Пуля всегда права

ГЛАВА 26

— Снова валить Гуссейна? Зачем? Отчего именно ему такая честь? Он что, стал «смотрящим» Москвы?

Швед не понимал, зачем посылать бригаду на устранение Гуссейна, который, по его мнению, после предыдущего «наезда» уже не представлял никакой опасности.

— «Смотрящим» он не стал, — пояснил Юзеф. — Мне кое-кто шепнул, что он прознал, откуда ноги растут у последних событий. Источник я, само собой, называть не буду.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением произнес Швед. — Не мог он ничего прознать. Карловича, который нас на кабак вывел, замочили, да и не знал он, кто за этим взрывом стоит. Мы же его «втемную» использовали. Если бы даже его раскрутили, он показал бы пальцем совсем в другую сторону.

— Кстати, выяснилось, кто вышел на Карловича? — поинтересовался Юзеф.

Швед замялся.

— Там были две какие-то бригады. Остались трупы, принадлежность даже менты пока не смогли выяснить. Мне пообещали информацию сегодня к обеду.

— Только к обеду? — нахмурился Юзеф. — Медленно работаете, Швед. Я чувствую, что без Гуссейна здесь не обошлось. Что ни говори, даже после налета он остался крупнейшим «бригадиром» столицы. У него в распоряжении, по моим данным, теперь человек тридцать-сорок. И если уж мне известен адрес, по которому он прячется, почему бы не решить проблему одним ударом?

— У нас на сегодня запланирован Червонец. Две такие мощные акции в один день? Не потянем. Кроме того, в районе четырнадцати часов станет точно известно, что за трупы остались в квартире Карловича. Так что с Гуссейном предлагаю повременить.

— Ну ладно, — нехотя согласился Юзеф. — Повременить, так повременить. Все, будь на связи. И скажи там, в приемной, чтобы следующий заходил.

Не успел Швед шагнуть за дверь, как в кабинет директора рыбного магазина «Океан» Юлии Трофимовны Васнецовой, в последний год отзывавшейся на «погоняло» Юзеф, оттолкнув с дороги рослого мужчину, ворвалась тетка немыслимых размеров и с порога заголосила:

— Да сколько же можно? Почти на пятьдесят грамм икры обвесили! Я дома проверила — не пятьсот грамм, а четыреста пятьдесят! Я на электронных весах взвешивала!

— Дома взвешивали? — уточнила Васнецова.

— Дома…

— Вот и идите домой. Вы эти пятьдесят граммов по дороге съели.

— Как вы смеете!..

— Не мешайте работать! — повысила голос Юлия Трофимовна и углубилась в бумаги, лежавшие на ее столе. Разъяренная тетка, пригрозив, что будет жаловаться в прокуратуру, вылетела из кабинета, как ядро из крепостной пушки.

«В прокуратуру она будет жаловаться, — печально усмехнулась Васнецова. — На пятьдесят граммов обвесили… Знала бы ты…»

Юлия Трофимовна устало потерла лоб. В последние недели, когда начало осуществляться задуманное год назад ею с Нарьянгом, она часто размышляла над тем, не слишком ли тяжелую ношу взвалила на свои плечи.

По ее подсчетам, количество трупов, наваленное в Москве и области людьми Шведа и Ганса, далеко перевалило за две сотни. Среди новопреставленных были не только криминальные авторитеты, их охранники и прочая шушера, по которой давно плакала тюрьма. Под шальные пули и осколки попадали порой случайные прохожие, иногда даже дети. После второго такого случая (бригада одного из авторитетов оказала сопротивление, и под огонь попала молодая мать с крохотной дочуркой, которую несла на руках) Юлия строго-настрого велела Шведу планировать операции более тщательно, хотя нежелательных эксцессов не удавалось избежать и впредь.

Первое время сам Швед и его помощник Ганс сомневались в выборе своего босса — Нарьянга.

Им казалось, что женщина в силу специфики пола будет не в состоянии вынести на себе неподъемный груз передела сфер влияния. Но уже через несколько месяцев, когда устраненные без лишнего шума некоторые предводители группировок были заменены людьми, которые не знали даже, на кого работают, но готовы были к сотрудничеству с могущественным «синдикатом», их мнение о Юзефе изменилось. Кроме того, эта довольно молодая и в высшей степени красивая женщина начала возбуждать в «лейтенантах» Нарьянга вполне здоровые мужские чувства, на которые, впрочем, она никак не реагировала.

Если уж быть совершенно откровенным, было в Юлии что-то такое, что делало ее лидером. Ей не приходилось произносить длинных речей, во время которых, подобно Гитлеру, потребовалось бы опускать руки в чашку со льдом, чтобы привести в порядок организм, разогретый до невероятной температуры. После нескольких минут общения с ней практически любой человек, которого она хотела привлечь, становился похожим на мокрую глину, из которой можно лепить все, что вздумается.

Швед порой спрашивал себя, как он сам, не признававший на свете ни единого авторитета, за исключением Нарьянга, попал под влияние Юлии. И находил ответ: его дальневосточный босс и эта московская женщина были одинаково сильны. Вот только в чем источник этой силы, он догадаться не мог.

На самом же деле сложилось так, что Юлия Васнецова, тогда еще Отрепьева, с детства определила в себе некие способности, которые, правда, действовали не всегда, зато уж если срабатывали, то эффект превосходил любые ожидания. Много лет спустя, уже заканчивая школу, она впервые столкнулась с похожими способностями, но не в жизни, а на страницах книжки про знаменитого Вольфа Мессинга. Эти способности, как она выяснила, были особого рода гипнозом, врожденной, но пока не развитой у нее возможностью подчинять людей не силой убеждения, логики, а лишь силой внушения. И Юлия начала искать любую информацию о гипнозе и приемах внушения. А ведь в то время в СССР эта тема считалась закрытой почти для всех… Но не для дочери офицера КГБ.

Когда Юлия в первый раз попросила отца, полковника всесильного ведомства, помочь ей разыскать материалы по парапсихологии, тот удивленно поднял брови. Но, рассудив, что этот интерес лишь дань увлечению, которое в восьмидесятые годы вновь охватило «золотую молодежь» страны, задавать вопросы не стал и принес не секретный, конечно, но и не предназначенный для широкой аудитории сборник материалов, в качестве учебника предлагаемый курсантам школ КГБ. Прочитав эту книгу, которую отец строго-настрого велел никуда из дому не выносить, Юлия начала тренировать свои способности и к двадцати годам достигла немалого успеха.

Корректировать поведение людей, да еще так, чтобы они не заметили ничего подозрительного, было очень трудно. Это отнимало столько энергии, что каждый раз Юлия чувствовала себя выжатым лимоном. Поэтому свои способности, которые она уже не считала сверхъестественными, выросшая Юлия использовала только в особых случаях. Действительно, зачем гипнотизировать профессора из Плехановки, когда теорию бухгалтерского учета можно просто выучить?

Но теперь настало время применить Силу. Первым объектом стал несчастный Коля Карлович, которого тем не менее пришлось для усиления воздействия гипноза затащить в постель. После него было еще несколько мужчин и женщин и наконец — Филатов. Он оказался крепким орешком, и задача была решена наполовину: в постель Юлия его затащила, причем испытала с ним необыкновенное удовольствие, но Боровикова и Садальского он убить отказался. И это — человек, за которым десятки трупов! Так что здесь вышла осечка. Впрочем, Васнецова была уверена, что все-таки привязала к себе бывшего десантника, — для таких людей узы симпатии порой сильнее уз, которыми скрепляет кровь, пролитая в совместном преступлении.

Сделав несколько срочных звонков, поговорив с главным бухгалтером и заведующей секцией живой рыбы, Васнецова посмотрела на часы. Было около часа дня, есть совершенно не хотелось, и Юлия решила выпить кофе. Но едва она протянула руку, чтобы вызвать секретаршу, как зазвонил городской телефон.

В одиннадцать часов в крохотную одноместную палату института имени Склифосовского, где лежал Василий Васильевич Васнецов, полный тревоги за своего пропавшего сына, вошел моложавый мужчина в форме полковника милиции.

— Здравствуйте, Василий Васильевич, — обратился он к пациенту, с выбритой головы которого уже сняли бинт, заменив его на пластырь. — Я полковник уголовного розыска, зовут меня Кононов Георгий Алексеевич. Здоровье-то ваше как, поправляетесь?

— Вашими молитвами, — буркнул Васнецов, даже не приподнимаясь с койки, на которой он просматривал свежую газету. Общаться с милицией сейчас он хотел меньше всего. — Чем обязан? Может, наконец нашли тех, кто на меня покушался?

— Сейчас речь не о них, уважаемый господин Васнецов. У нас с вами мало времени, и поэтому я буду по возможности краток. Речь идет о вашем сыне и о его матери.

Васнецов резко вскочил. Этим движением он потревожил рану и, охнув, схватился за голову.

— Что с моим сыном?

— Да уж не знаю, — покачал головой Кононов. — Как и не предполагаю, почему вы столько времени молчали, зная, что ребенок похищен. Нет, я все понимаю, — пресек он попытку Васнецова ответить, — вам угрожали и все в таком духе. Но, признайтесь, за последнее время вокруг вас навалили немало трупов. Даже ваши ближайшие помощники Садальский и Боровиков убиты при невыясненных обстоятельствах. А дачу первого из них превратили в полигон для отработки упражнения по проникновению на особо охраняемый объект.

— Я еще раз спрашиваю: Костя жив?

— Жив, по моим данным. Но где он — я не знаю.

— Зачем же вы ко мне пришли? Сообщить, что эти два негодяя все это затеяли? Так я это и без вас знаю. Они свое получили, а кто их «погасил», как ваши коллеги выражаются, — это уж вы сами ищите.

— Похоже, Василий Васильевич, — тихо произнес Кононов, — далеко искать не придется. Я лично на… — он слегка замялся, — ее месте тоже искал бы возможность отомстить. И за сына, и за покушение, после которого и вы и она чудом остались в живых.

Васнецов с недоумением посмотрел на полковника:

— Вы что же, хотите сказать, что Юлия…

— Лично я в этом практически уверен, тем более что буквально в последние часы открылись новые обстоятельства. Похоже, что ваша супруга ведет не одну, а две жизни.

Он помолчал, глядя на Василия Васильевича, прикрывшего глаза ладонью. Его неровно остриженный череп с длинной полоской пластыря, идущей ото лба к затылку, производил довольно жалкое впечатление.

— Я чувствовал… — глухо сказал Васнецов. — Я видел, что последнее время с ней творится что-то неладное. Она стала другой, более властной, что ли… Георгий Алексеевич, во что она влипла?

Кононов молча подобрал упавшую на пол газету, открыл ее на той странице, где с подробностями и фотографиями рассказывалось о взрыве в «Олимпе», и протянул Васнецову. Тот быстро пробежал глазами материал.

— Но это же бред какой-то! Зачем ей убирать сход воров в законе? Я понимаю, рыба… Махинации всякие, огромные деньги вокруг контрафактных продуктов… Но то, что произошло, — это же начало передела! А это — война, страшная война на улицах!

— Она уже идет, Василий Васильевич, — кивнул полковник. — И то, что ваша жена является директором рыбного магазина, — не простое совпадение. Хотя это обстоятельство как раз и могло бы быть совпадением. По нашим данным… — я думаю, не стоит напоминать, что они абсолютно секретны? — так вот, по нашим данным, кто-то в Дальневосточном регионе захотел навести в столице порядок, выгодный ему. Мы пока не знаем, кто это. И вы должны нам помочь.

— Я?! Но как?

— Мне очень жаль, Василий Васильевич, но погибли сотни людей. В том числе женщины и дети, просто оказавшиеся рядом с местами, в которых чьи-то боевики устраивали нападения на авторитетных людей уголовного мира. Не буду вдаваться в подробности, но поверьте мне на слово, то, что происходило и продолжает происходить, — страшно…

— Подождите, полковник, — остановил его начавший приходить в себя Васнецов. — Откуда вы взяли эту дичь о том, что Юля ко всему этому причастна? До сих пор я слышал от вас только общие фразы!

— Надеюсь, вы понимаете, что в интересах следствия никаких подробностей и конкретных данных я изложить вам не могу…

— Уж не хотите ли вы, чтобы я поверил на слово человеку, пусть даже полковнику милиции, который приходит и говорит мне, что моя жена, с которой я прожил пятнадцать лет, чуть ли не организатор глобальной войны за передел сфер влияния в преступном мире? Не смешите меня!

Одно дело нанять киллера и «заказать» двоих мерзавцев, а другое — решиться на взрыв ресторана с воровским сходом.

— Ну, Василий Васильевич, я вас прекрасно понимаю… Вы хотите увидеть своего сына? — внезапно сменил направление разговора Кононов.

Васнецов оторопело уставился на полковника:

— Так вы же сказали, что не знаете, где он!

— Зато я знаю человека, который в курсе местонахождения Кости.

— Кто он?

— Работник вашей охраны, Филатов. Мы получили информацию совсем недавно, навели справки и решили без вас к этому человеку не соваться. Знаете ли, ходят разные про него слухи. Даже легенды, я бы сказал.

— Так что он хочет?

— Да ничего, насколько пока можно судить. Его условие простое — он отдаст сына только отцу. Не матери, заметьте, а именно отцу!

— Скажите, чтобы принесли мою одежду, — вскочил Васнецов, тут же пошатнувшись от боли, пронзившей голову. — И где мне найти Филатова? Не помню его сотового… — он порылся в пухлой записной книжке, лежавшей на тумбочке. — А-а, вот он. — И пока полковник распоряжался о том, чтобы одежду богатого пациента немедленно принесли, Васнецов набрал номер.

— Юрий Алексеевич? Это Васнецов. Да, я здоров, сейчас выхожу из больницы. Это правда, что вы нашли Костю? Как, он сам вас нашел? Хорошо, хорошо, при встрече! Где он? Я немедленно за ним еду! Нет, я еду сейчас. Ничего, что вы не можете, я сам справлюсь… В конце концов, это мой сын!!! Извините… Да. В Монино? Подождите, записываю… Вы им позвоните? Благодарю. Что сказать? Передать привет хозяину от Понтия Филата? Без «я», это… Понти Филата, понятно. Вы будете дома? По обстоятельствам? Ну, хорошо. До встречи. Сами понимаете, что я этого не забуду.

— Ну что, договорились? — спросил Кононов, принимая из рук санитарки одежду Васнецова.

— Да. Едем в Монино. Он там.

Черная «Волга» с милицейскими номерами подкатила к невзрачному дому бывшего бригадира электромонтажников. Во дворе было пусто, только огромный серый кот прошмыгнул куда-то по своим кошачьим делам. Полковник и Васнецов вышли из машины. Кононов на всякий случай нащупал пистолет в наплечной кобуре и снял его с предохранителя. Василий Васильевич постучал в двери.

— Кого несет? — раздался через несколько секунд приглушенный голос.

— Я за сыном, — поспешил ответить Васнецов.

— От кого?

— От… Боже мой… От Понти Филата!

Дверь распахнулась. На пороге стоял огромный бородатый мужик.

— От Филата, говоришь? — усмехнулся он. — Да еще от Понти… Ну, проходи, коли так. А это кто? — он кивнул в сторону полковника. Тот молча вынул удостоверение и показал хозяину.

— А-а… Ну, проходите, — он посторонился и пропустил Кононова и Васнецова в избу. И не успел тот переступить порог горницы, как ему на шею бросился Костя.

— Папа… — сдавленно прошептал он и тут же увидел остриженную голову отца, прикрытую купленной наспех дурацкой шляпой. — Что с тобой? Это… от того покушения?

— Да так, бандитская пуля, — попытался отшутиться Василий Васильевич, смахивая непрошеную слезу. — Не обращай внимания. Поедем домой.

Час, который они с полковником провели в машине, состарил Васнецова на десяток лет.

— Вы еще не спросили, господин Васнецов, в чем будет заключаться ваша помощь следственным органам, — напомнил начальник убойного отдела МУРа.

— Ну так говорите! Я жду.

Полковник помолчал.

— Вы, конечно, вправе от моего предложения отказаться, но и вам самому рано или поздно захочется узнать истину. Я имею в виду деятельность вашей жены. Жить, как раньше, после всего, что я вам рассказал, вы не сможете. Мы в любом случае дело доведем до конца, но и мы и вы заинтересованы в том, чтобы правда вышла наружу как можно быстрее. Каждый день — новые жертвы… И, как я говорил, среди них не только бандиты. И вот о чем я вас хочу попросить. В ходе оперативных мероприятий мы выяснили, что ваш сын несколько дней находился на базе криминального авторитета по кличке Гуссейн. Это скорее всего он послал людей на дачу, купленную накануне вашим заместителем Садальским для того, чтобы спрятать там похищенного мальчика. Несложное логическое рассуждение позволяет сделать вывод о том, что Боровиков и Садальский были недовольны распределением прибыли вашего предприятия. Это так? — он в упор посмотрел на генерального директора.

Тот кивнул.

— А этот Гуссейн, — продолжил полковник, — тоже интересовался вашей прибылью. Покойные заместители его просто опередили. Потом на него самого был совершен «наезд», а уже после, когда Костя пропал, а на вас было совершено покушение, скорее всего теми же личностями, Гуссейн вел с ними переговоры, думая, что вы убиты. Им нужна была крыша, и Гуссейн им ее пообещал в надежде, что вдову удастся сломать, тем более что ее сын в его руках. О том, что это не совсем так, Гуссейн Боровикову и Садальскому сообщать не спешил.

Но «вдова» оказалась не из тех, кого можно вот так просто обломать. Ваши заместители были убиты, и договариваться оказалось не с кем. Потом грянули события, связанные с взрывом ресторана «Олимп», унесшим на тот свет многих авторитетов, и всем стало не до фирмы «Дорога ЛТД».

Не стану скрывать, все это мы узнали буквально сегодня ночью. Как — не время и не место рассказывать. Вся Петровка работает по этому взрыву, и, как только появился намек, точнее, только тень намека на причастность к нему вашей жены, мы стали искать точки соприкосновения. И нашли, — полковник торжествующе стукнул себя кулаком по колену. — Последние сообщения поступили ко мне полчаса назад, когда я ждал вас в машине, пока вы одевались и подписывали какие-то бумаги. Так вот, мне сообщили, что есть даже не точка, а несколько точек, которые одним движением карандаша можно было свести в непрерывную линию. Если коротко, то исчезнувшая незадолго до взрыва администратор ресторана «Олимп» Екатерина Г. встречалась со своим одноклассником Николаем К., который некоторое время назад работал у вас в фирме охранником, а потом был переведен грузчиком в магазин «Океан». Простите меня, но я вынужден сказать, что этот человек был близок с вашей женой, Василий Васильевич.

Васнецов встретил обвинение жены в неверности на удивление спокойно.

— Ну, это я предполагал давно, — флегматично заявил он. — Я ведь, знаете, тоже не святой. Мы с Юлей заключили молчаливый пакт, что ли. И не мешали друг другу. Это не значит, что я не любил ее… не люблю. Но вы правы. Жить под дамокловым мечом глупо. Что от меня требуется?

— Костя должен позвонить матери и сказать, что снова пойман людьми Гуссейна, которые были так нерадивы, что не забрали его мобильник. И — все. Думаю, она сама примет участие… Дальнейшее развитие событий расставит все точки над «i».

— А другого пути нет? Не хотелось бы парня припутывать. Это же его мать! Думайте, полковник. У вас есть время. Минут тридцать. И я буду думать. И просить Бога, если он есть, чтобы это оказалось страшным сном.

— Костя, нам нужно серьезно поговорить — сказал Васнецов, когда паренек, попрощавшись с какими-то людьми, так и оставшимися в глубине дома (ему даже почудился женский всхлип), уселся в машину рядом с отцом. Полковник сел впереди, и водитель, одетый в штатское, тронул «Волгу» в сторону Москвы.

— Я слушаю, папа. Кстати, а где Юрий Алексеевич?

— Не знаю, сынок. У него какие-то свои дела… Так вот. Нам с тобой придется помочь милиции раскрыть преступление.

— Покушение на тебя, папа? Или мое похищение?

— Нет, тут все сложнее. Я не могу рассказывать подробности, сам практически ничего не знаю. Но вот полковник, — он указал на сидевшего перед ним Кононова, — утверждает, что мы можем помочь найти важного преступника. Он может быть знаком с нашей мамой.

— Преступник? С мамой? Чепуха какая-то…

— Не знаю, Костя. Но это очень важно. Ты должен… — Васнецов-старший судорожно сглотнул, — позвонить ей по телефону и сказать, что ты опять у этого Гуссейна и что тебе грозит опасность.

— Но зачем? В какие игры вы играете? При чем тут мама?

— Костя, это нужно сделать.

— Папа…

— Да, сынок. Иначе останется неразрешенность. А она — хуже смерти. Не бойся, сынок. Все будет хорошо.

Заклинание от страха, которое он выучил по приказу Пака, начало неотвязно и монотонно звучать в голове Кости: «Я не должен бояться. Страх — убийца ума. Страх — маленькая смерть, приносящая полное уничтожение. Я встречу мой страх лицом к лицу. Я позволю ему пройти сквозь меня. И тогда он уйдет».

Костя взял протянутую полковником заранее приготовленную трубку и выдохнул:

— Мама! Мама, это я! Я опять попался, я у Гуссейна, на квартире! Вроде в Зябликово! Они сейчас придут!..

Когда Швед сообщил Юлии, что трупы в квартире ее бывшего любовника Коли Карловича принадлежали людям Гуссейна и среди них был его приближенный по кличке Махно, Васнецова даже не удивилась. Приказав готовить команду и ждать ее сигнала, она вытянулась в кресле и погрузилась в легкий транс, позволявший ей привести в порядок мысли.

«Значит, Гуссейн все время шел по следу. Где же прокол? — мучительно размышляла она, закрыв глаза и положив руки на подлокотники. — Коля, Коля… Где же ты наследил? Не иначе как с этой администраторшей. И чья вторая бригада? Кто еще появится на горизонте?» Ответов на эти вопросы у нее не было, да и быть не могло. Представить себе столь нелепое совпадение — связь Филатова с Катей… Она же не ясновидящая!

Трель звонка ее мобильника вырвала Юлию из медитации.

— Мама!..

— Костя, Костя!! — кричала женщина в трубку, из которой уже доносились короткие гудки. Автоматически посмотрев на экран, она убедилась, что номер телефона, с которого звонил сын, аппарат определить не смог.

Не медля ни секунды, она набрала номер Филатова. Что заставило ее сделать это, она так и не поняла до самого конца.

— Юра? Это Юлия. Только что на связь пробился Костя. Он снова у Гуссейна. Именно там, где ты говорил, в Зябликово…

Десантник выслушал Юлию и, коротко ответив: «Еду», на минуту присел на стул. Какой Гуссейн? Какое Зябликово? Ему только что звонил Пак и сообщил, что десять минут назад машина, в которой были Васнецов, какой-то милицейский полковник и водитель, отъехала от дома. Ситуация выходила из-под контроля. Окинув взором лежавшие на диване и храпящие в разной тональности тела трех пьянтосов, он проверил пистолет и захлопнул за собой дверь. Раз Юлия сама решила участвовать в разборке, дело принимало совсем другой оборот.

Как они и договорились, он подъехал к магазину «Океан» в третьем часу. Спешил так, как только можно спешить по загруженным улицам Москвы, если дело идет о жизни и смерти. На свистки гибэдэдэшников не реагировал. Филатов ясно понимал, что через несколько часов наступит развязка.

Юлия села в джип к Филатову и сказала:

— Ровно в 15–30 мы должны быть в Зябликово. Юра, я прошу тебя не удивляться ничему из того, что ты там увидишь.

— Ты хочешь учинить большую разборку? — спросил десантник. — Но если там Костя, он же…

— Он не пострадает, — уверенно заявила Васнецова. — Я не зря тебя с собой взяла. Хотя у меня превосходные специалисты, они тебе в подметки не годятся.

Юрий, который уже понял, о каких специалистах идет речь, удрученно вздохнул. Его хрупкая надежда на то, что Юлия окажется не замешанной в кровавом переделе, таяла на глазах. И все-таки что это за ерунда с Костей?

— Юля, а ты точно знаешь, что это звонил твой сын? Это не подстава?

— Я что, голос Кости не знаю? Он сказал, что снова у Гуссейна в Зябликово и что туда, где он находится, уже идут, так что, понятно, говорить он больше не смог. И номер мобильника не пробился, но это бывает.

Юрий уже хотел сказать, что нет там Кости и быть не может, но тут вспомнил, что вместе с Васнецовым за ним приезжал в Монино какой-то ментовской полковник. Тут-то все и стало на свои места. Что ж, Филатову было не впервой подставлять свою задницу под пули за чужие интересы.

С разных сторон в Зябликово съезжались джипы и микроавтобусы, в которых сидели суровые мужики, знавшие, что каждый из них через несколько минут может оказаться в морге или того хуже — истекать кровью на какой-нибудь грязной лестнице с оторванными осколком гранаты гениталиями. Этим мужикам было до фени, за что проливать кровь, — лишь бы платили большие бабки. И в этом было их коренное отличие от Филатова — деньги его не интересовали никогда, и, за что кровь проливать, ему было не все равно. Как они оказались по одну сторону баррикад? И по одну ли?

«Интересно, где менты своих спрятали? — подумал Филатов, выруливая на улицу Мусы Джалиля. — Не иначе как в зеленой зоне, где-нибудь около прудов. Хотя далековато будет».

— Останови во дворе, — попросила Юлия и связалась с кем-то по телефону. Минут через пять рядом с джипом Филатова появился мощный «лендровер», из которого вышел рослый мужик в коже и берцах.

— Швед, Юрий, — представила она их. Мужчины, не подавая рук, кивнули друг другу. — Юра, посиди тут, мы выйдем пройдемся, — сказала Юлия, открывая дверцу машины.

О чем они говорили, Филатов не слышал. Он сидел, опустив лоб на рулевое колесо, и с пронизывающей грустью думал о том, почему же, стоит ему полюбить женщину, она или погибает, или оказывается далеко не тем человеком, который разделяет его взгляды…

Наконец Юлия вернулась.

— Поехали, Юра, — сказала она, садясь в машину. Скоро начнем.

Филатов молча тронул джип с места, подчиняясь одной мысли — «скорее бы все это закончилось».

И когда начался налет на укрепленную, словно бункер, квартиру Гуссейна, когда выстрелы и взрывы гранат заставили обитателей окрестных домов лечь на пол, прикрыв голову руками, когда из окон повалил дым, со звоном посыпались стекла и через некоторое время все эти звуки перекрыл усиленный мощным мегафоном голос: «Прекратить огонь! Всем оставаться на местах», — он понял, что ему остается одно: спасать эту заблудшую душу, поселившуюся в теле Юлии Васнецовой.

Десантник рванул машину вперед и, едва разминувшись с бронеавтомобилем, полным омоновцев, помчался в сторону Каширского шоссе. Его не преследовали, — у милиции было слишком много дел там, на улице, названной именем погибшего в берлинской тюрьме поэта.

Вскоре джип выбрался на Кольцевую, и Филатов помчался куда глаза глядят, пока не повернул прочь от столицы на первой попавшейся развязке. Только тут он смог посмотреть в сторону Юлии, и ему стало страшно. Ее лицо было белым как мел, в неподвижной, каменно застывшей рядом с ним женщине не осталось ничего живого. Только на мгновение шевельнувшиеся губы произнесли одно слово: «Костя…»

— Кости там не было, — сказал Филатов громко, рассчитывая, что эти слова выведут Костину мать из шока.

Он не ошибся. Юлия медленно повернула голову и непонимающе уставилась на него:

— Как… Не было?

— Он у отца, Василий Васильевич забрал его из Монино, где Костя был последние дни у моего друга.

— Так вы мне все лгали, — помолчав и глядя на дорогу, тихо произнесла Юлия. — Даже сын…

— Я не знаю, что там произошло, — сказал Филатов. — В этом еще предстоит разобраться.

— Это уже все равно, — прошептала Юлия. Увидев вдали рощ, примыкавшую к дороге, она попросила: — Останови, пожалуйста, мне надо.

Филатов затормозил у обочины проселка. Васнецова захватила свою сумочку и, не оборачиваясь, пошла вперед, скрывшись за деревьями. Ее не было довольно долго, и обеспокоенный Филатов отправился за ней… И услышал выстрел, напоминавший хлопок пробки от шампанского.

Юлия ушла недалеко. Она лежала около толстой березы, на коре которой виднелись следы прошлогоднего сбора сока. Маленький пистолет еще дымился. Напротив сердца по светлой ткани короткого плаща расплывалось красное пятно. «Мне кажется, мы будем любить друг друга до смерти», — вспомнил Юрий. Он встал на колени и услышал вылетевшее с последним вздохом: «Пуля… всегда… права».

Утром следующего дня на Петровке праздновали победу. В этот день даже начальство смотрело сквозь пальцы на то, что оперативники, принимавшие участие во вчерашней операции, с самого утра прикладывались к стакану, — стресс надо было снимать. Весь вечер понедельника шли интенсивные допросы, по горячим следам были раскрыты многие убийства последних недель и месяцев, в руки органов правопорядка попалась не только мелкая рыбешка, но и крупные щуки, на которых менты давно уже точили зубы. С поличным взяли даже неуловимого Шведа, который застрелил Гуссейна и уже было ушел, но напоролся на шальную пулю, раздробившую коленную чашечку. Ганс и около десятка боевиков с Дальнего Востока погибли. Людей Гасанова осталось в живых всего двое, в том числе его «визирь» Гарик.

Борис Нахалкин принимал поздравления. Всем уже была известна его роль в раскрытии самого громкого дела десятилетия, как его уже успели окрестить журналисты, прибывшие со своими камерами на место «побоища в Зябликово».

Уже хорошо поддавший без пяти минут майор делился подробностями. Зина, которая уже кое-что знала и сделала весьма нелицеприятные выводы, прислушивалась к его словам все более внимательно. Выходило, что Костю жестоко обманули…

— Нет, ну хороша же была идея — подставить эту убийцу с помощью ее собственного сына! — Борис, уже мысленно примерявший майорские погоны, просто раздувался от самодовольства.

— Кстати, а чья она, эта идея? — спросила журналистка.

— Моя, чья же…

И тут Зина размахнулась и влепила ему такую пощечину, что ее звон разнесся по всей Петровке. И уж точно, оплеуха эта поставила жирную точку если не на карьере, то на авторитете сыщика Бориса Нахалкина, равно как и его шефа полковника Кононова. Зина принародно поклялась в ближайшем же номере «Московского бульвара» рассказать о том, как доблестные сыщики спрятались за спину тринадцатилетнего ребенка.

Через девять дней после смерти Юлии Васнецовой Филатов, Петрович и Костя долго стояли возле свежей могилы. Остальные уже потянулись с кладбища, окружив Василия Васильевича, тяжело опиравшегося на руку начальника своей охраны.

Петрович достал неразлучную флягу и протянул десантнику. Тот плеснул из нее несколько капель на не успевшую осесть землю, выпил глоток и вернул Петровичу.

— Дайте и мне, — попросил Костя.

— Стоит ли? — спросил Филатов. — Не надо, Костя. А то ведь и ты когда-нибудь можешь не успеть… Я вот не успел…