Пуля всегда права

ГЛАВА 15

— Помянем рабов божьих… — Садальский, который иногда вспоминал о своей принадлежности к костелу, принял рюмку водки и смачно закусил соленым огурцом. Сообщение о том, что любимый шеф вкупе с супругой приказали долго жить, застало его и рьяного атеиста Боровикова за завтраком.

— Убедиться бы надо, — заметил Михаил Иванович, накалывая на вилку кусок ветчины. — А то мало ли что…

— Звони в Склифосовского, скорее всего труп туда отправили. Тем более что он мог помереть не сразу, а по дороге.

— Или вообще не помереть, — мрачно добавил Боровиков. — Рано еще звонить. Через часик наберу, его, видать, еще зарегистрировать не успели.

С полчаса за столом царило молчание. Тишина прерывалась лишь звяканьем стаканов, бульканьем наливаемой водки и скрежетом вилок о древнюю чугунную сковороду, оставшуюся в наследство от прежних хозяев дома.

Наконец Боровиков не выдержал и набрал номер Института скорой помощи.

— Здравствуйте. Из фирмы «Дорога ЛТД» беспокоят. К вам сегодня поступали наш генеральный и его жена? Говорят, будто покушались на них. Мы тут в растерянности… Да, Васнецовы, Василий Васильевич и Юлия Трофимовна. Жду… Боже, бедный Василий Васильевич… Жена осталась в живых? Прекрасно. Спасибо большое. До свидания.

Технический директор залпом выпил полстакана водки, отдышался и лишь затем сказал:

— Васнецову хана. Грымза жива и почти здорова. Этот козел промазал. Правда, всего на несколько сантиметров. Надо линять за границу. И быстро.

Садальский посмотрел на него мутными глазами.

— Значит, не тридцать, а пятнадцать…

— Что «пятнадцать»? — сперва не понял Боровиков. — А-а… Нет, киллера обижать нельзя. Он нам еще пригодится. Пускай повторит попытку.

— Не выйдет, — с сомнением в голосе заявил Садальский. — Она теперь так затихарится, что хрен найдешь. И всех охранцов запашет. Да и менты…

— Менты… Какие, на хрен, менты? Она сама хуже любого мента. Ладно, сейчас говорить — что воду в ступе толочь. Напиться и не жить, бля…

Соратники «покойного» Васнецова пили всю среду. Под вечер кончилась хорошая водка, Боровиков почти на автопилоте пошел в магазин брать плохую. И, как часто бывает в таких случаях, нарвался.

Магазин в деревне, давшей убежище бывшим директорам фирмы «Дорога ЛТД», располагался на главной площади, в непосредственной близости от здания сельской администрации, на крыше которого виднелся поникший российский триколор. Между средоточием власти и магазином проходил переулок, засыпанный чуть ли не по колено пробками от бутылок — полиэтиленовыми, винтовыми, снабженными язычками и лишенными оных; попадались даже пробки от шампанского. Не было только настоящих, «пробковых» пробок — марочные вина здешние завсегдатаи явно не ценили и пользоваться штопором не умели.

Вдоль заборов, выкрашенных преимущественно в ядовито-зеленый цвет, стояли лавочки, вокруг которых слой пробок был еще толще.

Несмотря на то что с неба капало, а землю покрывала непролазная грязь, на ближайшей к торговой точке скамейке сидела теплая компания и допивала купленную вскладчину бутылку «косорыловки».

— Смотри, Жора, какой «бобер» пилит! Не наш вроде, — обратился к приятелю один из туземцев.

— Этот? — прищурился Жора. — Они еще с одним мужиком в хате покойной Степановны живут. Несколько дней назад приехали.

Мужики переглянулись. Вид пошатывающейся фигуры, нетвердой походкой пересекавшей круги света от редких тусклых фонарей, наводил на вполне конкретные мысли.

— Ну что, пострижем «бобра»?

— X… его знает, Колян, нас же Мюллер сразу вычислит… — Мюллером звали местного участкового, причем на законных основаниях: он происходил из поволжских немцев. — У меня ж еще судимость не снята…

— Да кто докажет? Темно, да и кривой он! — настаивал Жора.

Спор прекратил третий член компании, Виталик, самый пьяный и потому отвязанный.

— Ша, братва, пусть он в магазин сходит, потом и пощупаем его.

На том и порешили.

Михаил Иванович последний раз дрался лет тридцать назад, во время службы в армии. Он и тогда не отличался физическими кондициями, был ниже среднего роста, и даже сытая жизнь последних лет не прибавила веса его тощей фигуре. Поэтому на случай внезапных осложнений он уже давно приобрел одну штуковину, которой научился владеть в совершенстве. Собираясь в магазин, он автоматически сунул «штуковину» в карман куртки. Это его и спасло от больших неприятностей, позволив ограничиться малыми.

Первое, что увидел Боровиков, зайдя в магазин, был мощный, необъятный бюст продавщицы. Она являла собой полную противоположность тщедушному техдиректору и среди односельчан уже давно заслужила прозвище Мортира. Характер у Лизаветы, как ее звали в семье, был под стать внешности. В юности она могла легко расшвырять целую толпу «ухажеров», да и в зрелые годы, раздобрев еще больше, Мортира слыла грозой деревни. Стоило только кому-нибудь из местных алкашей не вернуть вовремя деньги за взятое «на вексель» пойло, он рисковал познакомиться с коронным Лизаветиным ударом, который один заезжий журналист, бывший свидетелем такого «разбора полетов», назвал «хук из-за прилавка нагнувшись». После такого хука должник вылетал из магазина и не рисковал до полного расчета показываться на глаза «благодетельнице», как называли продавщицу клянчившие в долг пьяницы.

— Здравствуйте, — слегка заплетающимся голосом произнес Боровиков. — Какая у вас водка есть, получше?

— Водка вся хорошая, — ответствовала Мортира, присматриваясь к новому человеку.

Ассортимент выпивки был в магазине не в пример богаче ассортимента закуски. Во всяком случае, водки было наименований десять, столько же сортов «чернил», виднелись на полках бутылки с шампанским, коньяками, наливками, ликерами и «благородными» винами. Правда, последних было не так много; судя по всему, спросом они пользовались только у местной интеллигенции, например у школьных учителей, да и то только по праздникам.

Посмотрев вниз, на застекленный холодильник, Боровиков отметил полное отсутствие балыка, осетрины, шинки и вообще всего того, что привык видеть в московских магазинах в свои редкие туда визиты. Вареная колбаса, случайная палка сервелата, сомнительная ветчина, зельц — вот что лежало перед ним рядом с ржавой селедкой, подкопченной мойвой и замороженной несколько лет назад морской, капустой.

Боровиков, обозревая все это основанное на покупательной способности местных жителей великолепие, размышлял недолго.

— Пять бутылок «Столичной», две буханки хлеба, палку сервелата и батон ветчины, — произнес он на одном дыхании. — Да, еще три десятка яиц.

— Яйца кончились, — сообщила продавщица, выставляя на прилавок водку. — Есть только перепелиные.

— Плохо, — с сожалением констатировал Боровиков, складывая выпивку и продукты в большую сумку. — Тогда давайте перепелиных, штук сто! — Он слышал, что этот продукт очень полезен для здоровья.

Рассчитываясь, он еще раз оглядел могучую стать Лизаветы и сказал:

— Да-а-а…

— Что «да»? — насупилась продавщица.

— Люблю серьезных женщин, — произнес технический директор и повернулся, чтобы отправиться восвояси.

Его догнал голос Лизаветы:

— Ты поосторожней там, не нарвись! Жора со своими в переулке сидит.

— Сидит? Ну и пусть сидит, — легкомысленно ответил Боровиков, всегдашняя подозрительность которого порядком притупилась от выпитой водки. — До свидания!

Лизавета посмотрела ему в спину и укоризненно покачала головой.

— Выходит, — пробормотал Виталик, наблюдавший в боковое окно за тем, что происходит в магазине. — С-сука, она его предупредила… Пошли.

Троица выдвинулась на исходную позицию.

— Мужик, закурить дай! — прозвучала фраза настолько тривиальная, что даже поддатый Боровиков усмехнулся, нащупывая в кармане «штуковину». Нападавшие сделали слишком большую ошибку, столпившись у него на дороге.

— В магазине купи, — ответил Михаил Иванович.

— Смотри, какой вежливый, — хмыкнул Колян и со всего размаха вмазал Боровикову в пятак. Тот не ожидал такого быстрого реагирования и отлетел в сторону. В сумке зазвенели бутылки.

— Ах ты падла! — удивленно произнес лежавший в грязи технический директор и вытащил газовый пистолет. Нападавшие ничего не поняли и, мешая друг другу, бросились на него. Раздался выстрел, струя газа ударила прямо в рот Виталику, оказавшемуся ближе всех. Тот заорал не своим голосом и, схватившись за горло, повалился в грязь под ноги товарищам. Колян и Жора остановились, и второй выстрел накрыл обоих. Послышался надсадный кашель. Теперь нужно было убегать как можно дальше — когти газа уже впились в слизистую оболочку… Задержав дыхание, Боровиков отполз подальше, встал, подхватил сумку и, не интересуясь, что думает по этому поводу троица притравленных алкашей, скорым шагом отправился домой.

Садальский сидел за столом и раскладывал пасьянс. Он уже почти протрезвел и, увидев перекошенную физиономию приятеля, воскликнул:

— Ты что, под асфальтовый каток попал?

— Угу, — прогнусавил Михаил Иванович, серьезно подозревавший, что у него сломан нос. — На алкашей нарвался. Пришлось «штуковину» применить.

— Во, холера… Ты весь в крови, иди умойся, я сумку распакую.

Боровиков вышел на веранду, а Садальский, расстегнув молнию, принялся выставлять на стол принесенные им продукты. Сразу же он порезался — одна бутылка водки оказалась разбитой вдребезги, а все остальные заляпаны перепелиными яйцами: пакет порвался, и внутренности сумки напоминали большую яичницу.

— Твою мать, — только и сказал Садальский, обтирая тряпкой бутылки и закуски.

В комнату вошел Боровиков, делая безуспешные попытки втянуть воздух опухающим прямо на глазах носом.

— Ну что, целые бутылки есть? Или сухой закон до завтра?

— Одна разбилась… Ты вообще герой, бля… Но яичницы не будет, точнее, она уже есть.

— Ладно, колбасой закусим. Там вроде еще корейские салаты остались…

В четверг спозаранку компаньоны с трудом продрали глаза и, решив не опохмеляться, завели наконец разговор о том, как же им быть дальше.

— Тут оставаться не имеет смысла, — гундосил Боровиков, прикладывая к распухшему носу платок, намоченный в ледяной воде. — Кто за нами? Кацнельсон? Так его люди видишь как облажались. Кто-то их за минуту положил, а куда мальчишка делся, до сих пор непонятно. Так что Гриша нам не подмога.

— А мы при чем? Это же они лоханулись, а не мы, — возразил коммерческий директор. — Он нам еще должен! За то, что пацана не уберег. Даром мы, что ли, бешеные бабки ему отсыпали? Но дело не в этом. Ментов мы можем не бояться, Грымза не докажет, что ее сыночка мы увели и мужа грохнули. А на киллера твоего они в жизнь не выйдут. Свидетелей больше нет.

— Стас, не будь хоть ты лохом! — Боровиков скривился, как будто проглотил что-то горькое. — Если один человек знает, то и сто могут узнать. Васнецова нет, но Юлька такой хай поднимет, что хоть святых выноси. Надо было ее в первую очередь убрать, прямо в рыбном магазине.

— Надо было, надо было… Не надо было жадничать! Ну, обувал он нас, но не нищенствовали же! На паперти не просили! А теперь сидим в полной сраке, и сидеть нам до конца жизни.

— Не кипешись, Стас, — урезонивал приятеля Михаил Иванович. — Я тебе говорю: поехали! Что ты здесь забыл? Подожди, — прислушался он, — кажется, труба поет… Где твоя мобила?

Трубка нашлась под подушкой.

— Номер Кацнельсона пробился, — сказал Садальский, взглянув на экран трубки. — Будет что-то новое. Просто так он не позвонил бы.

— Это я, — сказал банкир. — Тут выяснилось кое-что. Насчет воскресного дела.

— Не томи, излагай быстрее!

— Короче, есть один бандит, он это и сделал. Теперь вас ищет.

— Зачем?

— Договориться хочет. Короче, записывайте телефон, это кто-то из его людей. Да, его зовут Гуссейн. Звоните, забивайте стрелку.

— А ты что посоветуешь?

— У вас что, выбор есть? Это очень крутой бандюган, сразу говорю. Вам стоит под него лечь, тем более в свете последних событий. Все, конец связи.

Садальский и Боровиков переглянулись.

— Ты слышал что-нибудь про этого Гуссейна? — спросил технический директор.

— Краем уха. Лично, как ты понимаешь, незнаком.

— Обдерет он нас как липку…

— Не без этого, — грустно кивнул Садальский. — Ну что, давай забивать стрелку… Тьфу, блин, скоро сами на фене заговорим, как блатные.

Полдня телефон, продиктованный Кацнельсоном, то был занят, то не отвечал. Компаньоны теряли терпение. Наконец в трубке послышалось:

— Алло, вас слушают.

— Мне нужен Гуссейн, — хрипло сказал Садальский.

— Кто вы?

— Представители фирмы «Дорога ЛТД».

— Подождите. Я поговорю с боссом… Он сказал, чтобы вы перезвонили вечером. Он с вами встретится. Вы в Москве?

— Нет, в двух часах езды.

— Тогда выезжайте и будьте наготове. Босс ждать не любит.

В семь часов вечера «Лада», за рулем которой сидел Боровиков, остановилась возле неприметного дома на улице Мусы Джалиля. У подъезда маячила фигура братка, который, увидев подъехавшую машину, призывно махнул рукой. Через несколько минут Садальский и Боровиков оказались в большой квартире, видимо полученной путем слияния нескольких смежных. Их сразу провели в комнату, где, кроме тахты и низенького столика, не было никакой мебели.

— Присаживайтесь, — показал рукой на пушистый ковер здоровенный азербайджанец, лежавший на тахте. — С чем пришли, уважаемые?

«Соратники», переглянувшись, принялись устраиваться на полу. Боровиков сел по-турецки, Садальский прислонился к стене, вытянув затекшие в машине ноги.

— Вы хотели нас видеть, — сказал он. — Мы готовы вас выслушать.

Гуссейн втянул в себя дым из кальяна, стоявшего рядом с тахтой. В кальяне забулькала вода.

— Сперва давайте познакомимся. Я — Гуссейн.

Садальский и Боровиков представились.

— Что ж, я вас ждал, — промолвил Гуссейн. — Хорошо, что вы не стали отказываться от встречи. Нам есть о чем поговорить, не так ли? Ну, вижу, вы согласны, — добавил он, хотя оба компаньона не произнесли ни слова. — Итак, у вас есть кое-что нужное мне. А у меня — нужное вам. У вас есть фирма, в работе которой я хочу участвовать. И у вас есть проблемы, которые я могу решить. Так? Так, — сказал он, не дожидаясь ответа. — Вы мне скажите, дорогие, зачем вы пацана увели? Ну, господин Садальский, зачем?

На этот раз Гуссейн решил избрать европейский стиль поведения на фоне восточного антуража. Разливаться соловьем и перемежать завуалированные угрозы цитатами из Низами он считал излишним. Даже азербайджанский акцент почти исчез из его голоса.

Коммерческий директор откашлялся и спросил:

— А какая вам разница? Все равно вы его у нас забрали. Давайте решать быстрее. Что вы хотите? Какие ваши условия?

— Условия? Какой вы быстрый, господин Станислав Садальский, прямо спринтер какой-то. Ну, да ладно. А вообще, что это я такой негостеприимный? — произнес он уже с ярко выраженным восточным акцентом. — Герман, принеси нам коньяка и закуски! Вы же, наверное, голодны? — обратился он к компаньонам. — Сейчас выпьем, закусим что аллах послал и поговорим.

Когда на столике появилась бутылка азербайджанского коньяка, тарелка с нарезанным лимоном, холодное мясо и зелень, Гуссейн поднялся с тахты и пересел на ковер, устроившись напротив собеседников. Разлив коньяк по рюмкам, он сказал:

— Выпьем, чтобы никому не было обидно.

Все трое положили в рот по кружку лимона, и Гуссейн спросил:

— В какую сумму оцениваются активы вашей фирмы?

Садальский поежился. Он на такие вопросы отвечать не привык даже налоговому инспектору. А тут приходилось говорить правду.

Услышав цифру, Гуссейн довольно кивнул головой:

— Серьезная цифра. Ну так что, господа, давайте расставим точки над «i». Мне нужен контроль над фирмой, а вам — жизнь и свобода. Я не собираюсь подминать под себя всю вашу контору, вы по-прежнему будете ею руководить, а мне отстегивать определенный процент. Но все должно быть оформлено юридически. Я стану одним из соучредителей… Ну, и так далее. Подробности вы обсудите с моим юристом.

— Не забывайте, что практически все права переходят к Васнецовой, — напомнил молчавший до этого Боровиков. — В нашем распоряжении лишь небольшая часть прибыли…

— Не страшно, она от этих прав откажется. Вы ведь забыли кое о чем, правда? — прищурился Гуссейн. — Вот то-то.

Он блефовал, рассчитывая попросту прижать бабу, которая казалась ему не больше чем песчинкой на дороге, к ногтю и вытребовать свое при помощи, конечно, компаньонов. То, что Костю он выпустил из рук, делало этот план обычной авантюрой, но Гасан привык рисковать. Тем более что по причине наезда на него некой могущественной группировки ему очень нужны были деньги и он рассчитывал на то, что уже на следующей неделе все формальности будут урегулированы и на его счетах за границей появится изрядная сумма, которая поможет скрасить неудобства вынужденного изгнания. Гуссейн уже твердо решил отправиться на жительство в Турцию, предварительно попутешествовав в странах более экзотических.

— Костя точно у вас? — проницательно спросил Садальский, заставив Гуссейна нахмуриться.

— У меня, у меня, — равнодушно ответил он. — Не в Москве, конечно, так что предъявить его не могу. Придется вам поверить на слово.

Они снова выпили.

— Гуссейн, должен вас предупредить, что жена Васнецова — грымза еще та. И грымза со связями, — вставил Боровиков. — Она — крепкий орешек… Но это уже будут ваши проблемы. А теперь скажите, какие у нас гарантии?

— Самые наикрепчайшие, — начал вдохновенно врать Гасанов. — Похищение пацана с вас списывается, я все беру на себя. Какие еще вам нужны гарантии? Разве что… киллера вашего пристукнуть, чтобы не сболтнул при случае?

Последняя фраза заставила компаньонов вжаться в стенку. Гуссейн сразил их наповал. Впрочем, ему нетрудно было догадаться, кому выгодна была смерть генерального директора фирмы.

— Но на эту тему не будем. Пока, во всяком случае. Все что ни есть — все к лучшему. Итак, мы договорились? Тогда — за успех!

Когда они уже выезжали из столицы, коммерческий директор спросил:

— Миша, ты этому своему… сбросил SMS-ку, чтобы в час ночи в этой кафешке ждал? Она ведь круглые сутки открыта.

— Да сбросил, сбросил, еще когда от этого грабителя выходили. Поехали, времени мало осталось.

Мобильник, изъятый Филатовым у киллера, запиликал мелодию «Турецкого марша». Юлия внимательно прочитала поступившее сообщение и сняла трубку городского телефона.

Оживленная днем трасса ночью словно вымерла. «Лада» шла на приличной скорости, и Садальский с Боровиковым оказались на месте задолго до назначенного времени.

— Пошли в кафе? — спросил Михаил Иванович. — Я бы водки выпил… Тошно мне от его коньяка.

— Ты же за рулем, — усомнился Садальский. — А если гаевые прицепятся?

— Полтинник сунем — отцепятся. Пошли.

Придорожное кафе представляло собой сказочную избушку с печью, в которой Баба Яга собиралась поджарить Ивана Царевича. В углу стояла невесть откуда взявшаяся самая настоящая огромная ступа, из которой торчал пест. Рядом виднелась метла, на которой, по задумке дизайнеров, означенная Баба Яга должна была летать, доставляя головную боль диспетчерам местных авиалиний. Кафе и называлось соответственно — «Лукоморье».

— Бутылку водки, пожалуйста, и шашлык, — обратился Боровиков к пожилому армянину, который, опершись на стойку, играл сам с собой в нарды.

— Присаживайтесь, я принесу, — пригласил тот, засовывая палочки с уже готовым шашлыком в микроволновую печь. — Салат из помидоров не желаете?

— Давайте, — ответил технический директор, посмотрев на часы. До встречи с Горбатовым оставалось еще пятьдесят минут.

За пять минут до срока они успели приговорить водку и закуску и теперь все чаще смотрели на часы, недоумевая, куда мог деться киллер.

— Слушай, может, его на службу срочно вызвали? — спросил Садальский.

— Да какая там у него служба, — по улицам ходить да пьянтосов в подворотнях вылавливать. Кто их проверяет? Скажет, буду через час, сам — сюда. Нет, тут что-то другое.

— Не нравится мне это…

— Ну, подождем полчаса, в дороге всякое может случиться. Мало ли, движок забарахлил…

Они не заметили, как в окно заглянул какой-то мужчина, который тут же скрылся из виду.

— В сон клонит, — зевнул Садальский. — Может, я в машину пойду прикорну? Ты ж с ним сам договаривался, мне и светиться не стоит.

— Твоя правда, — ответил Михаил Иванович, тоже зевая. — Быстрей бы он появился. Завтра у тебя трудный день, надо с юристом этого Гуссейна встретиться.

— Ну да, твое тут дело маленькое, подписал — и все. А мне гору бумаг перелопатить… Ладно, пошел я.

Садальский вышел из домика и сладко потянулся. «Отлить надо», — подумал он и направился в сторону туалета, видневшегося поодаль. Он не дошел до него несколько метров. Сзади возникла темная фигура, раздался хлопок, и Садальский ничком упал на асфальт. Мужчина подошел поближе и еще раз разрядил пистолет ему в голову.

Когда Боровиков тоже испытал потребность посетить туалет, на его часах было двадцать минут второго. Он шагал не вполне твердо, зрение было затуманено алкоголем, и технический директор заметил труп, лежащий прямо на его пути, только когда споткнулся о него.

— Боже, Стас… Стас! — он опустился на колени и увидел развороченный выстрелом затылок компаньона.

Мгновенно протрезвев, Боровиков вскочил, повернулся, собираясь бежать отсюда куда глаза глядят, и последнее, что он увидел в этой жизни, был направленный на него ствол пистолета.