Старшему следователю Московской городской прокуратуры Вячеславу Крутову за двадцать лет работы довелось повидать немало. Зрелище человеческих рук, ног, голов, глаз, мозгов и половых органов, находящихся в разных местах, его уже не смущало. Но чтобы в таком количестве…
Ресторан «Олимп» фактически прекратил свое существование, развалившись как карточный домик. Если и оставалось в этом происшествии что-то удивительное, так это то, что после такого взрыва кто-то уцелел. В живых осталось человек десять из всей воровской сходки, которая проходила в «Олимпе» и, что весьма интересно, негласно охранялась людьми из некого спецподразделения МВД. Об этом Крутову чуть ли не шепотом сообщил его непосредственный начальник, которого поставили об этом в известность через десять минут после взрыва.
Крутов прибыл на место происшествия, когда тут вовсю работали люди с «территории» — следователь прокуратуры, опера и криминалисты из округа. Постепенно подтягивались «городские» и брали расследование в свои руки.
Пожарным машинам, в изобилии съехавшимся к взорванному ресторану, стоявшему, к счастью, на отшибе, делать было практически нечего. Огонь, как это иногда бывает при взрыве такой мощности, разгореться не успел. Зато бригады «Скорой помощи» без работы не остались. Из оставшихся в живых двое были почти стопроцентными кандидатами в покойники, троим грозила перспектива инвалидной коляски и лишь пятеро каким-то чудом отделались ушибами и легкими контузиями, причем самый старый из них лежал на носилках, весь облепленный пластырями, — взрывной волной его выбросило в окно, и он основательно порезался стеклом. Ехать в больницу он категорически отказался, как и четверо его друзей, по официальной версии собравшихся отпраздновать юбилей приятеля. Теперь всех пятерых окружили нехилые ребята в штатском, один из которых держал в руках мобильник и по кодированному каналу отчитывался о положении дел высокому — очень высокому — начальству. Штатский — на самом деле он носил полковничьи погоны — прекрасно сознавал, что такого страшного прокола с ним еще не было, и мысленно прощался с одной из своих трех звезд. И дернул его нечистый поверить на слово старшему команды бандитов, который утверждал, что все в зале и служебных помещениях проверено лучшими спецами криминалитета. Где ему было знать, что проверка, как на грех, оказалась поверхностной, а тяжелые дубовые столы, опорой которым служили чуть ли не бревна, только осмотрели снаружи, даже не поднимая скатерти… Эти-то столы и взорвались в один прекрасный миг, и только то, что один из восьми зарядов не сработал, позволило выжить нескольким гостям.
Обслуживающий персонал «Олимпа» практически не пострадал. Четыре официантки, которым было приказано сидеть на кухне тише мыши, трое помощников шеф-повара и директор отделались ушибами от рухнувших конструкций. Погиб только сам шеф-повар, которого бросило на раскаленную плиту, и, не в силах освободиться от упавшей балки, он умер от болевого шока.
Первым делом Крутов, которого неохотно подпустили к оставшимся в живых свидетелям, стал выяснять данные лиц, присутствовавших «на банкете». Это заняло много времени. Уцелевший Кеша, в миру Павел Каширин, слегка отошедший от удара, чуть не размазавшего его по стене, внимательно прислушивался к тому, что говорят другие, и сам отвечал на вопросы. Спустя час он убедился, что никто из «своих», приглашенных на сходку, в момент взрыва никуда не уходил. Не было только Гуссейна, но он сразу дал понять, что не явится, потому что собирается линять «за речку». На него подозрения пасть не могли — слишком круто обошлись с ним самим.
Была полночь, когда Крутов велел следственной группе прервать работу и отпустил свидетелей по домам. Червонец, который к тому времени оклемался, поманил пальцем директора ресторана, сорокалетнюю густо накрашенную тетку, на лице которой виднелись следы размазанной от слез туши. Она до сих пор всхлипывала, не веря, что осталась жива, и про себя проклиная на чем свет стоит «стремных» клиентов, на которых рассчитывала хорошо заработать.
На месте взрыва, кроме дежурного наряда милиции, которому было приказано до утра охранять развалины, слонялись только охранники бандитских авторитетов, большинство которых лишились хозяев и теперь не знали, что делать. Приходилось искать новых работодателей, а таких теперь в Москве осталось мало. Когда директорша подошла, Червонец, сидевший на обрубке дерева метрах в ста от разрушенного ресторана и похожий со своей уцелевшей тростью на Джона Сильвера, устроившегося на бочонке с ромом, в упор посмотрел на нее и спросил:
— Твои все были на месте? Ну, когда бабахнуло…
— Все, — утвердительно кивнула женщина. — Только администратора не было. Она отпросилась часов в шесть. Уже все готово было. Я думала, что сама справлюсь…
На самом деле она решила, что в этом случае не придется делиться с девушкой солидным наваром.
— Почему она отпросилась? — настороженно спросил подошедший поближе Кеша.
— Ну… — замялась директриса, — нездоровилось ей.
— Фамилия, адрес? — сверкнул глазами Червонец. — Быстро!
— Гусарова Екатерина… Живет в Выхино, — она назвала адрес.
— Отправь туда людей, — приказал Червонец Кеше. — Пусть ее из-под земли достанут и везут в Кунцево, ты знаешь куда. Если будет не одна, пусть захватят всех.
Кеша отправился выполнять приказание. Червонец подозвал Гриба, слывшего близким человеком безвременно почившего Мастера.
— Гриб, почему Мастер решил именно здесь сход устроить?
— Это Лютый ему предложил. Сказал, что место нашел прекрасное. Вот этот кабак…
— Да уж, бля, прекрасное… — вставил Вишня, на сходке вместе с Кешей и другими ворами сидевший на том конце стола, который пострадал меньше всех. При ярком свете уличного фонаря до старости отличавшийся прекрасным зрением Червонец заметил, что черные как смоль волосы Вишни обильно украсила седина.
— С Лютого уже не спросишь. Да и с Мастера тоже. Царствие им небесное, — пробормотал старый вор, которого убивали много раз — сапогами, пулями, ножами, а теперь и бомбами, но так и не смогли убить. В среде криминалитета он слыл заговоренным.
Червонец, Кеша, Вишня и остальные уцелевшие авторитеты с охраной погрузились в машины и отправились в Кунцево, где у Червонца издавна была своя хаза. Туда он велел доставить администраторшу, единственную, кто мог пролить свет на темное и мерзопакостное дело, враз лишившее Москву чуть ли не половины генералов от криминала.
Около двух часов ночи они устроились за столом; пожилая женщина, которая уже много лет вела хозяйство вора-ветерана, с помощью охранников накрыла на стол. Она заметно побледнела, когда услышала про взрыв, и сделала движение в сторону Червонца, будто желая его обнять. Но, наткнувшись на острый, как финка, взгляд хозяина, отступила.
— Помянем кентов, — сказал Червонец, когда у всех было налито. Воры встали, подняли стаканы и выпили не чокаясь.
— Часто ныне поминать братву приходится, — сказал Герман, в прошлом гроза сберкасс, инкассаторов и сейфов. Теперь он контролировал несколько предприятий, выпускающих охранную технику, что вызывало насмешки некоторых воров.
— Рыбак что-то умное говорить начал, — напомнил Кеша. — Он вроде про приморских что-то трехал, и тут грохнуло. Не знак ли?
— Хрен его знает, может, и знак, — согласился суеверный, как все воры старой формации, Червонец. — Мы про них мало знаем, только что ихний общак чуть не круче нашего. На что им Москва?
— Нужно мозгами пораскинуть…
— Уже пораскинули. Да так, что со стенок соскребать пришлось.
— Не бузи, Вишня. Пей, а то у тебя не прошло еще, я же вижу. Седой стал, как я.
— Поседеешь тут… Суки, знать бы кто — на куски порезал бы!
— Подождем, скоро парни отзвониться должны, — сказал Кеша, разливая водку. — Если чувырла что-то знает, она скажет.
— Скольких ты послал?
— Пять человек. На всякий пожарный случай. Мало ли кто их там ждет.
— Правильно. Только чую я, вернутся они ни с чем, — тихо сказал старик. — Если вообще вернутся.
— Да ну, Червонец, они вооружены до зубов. Кроме того, я звякнул менту одному, чтобы поддержал. Он по дороге подсядет. Сам понимаешь, они не меньше нас заинтересованы.
— Западло это — с ментами связываться. Ну, да ладно. Времена тяжелые, ох тяжелые. — Червонец опрокинул стакан и, не закусывая, откинулся в кресле. — Ждать и догонять — вот чего не люблю.
— А кто любит? — поддакнул Вишня, вытирая вспотевший лоб платком, на котором виднелись следы копоти.
Всю пятницу Филатов занимался поиском возможных союзников. Утром он предупредил Юлию, чтобы сегодня ночью его не ждала. Гибель Боровикова и Садальского заставила его по-новому посмотреть на некоторые вещи. Десантник был почти убежден, что без Васнецовой тут не обошлось, и дорого бы дал за то, чтобы она оказалась не при делах. Юрий знал, чем заканчиваются такие игры. Поднявший меч…
Едва Юлия ушла на работу, он позвонил Кате и спросил:
— Ты что сегодня вечером делаешь? Помощь нужна. Понимаешь, у меня в хате такой бардак, что порядочного человека пригласить невозможно… Да, ты правильно поняла. Не просто так, разговор деловой. Еще и ужин приготовишь? Ну, ты у меня прелесть. Что? Отпрашиваться? Нет, тогда не стоит. Без проблем? Ну, смотри… Со мной три человека будут. Может, больше. Часика в три я продуктов привезу, выпивки там… Ключ у соседки? Прекрасно. С ума сошла? Как ты можешь помешать? Вот-вот. Ну все, целую. Около семи мы подъедем.
Отставного подполковника Протасова, от скуки ставшего атаманом московского казачьего куреня под именем Ангел, он разыскал быстро. Объяснив вкратце суть дела, он предложил встретиться и поговорить. Истосковавшийся по настоящему делу атаман немедленно согласился, спросив лишь, сколько водки привезти — хватит ли ящика. Филатов на это засмеялся и заверил, что с выпивкой и закуской проблем не возникнет.
— Да, Максим, — сказал он напоследок, — если там у тебя есть казак, который… Ну, ты понял… Нету? Изгоняешь сразу? Ну и правильно. Ладно, приезжай один, введу в курс дела, а ты там уже сам, вдруг что-нибудь проклюнется.
Пак ответил сразу. Видно, мобильным телефоном он уже научился пользоваться. «Хорошо, приду», — только и сказал он в ответ на приглашение принять участие в военном совете.
Зину Зубатову найти было труднее. В редакции говорили, что она только что вышла, потом — только что пришла и опять ушла, а мобильный телефон был надежно заблокирован. Дозвониться удалось только в пять часов вечера.
— Ты прости, Юра, у меня срочный материал в номер, шеф целый день поджаривал. Пока не закончила — из своего кабинета не выпустил, а потом еще визировать заставил.
— Как «визировать»? С каких пор желтая пресса статьи на сверку отдает? — удивился Филатов.
— Понимаешь, — даже по телефону десантник уловил, как скривилась Зина, — человек там… ну, короче, нужный. Очень. Ладно. Уж не созрел ли ты наконец для встречи? Тем более я слышала, что твоего босса угробили. Только сегодня узнала, представляешь? Поделишься подробностями?
— Непременно. Приезжай в Выхино к семи, — он назвал адрес. — Или за тобой заехать?
— Заедь лучше, я ведь безлошадная, — попросила Зина. — Кстати, потом мы куда?
Филатов замялся. Встречаться сразу с тремя женщинами — это было уж слишком. И он решил сказать правду:
— Понимаешь, Зин, ты не обижайся, но встречаться мы будем на квартире моей подруги. Нет, не невеста, конечно. Но…
— Жаль, — с откровенным разочарованием вздохнула Зина. — Хорошо хоть, что правду сказал. Уважаю. Подъедь к шести в редакцию, я буду на крыльце ждать.
Филатову едва ли не впервые пришлось так крепко задуматься о своей личной жизни. И это в самый неподходящий момент, когда вокруг творится черт те что, неизвестно, куда пропал его подопечный, а его мать… В течение сорока минут, которые понадобились, чтобы доехать до редакции «Московского бульвара», десантник помянул нечистого раз десять, в среднем по одному в четыре минуты. И когда увидел стоявшую на крыльце с сигаретой в руке молодую и невероятно обворожительную журналистку, его настроение упало до нуля.
— Привет, Филатов, — небрежно поздоровалась девушка, садясь в джип. — Что хорошего скажешь? Да и вообще, какой-то ты смурной сегодня.
Юрий покраснел и буркнул что-то в ответ, одновременно выжимая педаль сцепления. Вскоре машина влилась в густой поток транспорта, двигавшегося по волгоградскому проспекту. Хотя Зина не прочь была слегка пофлиртовать с мужчиной, который ей откровенно нравился, она молчала, чувствуя, что Филатов не в своей тарелке.
На место они приехали без десяти семь. Филатов позвонил в дверь и прямо в прихожей представил журналистку слегка удивленной подруге:
— Знакомься, Катюша. Это — Зина. Она журналистка «Московского бульвара».
Затем просто представил Катю:
— А это Катя. Хорошая девушка Катя.
Девушки оценивающе посмотрели друг на друга.
— Проходите, что же вы стоите, — спохватилась хозяйка. — Зина, вы присаживайтесь, а ты, Юра, помоги мне.
Вслед за Катей Филатов вошел на кухню и остановился пораженный.
— Ты что, роту голодных солдат в гости ждешь? — спросил он, созерцая котлы, котелки, кастрюли, чугунки, горшочки и скороварки, наполненные разнообразными блюдами, а также высокие стопки тарелок, на которые это аппетитно пахнущее великолепие должно было быть разложено. — Да что роту, тут и на батальон хватит. И как это все у тебя на кухне поместилось? А успела когда?
— Многое из своего ресторана принесла. Там банкет сегодня. Ты гостей позвал, не оставлять же их голодными! Тем более что ты вон сколько выпивки принес, — оправдывалась Катя. — А эта Зина…
Филатов глубоко вздохнул: «Начинается…»
— Катя, это просто знакомая. Я же говорил, у нас деловая встреча. Сейчас еще казачий атаман придет — и все. Я бы их в ресторан позвал, но разговор не для чужих ушей. И тебя я попрошу обо всем, что здесь услышишь, не распространяться.
Девушка обиженно посмотрела на десантника:
— Нет уж, милый, я завтра пойду на Самаркандский бульвар и буду орать, как тот попугай…
— Это который «Ваш сын курит, курит, курит, курит»? — удачно спародировал Хазанова десантник.
— Именно. Давай в зал, разбирай стол-книжку. Скатерть на диване. У меня сейчас мясо с грибами на подходе, так что помогай.
— Слушаюсь, товарищ командир, — Юрий шутливо отдал честь, притронувшись правой рукой к левому уху, поцеловал Катю в макушку, для чего ему пришлось чуть-чуть нагнуться, — девушка была на голову ниже высокого десантника, — и отправился в комнату.
Ровно в семь часов на пороге появился атаман. На этот раз он был без своих казацких прибамбасов, заменив их на джинсы, свитер и кожаную куртку. Степенно поздоровавшись с Филатовым и расшаркавшись перед обеими девушками, он втянул носом воздух и спросил:
— Что я слышу? Кормить будут?
— Будут, атаман, еще как будут. И поить тоже, — усмехнулся Филатов. — Все в равных пропорциях. Вы с Зиной старые знакомые, общайтесь, а мы с Катей в наряде по кухне.
Вскоре появился Пак, скромно поклонился и устроился в уголке дивана.
Когда на длинном столе не осталось места, а голодные гости истекли слюной, Катя пригласила всех к столу. Сама она уселась поближе к двери, чтобы вовремя, как она выразилась, менять блюда.
— Сразу видно профессионалку, — отпустил тяжеловесный комплимент казачий атаман. — Ну, лучший в мире драчун, наливай.
Филатов, наливая водку всем, кроме Пака, который не пил вовсе, заявил, что он не лучший в мире.
— Вот лучший в мире, — указал он на корейца. — И к тому же трезвенник. Выпьем за знакомство. Разговор предстоит длинный, да и почти беспредметный, просто выработаем планы на перспективу. Так что не вредно промочить горло, чтобы мозги лучше думали.
Вскоре после первой последовала вторая. Навалив на тарелку по чуть-чуть от каждого из доброго десятка блюд, Филатов почувствовал, как он проголодался за день. Утолив первый голод, он отложил вилку и сказал:
— Вкратце обрисую вам, друзья, сложившуюся ситуацию. Все вы знаете, кроме тебя, Максим, что я устроился охранником к одному богатому человеку, Васнецову Василию Васильевичу. Он нанял меня охранять своего сына…
В течение десяти минут Филатов рассказывал запутанную историю трех похищений Кости. О последней разборке в схроне Гуссейна никто, кроме Пака, не знал, Катя ойкнула, а Зина со скоростью радиста, принимающего телеграмму, строчила в своем блокноте. Когда же Юрий выложил информацию о смерти коммерческого и технического директоров фирмы «Дорога ЛТД», она и вовсе от напряжения прикусила губу: в ее руки попал материал, за который любой журналист продаст душу.
Наконец Филатов перешел к тому, ради чего, собственно, и собралась тут такая разношерстная компания — казачий атаман, журналистка, охранник, администратор ресторана и мастер восточных единоборств.
— По моим данным, — прости, Зина, об источнике говорить не могу, но он исключительно надежный — в Москве последний месяц целенаправленно взрывают и отстреливают средних и крупных криминальных боссов. Жертвой этого поветрия стал тот самый Гуссейн, о котором я говорил. Следовательно: если вы все напряжете свои связи, знакомства (я имею в виду в первую очередь Максима и Зину), то мы вполне можем выйти на тех, кто в очередной раз привел парнишку в гости вопреки его воле. Скажу сразу: кроме нас, этих людей разыскивает весь криминалитет столицы, но бандюки, при всех их возможностях, как и правоохранительные органы, кстати, сидят в глубокой заднице… Извините, девочки. Так вот. Иногда наиболее действенными являются шаги, сделанные непрофессионалами, — это можно сравнить с игрой в рулетку, когда новичку в первый раз везет и он выигрывает миллион. Мы этот миллион должны выиграть. Иного пути я не вижу.
Филатов замолчал и разлил по рюмкам водку. Все молча выпили, и атаман спросил:
— Я одного не понимаю, почему они не звонят матери этого мальчишки? Они ведь должны или выкуп за него потребовать, или что… Тем более что его отец покойный не был связан с уголовщиной. Почему? Зачем он им?
— А я не знаю, — отозвался Юрий. — Возможно, придерживают, как нежелательного свидетеля, — ведь он был при той разборке и что-то мог увидеть. А может, просто на всякий случай… Кто его знает…
— Бедный мальчик, — в первый раз за вечер подала голос Катя. — Была б моя воля… — она судорожно сжала кулачки. — Смотрю на все, что у нас происходит, и… стрелять тянет. Вы мне скажите вот что: будет ли польза, если просто передавить всех бандитов? Всех, о ком известно совершенно точно, что он бандит? Говорят же открыто, что любой милиционер с ходу назовет их не меньше десятка, а то и двух! Да всех, всех — к стенке! В газовую камеру! Я бы и в зонах поубивала тех, у кого больше двух сроков, они ведь к нормальной жизни не вернутся…
— Ты еще добавь, Катя: при условии, что подобная акция будет выполнена без больших перегибов, — перебила ее Зина. — Знаем мы эти разговоры. Я уже это раз десять слово в слово слышала. Ты же сама понимаешь, что это никакой не выход. Если пострадает всего один ни в чем не повинный человек? Это много или мало? А если этот «один» — лично ты или твой брат? — Журналистка не заметила, как часто захлопала глазами Катя. — Ты говоришь, любой милиционер с ходу назовет не менее десятка бандитов. И всех — к стенке? А ты уверена, что сам мент — чист, взяток не берет, жене не изменяет и что в список он не вставил своих личных врагов, скажем мужа своей любовницы или просто порядочного человека, который ему беспредельничать мешает? Пойми, Катя, то, что ты предлагаешь, можно сделать, имея абсолютно точную информацию и сотни абсолютно чистых и бескорыстных исполнителей. А где ты возьмешь это все? Где ты найдешь сотни кристально чистых палачей? Нет, милая, мафию может победить только другая мафия под названием тоталитарная власть. Но она вместе с бандитами уничтожит еще десятки-сотни тысяч ни в чем не повинных людей, а при этом начнет уничтожать сама себя и все мыслимые свободы. Сталина мало? А ведь уличную преступность даже он так уничтожить и не сумел!
Произнеся этот горячий монолог, Зина, тяжело дыша, отпила из стакана клюквенного морса и хотела было продолжить, но Филатов, встав и обняв Катю, у которой подозрительно тряслись плечи, сказал:
— Зина, ты не в курсе… У Кати мать посадили за чужой грех. Так что зря ты так на нее. Она-то понимает, кто настоящий преступник. А говорит так от боли — ведь это настоящие преступники ее мать подставили. А вообще… Один умный человек сказал: «Если человечеству дать объект для всеобщей ненависти, оно наверняка объединится для всеобщей любви». То есть если нападут какие-нибудь марсиане, то человечество объединится. Но ведь преступники — часть нашего человечества, они не пришельцы из космоса!
— Нет, Юра, ты не так понял эти слова, — произнес Пак. — Это близко к учению Дао, или, как вы называете, диалектике. Единство и борьба противоположностей. Не о внешнем враге здесь речь, не о марсианах. И даже не о человечестве, по большому счету. Речь о человеке. Поверь, не всегда стоит слушать людей, которые тщатся сказать за все человечество. Благо общее и благо конкретное редко встречаются вместе.
Несколько минут в комнате царила тишина. Вести философскую дискуссию со знатоком Дао люди, которые и диамата толком не постигли, были не готовы. Поэтому Филатов крякнул и разлил по рюмкам водку.
— Ну так что, поможете? — обратился он ко всем сразу. — Прошу не о многом: ненавязчиво собирать информацию.
— Ну, мы-то и не только информацией помочь способны, — заявил атаман. — Бандитов у нас не любят…
В этот момент в двери позвонили. Катя вскочила, бросила недоуменный взгляд на гостей и побежала в прихожую. В такой поздний час она никого не ждала.
— Откройте, милиция! — послышалось с лестничной площадки, и тут же раздался мощный удар и треск выбитой двери.
Об успехе запланированной акции Юзефу сообщили сразу же после того, как стали известны ее результаты: большинство столичных группировок обезглавлено.
— Отличная работа, — похвалил Юзеф исполнителя и спросил: — А как там наш пленник? Не скучает?
Исполнитель замялся:
— Не уследили. Исчез он. Как в воду канул.