«Странно, — подумал Филатов, мгновенно переходя границу между сном к бодрствованием. — Потолок кто-то побелил… И люстра не моя… Дурдом. Куда это я попал?»
Постепенно память, вышибленная куда-то вчерашним литром коньяка, начала возвращаться на место. Юрий со стоном перевернулся на бок и поднес к глазам часы. Стрелки показывали три часа. Но дело заключалось в том, что десантник никак не мог взять в толк — три дня или три ночи? Когда он смог принять вертикальное положение и справиться с отбойным молотком, стучавшим в голове, по слабому свету, проникавшему сквозь шторы, он определил, что продрых в Юлиной постели чуть ли не весь день.
На столе лежал лист бумаги, исписанный бисерным почерком. В записке значилось: «Юрочка, я ушла по делам, приду поздно. Еда в холодильнике, разогрей сам, Василисы сегодня не будет. Если не дождешься меня, обязательно позвони! Ю.» Слово «обязательно» было подчеркнуто двумя жирными чертами.
«Попал…» — подумал Филатов и принялся искать свою одежду. Она оказалась аккуратно сложенной в кресле. На его спинке висел халат, в который и облачился десантник.
Огромная квартира была пуста. Постояв под ледяным душем и приведя себя в порядок, Юрий почувствовал, что его тело способно жить дальше. Теперь нужно приводить в порядок мозги и спасать то, что еще можно было спасти. Он снова посмотрел на часы. Полчетвертого. Наскоро проверив содержимое холодильника, он быстро съел кусок холодного цыпленка, запил томатным соком и уже спустя десять минут сидел за рулем джипа, рассчитывая найти Пака.
Дверь в тренировочный зал была заперта, и, сколько Филатов ни стучал, никто так и не отозвался. Приходилось ехать одному.
Филатов добрался до поворота в сторону заброшенного завода довольно быстро. Оставив машину почти там же, где стоял «вольво» корейца, он свернул в лес и скорым шагом направился к видневшейся неподалеку стене. И почти сразу почувствовал запах гари. Это ему очень не понравилось.
Ворота, рядом с которыми виднелась дверь с надписью «Проходная», выглядели так, как будто через них с боем прорывалась рота солдат, вооруженная гранатометами. По углам квадрата, который представляла территория завода, догорали сторожевые вышки. Людей не было видно, и, только когда десантник заглянул во внутренний двор, ограниченный корпусами цехов, он понял, что несколько часов назад здесь было нешуточное побоище.
Филатов подошел к одному из лежащих на асфальте трупов. Его голова была вывернута под неестественным углом, а следов пуль или осколков заметно не было. У второго же трупа, находившегося в трех метрах от первого, из глазницы торчала рукоятка метательного ножа. Рядом с трупами валялись автоматы.
«Это что же, Пак их так покрошил? — изумился десантник. — Тогда кто гранатометом работал, не кореец же… Да, тут что-то не то».
Стальная дверь, ведущая в цех, была выбита взрывом. За ней Филатов увидел большое помещение с остатками каких-то демонтированных агрегатов, а в дальнем углу — еще одну взорванную дверь, пятимиллиметровый прокат которой был разорван, как лист писчей бумаги. За дверью была лестница, к удивлению десантника освещенная редкими лампочками.
«Откуда здесь ток? — подумал десантник. — А, понял». Издалека до него донесся треск бензинового двигателя, который скорее всего и вращал генератор.
На площадке между лестничными пролетами лежал еще один труп; на этот раз парень погиб от пули, входное отверстие которой виднелось посредине лба. Филатов перешагнул через его ноги и спустился вниз.
Тускло освещенный коридор представлял печальное зрелище. Оштукатуренные стены были испещрены следами пуль и осколков, на полу в лужах крови лежали останки еще троих человек, буквально разорванных на куски. Стараясь не ступать в начавшую сворачиваться кровь, десантник наугад открыл какую-то дверь и встал на пороге, поразившись почти царскому убранству комнаты. Ее хозяин был явно восточным человеком — Юрий видел такие помещения в богатых домах и Афганистана, и Чечни. Низкая широкая тахта, ковры, покрывающие пол и стены, опрокинутый кальян. В углу ничком лежал очередной труп.
Одно за другим Филатов обошел остальные помещения. Они были пусты, если не считать еще одного трупа, уткнувшегося головой в газовый баллон, который стоял на импровизированной кухне, оборудованной в конце коридора.
Юрий постоял минуту, проклиная тот миг, когда купился на предложение Васнецовой выпить на брудершафт. Потом вернулся в комнату, убранную коврами, и перевернул лежащий там труп на спину. «Лицо европейское. Это не Гуссейн, — подумал он. — Но наезд был явно на него. Неужели Боровиков с Садальским? Сомнительно. Нет у них таких средств. Кто-то очень крутой работал. Уж не спецназ ли? Но они бы трупы забрали, да и оружие не оставили бы».
Он вернулся во двор, закурил и двинулся к воротам.
— Кия-а-а-а!!! — раздалось за спиной, и над Филатовым, инстинктивно припавшим к земле, пронеслась какая-то масса, да так, что десантник затылком почувствовал движение воздуха. Он моментально вскочил и выхватил пистолет. Напротив него в боевой стойке застыл какой-то азиат, похожий на Пака. Десантник даже удивился сперва, ведь жителей Юго-Восточной Азии европейцы различают с трудом. Но этот был лет на двадцать моложе корейца.
— Ты кто? — спросил Филатов, успевший заметить, что его невесть откуда взявшийся противник не вооружен.
Тот не ответил и с места прыгнул на Юрия, демонстрируя классический стиль карате-до. Юрий понял, что предстоит неслабая драчка, и решил не применять пистолет в надежде на то, что каратиста удастся «разговорить». Он отклонился в сторону, но кулак азиата каким-то непостижимым образом задел его ухо. «Блин, пить вредно», — подумал десантник, сообразив, что противник ему попался мощный. И решил его обмануть, применив редкую, но эффективную технику боя.
Это была очень древняя японская разновидность рукопашного боя, созданная в среде бесправных бедняков, которым приходилось защищать свою жизнь и от разбойников, и от «беспредельщиков»-самураев. Она называлась «пьяный больной» и делилась на три этапа: первый этап — «пьяному больному плохо» — заставлял противника почувствовать себя более сильным, а значит, самоуверенным; второй — «пьяному больному совсем плохо» — давал противнику понять, что он уже победитель, и это окончательно притупляло его бдительность; в третьей, заключительной фазе — «пьяный больной выздоравливает» — мнимый победитель получал сокрушительный удар.
Бой длился недолго. Несмотря на то что Филатов принял вчера на грудь чуть не литр, он сумел собраться и первые две фазы драки провести вполне естественно. Оставалось уловить момент для точного выпада. Десантник для виду пропустил несколько ударов, смягчив их поворотом тела, и, пошатываясь, отступил. Оскалившись, азиат взвился в воздух, рассчитывая добить Филатова одним ударом ноги, но неожиданно пролетел мимо. Нога десантника в развороте достала его копчик и одновременно придала телу противника такое ускорение, что он с криком врезался в стену. Вторая за сегодняшний день встреча с каменной преградой оказалась для него куда более болезненной, чем первая. Тем более что в стене торчал железный штырь, попавший в бок азиата и, будь он острым, вполне способный пробить его насквозь.
Бой был окончен. Противник Филатова, скорчившись от боли, лежал на земле, не в силах встать. Десантник, оставаясь готовым к неожиданностям, подошел и встал над ним, закуривая сигарету. Прежнюю он по понятным причинам докурить не успел.
— Повторяю вопрос: ты кто? Будешь молчать — сделаю больно. У меня времени нет.
— Я Ли Хой, — сквозь зубы проскрипел тот. — Я китаец.
— Да хоть индус. На кого работаешь?
— На Гуссейна…
— Другое дело. Что тут было?
— Плохо было. На нас кто-то напал. Сначала кореец, хороший боец, а потом какие-то в камуфляже. Стрелять стали…
— Парнишка тут был?
— Был. Не знаю, куда ушел.
— А Гуссейн?
— Не знаю. Меня оглушило. Что-то взорвалось недалеко.
— А что тут кореец делал?
— Двоих убил… или троих. Меня убить хотел. Они с мальчиком бежать собрались, а тут эти пришли. Больше ничего не знаю. Не убивай меня.
— Где может быть Гуссейн?
— У него много домов. Десять или больше. В каком — не знаю.
Филатов задумался. Потом спросил:
— Слышишь, Ли Хой, если я тебя оставлю в живых, не будешь больше на бандитов работать?
— Не буду!
— Смотри, а то ведь тебя найти очень просто. И тогда синяками не отделаешься. А лучше всего сваливай в свой Китай. Понял?
— Понял…
Филатов отвернулся от него и зашагал к воротам. Китаец смотрел ему в след, удивляясь загадочной русской душе — сам бы он на месте Филатова в живых противника не оставил.
Юрий гнал машину к Москве. Он даже не представлял, что делать дальше. Одно — если бы на схрон Гасанова напали омоновцы. Тогда все было бы очень просто. Но совершенно другое — бандитская разборка, в которую в очередной раз попал Костя. Вообще, в последнее время он умудрялся делать это с завидным постоянством.
То, что Костю куда-то увезли, сомнений не вызывало. Но куда? Оставалась слабая надежда на то, что Пак сможет пролить свет на таинственное третье похищение столь важной персоны, как тринадцатилетний пацан. «Нет, ну неужели Костя стал ключевым звеном чьего-то замысла? — думал Филатов. — Что от него хотят? Ну, не от него, так от его отца. Васнецовы ведь далеко не самая богатая семья в Москве. Да и с криминалом шеф «Дороги ЛТД» никогда связан не был. Таких фирмачей — сотни»…
Невеселые мысли Филатова прервал «гаевый», который стоял на обочине, как три тополя на Плющихе, и махал жезлом, надеясь оторвать свой кусок от «крутого», рассекавшего шоссе на мощном джипе. «А ведь такие машины в цивилизованных странах называются «машинами официантов» — на джипах там почему-то любят ездить представители именно этой профессии», — подумал Филатов. Тяжело вздохнув и посмотрев на спидометр, он затормозил и подал машину назад, чтобы не заставлять «уважаемого человека» идти лишних сто метров. Он увидел гибэдэдэшника в последний момент и проехал довольно далеко.
— Лейтенант Пыркин, — вопреки обыкновению одиноких стражей дорог, представился молодой офицерик, почти пацан. — Вы в город? Добросьте меня до метро, пожалуйста.
— Не вопрос, — поддерживая имидж крутого братка, ответил Филатов. — Садитесь.
С ментом в кабине можно было держать приличную скорость. Пассажир сперва молчал, потом спросил:
— Вы по дороге ничего подозрительного не видели? Ну, разборок там каких-нибудь…
Филатов от удивления чуть не клюнул бампером зад шедшего впереди «мерса». Наивность «гаевого» поражала. Впрочем, чего можно ждать от деревенского парня, который из-за московской прописки влился в огромную армию столичных ментов-лимитчиков?
— А что, какие-то сигналы были? — вопросом на вопрос ответил десантник.
— Да не то чтобы… Тут мой напарник говорил, что около полудня промчалась колонна микроавтобусов с парнями в камуфляже.
— В какую сторону они ехали? — равнодушно поинтересовался Юрий. — Я когда из Москвы ехал, слышал что-то типа взрывов, но очень далеко от шоссе. Может, это и не взрывы были.
Вскоре Филатов узнал у словоохотливого дорожного мента, что, по рассказу его напарника, утром в сторону Павловского Посада пролетели на огромной скорости три машины с каким-то спецназом. Мигалок не было, но кто же едет на спецзадание с мигалками? А часа через два они уже ехали назад.
Филатов сперва не понял, почему лейтенанта так заинтересовало это вполне привычное для Москвы и Подмосковья зрелище — выезд камуфлированных ребят на «мероприятие». Потом «дорубил»: парень в столице без году неделя и не успел привыкнуть к местным порядкам. Поэтому и «пожалуйста» говорит до сих пор, не представляя, как это обходиться без «волшебного слова».
— Откуда родом? — спросил Юрий у доблестного стража дорог Пыркина.
— Из-под Питера, — с гордостью ответил лейтенант. — Женился на москвичке, перевелся, теперь тут служу.
У станции метро Филатов затормозил. Прежде чем лейтенант успел сказать «спасибо», но не успел отворить дверь, он сказал ему:
— Зря ты, братец, Питер оставил. Тут ты быстро благодарить разучишься. А если не разучишься — назад захочешь. Тут только москвичи жить могут или хамы из Мухосранской губернии. Ну, удачи!
Оставив на тротуаре лейтенанта с отвисшей челюстью, Филатов отправился ловить Пака. Хотя того и ловить не надо было: когда Юрий подъехал к его подвалу, кореец как раз ковырялся ключом в замочной скважине.
Десантник вышел из машины и остановился за спиной Пака. Тот обернулся и молча кивнул, отпер дверь и, пропустив Филатова вперед, вошел следом.
Оказавшись в своей «конторке», он воткнул в розетку вилку электрического чайника и спросил:
— Ты был там?
— Да, — ответил десантник. — Познакомился с твоим соперником. Это Ли Хой, китаец.
— Ну и как?
— Китайцу не повезло. Я его поймал на «пьяного больного». Он повелся и загремел в стенку. Правда, он мало видел, а куда делся Костя, так и не смог ответить.
— Я тоже не смогу. Кстати, можешь не объяснять, почему ты не отзывался на звонки. Твое присутствие ничему бы не помогло.
Филатов потупился.
— Понимаешь, возникли форс-мажорные обстоятельства…
— Я же сказал, можешь не объяснять. Костю увезли мужики в камуфляже. Это был не милицейский спецназ, как ты уже понял.
— Ну да. Те бы такую гору трупов не накрошили, а если бы и накрошили, то на месте, тем более с оружием, не бросили. Кто ж их так, интересно…
— Действительно, крайне интересно, — сказал Пак, разливая по чашкам крепкий чай. — Костю-то где теперь искать?
Филатов отхлебнул глоток ароматного напитка с примесью неизвестных ему трав, поставил на стол чашку.
— Единственное, что мне остается, — это снова побеспокоить моего одноклассника. Уж о такой разборке он слышать должен. Сейчас поеду к нему. И вот еще что, — Филатов достал из кармана мобильный телефон и бумажку с номером. — Это твой аппарат. Связь должна быть двусторонней. На всякий пожарный…
Пак молча взял трубку и принялся ее рассматривать.
— Я никогда не пользовался мобильными телефонами, — заявил он. — Надобности как-то не возникало. У меня учеников, знаешь ли, не каждый день похищают. Как им пользоваться?
Филатов показал корейцу набор номера, меню, ввел в «записную книжку» свой номер и поехал в сторону проспекта Вернадского, надеясь по дороге дозвониться до Кардинала, телефон которого был уже полчаса занят.
Наконец в трубке послышался голос Градского:
— Привет, Фил. Заезжай, есть для тебя новости. Жду.
Спустя двадцать минут десантник сидел на знакомом диване и наблюдал за священнодействиями одноклассника, который хотел напиться сам и в дугу напоить старого приятеля. Последний отнесся к этой идее скептически, хотя принять сто грамм, тем более под аппетитный шашлык, разогретый, правда, в микроволновке, не отказался бы. Но зачем выставлять на стол сразу три бутылки коньяка?
— Так вот, Фил, — начал Градский, усаживаясь в кресло. — В городе херня какая-то творится. Я сегодня проанализировал кое-что и за голову схватился. Кто-то в последние недели целенаправленно гасил братву, причем всех уровней — от «блатных» до «деловых». А нынче взялись и за самый верх. За генералов, можно сказать. Про Гуссейна ты еще не знаешь? Приехал и затихарился так, что ЦРУ не найдет. Говорят, на него круто наехали. Так круто, что половину бригады положили. Тот сам чудом ушел.
Филатов усмехнулся:
— Я, милый друг, в курсе. Был я на этом заводишке. Часа три назад. Еще тела не остыли. — Он подробно рассказал Кардиналу о своей поездке и в конце добавил: — Ты говоришь, анализировал что-то. И к чему пришел? Кто это наших бандюганов так любит?
— А вот не зна-аю, — протянул Градский, разливая коньяк. — Тайна сия велика. Сам понимаешь, если бы я каким-то краем на этого «любвеобильного» товарища вышел, то сейчас бы здесь не сидел. Или лежал бы в морге с пробитой башкой, или торчал бы на необитаемом острове в обществе тяжеловооруженного Пятницы в ожидании, пока тут вся эта «любовь» закончится. Одно скажу: уровень исполнения сногсшибательный. Знаешь, как они Хлыста угрохали? Сядь хорошо, а то упадешь. Уселся?
— Ну давай, не тяни!
— Понимаешь, Хлыст у нас фанат футбола. И не только в том смысле, чтобы на стадионе «оле-оле» поорать. Он сам любит в свободное от зарабатывания неправедных бабок время мячик погонять. Точнее, на воротах постоять — бегать он не мастак, дыхалки не хватает. Так что ты думаешь — кто-то разведал, когда и где он собирается играть, где инвентарь хранится, и все простые мячики подменил на очень непростые. И стоило Хлысту такой мячик поймать и к пузу прижать, он возьми да и взорвись! Много ли человеку надо: сто грамм тротилового эквивалента — и душа к Богу. Или к черту, что более вероятно. Искали потом, кто на кнопочку нажал, — бесполезно. Может даже, из игроков кто-то. А может, из зрителей.
— Так что, они не почувствовали, что мяч с начинкой? — удивился десантник.
— Хитрый был мяч, говорю тебе. Пластит по внутренней поверхности равномерно распределили, а детонатор — что он весит? Говно он весит. Вот и не поняли игроки, что это за спортинвентарь.
— «Сегодня в нашем концлагере футбол, — процитировал Филатов бородатый анекдот. — Команды первого и второго бараков играют на минном поле…» Я так понял, Кардинал, что братва зашевелилась и теперь будет меры принимать?
— Все закуклились, как гусеницы, никому помирать неохота. Москву шмонают так, что звон стоит. Да и менты встревожены — кому новый передел нужен? Никому. Мне давеча один легаш с Петровки стуканул, что доложили Путину. Министр внутренних дел пообещал, что разберется. И так стал разбираться, что ментов практически на казарменное положение перевели — от генералов до сержантов. Вот так. Да и в прессу кое-что просочилось.
— Ну, мне не до прессы сейчас, — заметил Филатов, вспомнив красавицу Зину. — Ты мне наводку дашь? Или…
— Не дам я тебе «на водку». Сиди, коньяк пей, — хмыкнул Градский. — Нет у меня ничего, как будто привидения работают. Одно мыслю — не московские это. Иначе хоть что-то, да просочилось бы. Кстати, помочь не хочешь? Тебе же выгодно — выйдем на исполнителей, авось парнишку своего найдешь. Не растворился же он в пространстве, честное слово.
— Не знаю, Виктор, не знаю… Охранять бандюг я, само собой, не буду. А вот информацией разжиться попробую. Да и кое-кого по следу пустить.
— У тебя что, свора собак под диваном? — подколол Кардинал; он хотел, чтобы Фил занялся именно охраной некоего «объекта», который, вполне возможно, окажется следующей жертвой.
— Нет, не свора. И не собак. Я журналистку одну подключу, это первое. И второе. У меня казачий атаман в знакомцах нарисовался. А в его «курене» люди разные, может, что и подскажут. Добро?
— Что с тобой поделаешь. Давай пить…
— Все, друг, — отодвинул от себя рюмку Филатов. — У меня сегодня встреча с женщиной. Не пойду же я туда пьяный.
Он умолчал, что вчера с этой женщиной напился вдрабадан. Но одно дело — пить с женщиной, а другое — являться к ней пьяным. Тут, как говорится, две большие разницы.
Около полуночи Филатов остановил машину у дома на Патриарших прудах. Дверь ему открыла сама Васнецова — это говорило о том, что Василисы снова не было дома, точнее, Юлия куда-то отправила женщину.
— Ты так поздно, Юра. Что-нибудь узнал? — спросила она, целуя десантника в щеку. Это выглядело настолько по-семейному — усталый муж пришел с работы, жена помогает снять куртку и вешает на вешалку, затем командует: «Мой руки — и за стол», — что Филатову стало не по себе. Продолжение не замедлило последовать:
— Мой руки, Юрик. На этот раз ужин я приготовила сама. Думаю, тебе понравится.
Филатову действительно понравился ужин, который предложила ему Васнецова. Это были яйца, фаршированные мелко изрубленными и приправленными специями кусочками курицы, черемша, фаршированные баклажаны. Несмотря на то что Юрий недавно ел, на тарелке вскоре ничего не осталось.
— Спасибо, Юля, очень вкусно, — поблагодарил десантник, успевший рассказать ей в двух словах о том, что напал было на след Кости, но того опять куда-то занесла нелегкая. Реакция матери его, мягко скажем, удивила — та к его сообщению проявила, конечно, интерес, но не такой, как можно было ожидать от женщины, которая почти неделю ничего не знает о судьбе сына. Она сказала лишь:
— С Костей все будет в порядке. Знаешь ведь, мать сердцем чувствует, когда с ребенком плохо. А я чувствую, что с ним ничего страшного не произошло. И не произойдет.
На этом разговор о сыне она закончила.
Часы в прихожей пробили один раз. Юлия поднялась из-за стола и, красноречиво глядя на Филатова, сказала:
— Юра, а что, если нам принять душ вместе? Ты не возражаешь?
Филатов не возражал.
В эту ночь между ними уже не было такого огня, как сутки назад. Юлия избрала другую тактику — она была нынче такой нежной, что Филатов таял от ее ласк. «Давай я сегодня буду все делать сама, — предложила она в самом начале. — Ты просто наслаждайся. А я и тебе и себе хорошо сделаю». И она делала. Губами, пальцами, волосами, язычком — всем телом. И когда они были готовы взорваться, Юлия вскочила на Филатова верхом и уже через минуту оба одновременно испытали такое блаженство, по сравнению с которым даже вчерашнее выглядело блекло.
Когда обессиленная Юлия легла рядом с Филатовым, устроившись щекой на его плече и прижавшись к нему всем телом, а он стал медленно поглаживать ее по спине, чувствуя, как она расслабляется под его ладонью, внезапно послышался сигнал мобильного телефона. Юлия лениво перегнулась через Филатова, протянула руку к столу — она оставила трубку так, чтобы, дотягиваясь до нее, не пришлось вставать, — и хрипло сказала:
— Слушаю… Вот как? И кто ж это их? В упор? Понятно. Да какой уж тут спокойной ночи… Васе не говорите, не надо его волновать. До завтра.
Она толкнула трубку по столу подальше от себя и повернулась к Юрию:
— Марабдели звонил. Он единственный знает, что Василий остался жив. Я попросила следователя обязать всех в «Склифе» говорить, что он умер, не приходя в сознание. Так вот, Юра. Час назад Боровиков и Садальский найдены мертвыми. Их кто-то застрелил.
Филатов поежился, увидев в глазах обнаженной женщины, лежавшей рядом с ним, откровенное злобное торжество.