадке, как обычно, отсутствовала, но открывать дверь на ощупь ему было не привыкать. Филатов вошел в квартиру, отметив, что застарелый запах постоянных пьянок начал помаленьку выветриваться, открыл балконную дверь, уселся в старое кресло и задумался.

В прежние времена, узнав, где находится человек, которого ему непременно нужно выручить из беды, Фил сразу же рванул бы туда, без разведки, без поиска союзников, возможно, даже без оружия. Но теперь, после нескольких проколов, после долгого периода запойного пьянства, он понимал, что его квалификация оставляет желать лучшего. Так, может, сбросить информацию Васнецову-старшему и с сознанием честно выполненного долга напиться вдрабадан? А дальше пусть действует кто угодно — милиция, Марабдели со своей охраной, черт, дьявол… Но Филатов понимал, что в этом случае утечка информации почти неминуема. В милиции у Гуссейна наверняка есть свои люди, которые быстренько его предупредят, получат причитающиеся тридцать сребреников, и в результате Костю куда-нибудь переправят. Что же касается Арсена, бывший десантник в его личной квалификации не сомневался, зато очень сомневался в способностях сотрудников службы охраны, которую тот возглавлял. Оставался Пак. Этот человек не вызывал у Филатова ни малейшего сомнения. Но его нужно было еще найти. А до этого поспать часа три, чтобы выветрился хоть и легкий, но все-таки хмель.

Незадолго до этих событий в небольшой деревеньке неподалеку от Тулы появились двое мужчин средних лет. Они приехали на простенькой белой «Ладе», которая еле пробиралась по размокшей сельской улице. Свернув около церкви направо, машина проехала еще около километра и остановилась у ворот самого обычного деревенского дома, крытого потемневшим шифером. Один из мужчин вылез, открыл ворота, и автомобиль проехал во двор. Судя по его состоянию, в доме люди появлялись редко.

— Скажем так, приехали, — произнес сидевший за рулем Боровиков. — Ну и бардак здесь…

— «Скажем так, скажем так…» — передразнил его Садальский, в безуспешных поисках сухого места осматривавший двор. — В гробу я видел такие путешествия. Кацнельсон, сука, отмажется, а нам Васнецов все припомнит!

— Не шелести, Дылда, ты мне за дорогу уже всю плешь проел. Что изменится, если сейчас плакать начнем? Пацан найдется? Васька нам простит? Моли Бога, чтобы ни одна живая душа про этот схрон не узнала.

— Про него даже моя жена не знает, — заверил Садальский. — А если б и знала… Кто ее из Флориды вытаскивать будет?

— Тебе сложней, женку с дочкой пришлось отправлять по-быстрому. А мне, холостому-раз-веденному…

Два года назад супруга бросила Боровикова, застав его в супружеской постели с молоденькой домработницей. Оба мирно спали и даже не услышали, как дверь спальни открылась и на пороге возникла Клара Артуровна, на день раньше вернувшаяся из командировки, — она работала в министерстве транспорта. Развод стоил Боровикову очень дорого…

«Соратники» вошли в избу. Тут все дышало запустением — Садальский прикупил ее пару лет назад так, на всякий случай.

— Вот, сука, — тихо выругался он в адрес соседа, мужика-пропойцы. — Плачу этому хрену, чтобы он за хатой смотрел, а он тут и не появляется. Ну что, давай порядок наводить, неохота в говне сидеть…

— Мы и так в нем по самые уши, — хохотнул неунывающий Боровиков. — Где тут у тебя веник?

Часа три компаньоны приводили избу в божеский вид. Сколько им предстояло тут сидеть, знал только господь бог.

— Ну, теперь и поужинать не грех, — заметил Садальский, вытирая пот со лба. — Тащи сумку из машины.

Технический директор приволок объемистую сумку с продуктами и выпивкой. Обшарпанный круглый стол застелили простыней — от прошлой хозяйки, помершей в преклонном возрасте бабки, осталось практически все ее немудреное хозяйство. В баллоне, подключенном к допотопной плите, к удивлению, остался газ, и Боровиков, взявший на себя обязанности повара, поджарил яичницу с ветчиной.

Наконец сели за стол. Оба — и Садальский, и Боровиков — уже понимали, насколько дикой была их затея с похищением ребенка. Конечно, никто его убивать не собирался, хотели только попугать обделившего их Васнецова, тем более что оба были уверены: основатель фирмы, пару дней подумав, поймет свою неправоту и восстановит справедливость. А потом все втроем будут вспоминать этот эпизод как милую рождественскую шутку… Не получилось. Вмешался кто-то третий, совсем крутой, погибли охранники, нанятые в банке Кацнельсона, а дача, которую Садальский купил безо всякого расчета превращать ее в тюрьму для похищенных детей, сгорела почти дотла.

Садальский разлил по рюмкам «Абсолют», молча выпили по первой, закусили. Тут же последовала вторая, за ней — третья. Пили не чокаясь, как на поминках, не говоря ни слова.

Боровиков первым нарушил молчание.

— Слушай, Станислав, а может, ну его на фиг, явимся к Ваське с повинной? — Раньше такую возможность они даже не обсуждали. — Повинимся, откажемся от претензий…

— Слушай, мы не стопку серебряную у него со стола украли, — резонно заметил Садальский. — Он же за сына глотку перегрызет! И куковать нам на нарах по такой статье, что и подумать страшно. А какие из нас зэки, сам посуди? Нет, этот вариант не проходит.

— А других, друг мой Дылда, нет. Ты прав — мы похитители ребенка. За киднепинг нынче на полную катушку дают. Так или так сидеть. Но вдруг договоримся?

— Не договоримся, — помотал головой коммерческий директор. — Но попробовать стоит. Ты позвонишь или я?

— Бросим жребий, — предложил Боровиков, доставая монету. — Орел — ты, решка — я.

Он подбросил монету, она взлетела над столом и упала орлом вверх. Садальский обреченно достал сотовый телефон и набрал номер.

— Василий? Это Садальский. Мы просим проще…

С минуту он слушал то, что говорили на другом конце эфирного «провода», потом медленно нажал кнопку отбоя и положил трубку на стол.

— Он нас проклял. Примирения быть не может. Сказал, готовьтесь к отправке на тот свет.

— Даже так?

— Даже так.

— Что будем делать? Ждать, пока Кацнельсон, как обещал, выступит посредником?

— Он ничего не добьется. Я Ваську слишком хорошо знаю, если он такими словами бросается, значит, списал нас в расход.

— Тогда остается один выход. Я ни на нары, ни тем более в гроб не собираюсь.

— Ты имеешь в виду…

— Да, Станислав. Ваську придется убрать. И, видимо, Юлию, потому что эта баба плакать будет не долго. Она на нас всех поднимет. У нее связи — будь здоров. Дождемся исполнения — и за границу.

— Миша, а может, ну его на фиг, Васнецова? Не лучше ли сразу «за речку рвануть» — шенгенские визы и у тебя, и у меня открыты…

— Нет, Дылда, он нас из-под земли достанет.

Садальский сгорбился за столом, зажав ладони между колен.

— И что, есть у тебя… человек?

— Есть. Он нам уже в этом деле помог. Ну, тот, который охранника пацана отвлекал. Сволочь редкостная, нигде не засвечен, в ментовке работает. Тридцать тысяч — и Васнецов в могиле. Васнецов, а не мы.