Пуля всегда права

ГЛАВА 2

— Папа… Ты говорил, что никогда не поднимешь на меня руку…

Мокрое от пота лицо Василия Васильевича Васнецова было внешне спокойным. Он стоял лицом к лицу со своим тринадцатилетним сыном и чувствовал себя так, как будто его вызвали на дуэль. Картины на стенах комнаты сына, скорее напоминавшей студию художника, помешанного на эпохе Генриха IV, только утверждали его в этом мнении.

Василий Васильевич исчерпал все доводы. Но действительно, не ремень же вырывать из брюк, чтобы доказать отроку, который в жизни не получил в школе ни единой «четверки», только высшие отметки по всем предметам, что в жизни есть не только белое и черное, есть и полутона и на этих полутонах основаны и человеческие взаимоотношения, и чувства, и будущее, которое готовил для своего единственного сына один из богатейших людей Москвы…

Рука Васнецова-старшего опустилась. Он тяжело вздохнул и, стерев пот со лба, промолвил:

— Тебя что, из секции забрать?

Вчера Костя, которому надоели беспричинные, с его точки зрения, «придирательства» учителя физкультуры к болезненному и слабосильному однокласснику Давиду Бореру, устроил в спортзале родной школы небольшое представление. Он предложил учителю выполнить за Давида упражнения на перекладине, который тот выполнить не смог. Петр Степанович наорал на Костю. Но, увидев, что тот подтягивается уже пятый десяток раз вместо пяти положенных, подошел и приказал: «Слазь!» Костя не подчинился. И лишь когда физрук стащил его за ногу с турника, тот обернулся к нему, глянул совершенно спокойно в тусклые от постоянного «перебора» глаза и произнес:

— Петр Степанович, а слабо со мной… посоревноваться?

Физрук элитарной московской гимназии не знал, что уже два года один из его подопечных параллельно занимается в мало кому известной школе боевых искусств. Учитель, который основал эту школу, появился в столице давно, жил тихо, как и положено жить эмигранту из дружественной когда-то страны, завоеванной империалистами… Но, когда пришло время, он нарисовал на бумажках знак «Дао» и расклеил по микрорайону объявления: «Научу быть собой. Просто — быть. Ребята и девчонки от семи лет».

Сперва менты и разные комиссии проверяли, едва ли не ежечасно, не занимается ли Учитель развращением малолетних. Через год отстали, с удивлением констатировав факт, что с появлением новой Школы процент подростковой преступности в районе снизился весьма существенно…

— Ну, так что?

— Давай… — Щенком Костю физрук обозвать не мог, иначе просто потерял бы работу. — Ты… Смотри, парень, тебе еще учиться…

— Не у вас, Петр Степанович, — спокойно сказал Костя. — Саша, Юра, — обратился он к пацанам, которые стояли ближе всех и, очевидно, готовы были прийти на помощь, — поможете? Будете секундантами?

Оба дружно кивнули.

— Условия простые. Вы забываете, что мне тринадцать, а я — что вам сорок. Всю ответственность беру на себя. И расписку готов дать. Или хватит присутствия свидетелей? То есть… секундантов?

— Много говоришь, юноша, — процедил сквозь зубы физрук. — Ты что, драться со мной собираешься?

— В обычной драке я вырублю вас за пятнадцать секунд, — спокойно сказал Костя, не обращая ни малейшего внимания на то, что физрук звереет на глазах. — Способ выяснить, кто из нас козел, я оставляю на ваше усмотрение.

Петр Степанович застыл. Его элитарные ученики, детишки московского истеблишмента, порой вытворяли и не такое. Но столь холодного, уверенного тона от зеленого пацана он еще не слышал. И растерялся. Но растерянность длилась секунды. Прошедший Чечню физрук не собирался сдаваться. И даже принял правила игры, навязанные ему этим малолеткой. Он легко наклонил голову и произнес:

— Кто-то из нас за «козла» ответит. Надеюсь, это буду не я.

— Возможно. Итак?..

— Эспадроны. Само собой, с соблюдением мер безопасности.

— Согласен, — холодно сказал Костик, уже понимая, что физрук проиграл. — Принесите оружие, — обратился он к «секундантам».

То, что происходившее напоминало фарс, а не серьезную «дуэль характеров», дошло до него тремя минутами позже, когда учитель физкультуры получил три укола, не ответив ни одним, и в сердцах бросил на пол эспадрон, впрочем предварительно отсалютовав безусловно победившему Косте Васнецову.

— …Не стоит, папа, — миролюбиво заметил Костя. — Этот алкаш все равно бы из школы ушел. А я лишь ускорил…

— Ускорил? Дурила! Ты хоть знаешь, через что он прошел? Почему он пьет? Почему его никто не увольнял до сих пор? Ты знаешь, что у него семья погибла? А почему — знаешь?

Васнецов утер пот со лба. Костя недоумевающе смотрел на него.

— Папа, я ему сочувствую, но…

— Не «но», сын. То, чему учит тебя Пак, — это одно. Кажется, он сделал ошибку. Дал тебе возможность побеждать телом, но не дал чистоты духа. Он тебе простейшего понятия не дал…

— Понятия, что нельзя со старшими спорить? Тем более если они несчастны… в личной жизни?

— Понятия, что не всегда старшие не правы. — Васнецов закурил, пуская дым в открытую форточку. — Просто твой Борер… Ну, скажи, почему он тебя слабее? Почему он не может того, что можешь ты? Я ведь очень хорошо его отца знаю — мощный мужик! А вот пацана не смог воспитать…

— Папа, этот самый Борер умнее всех наших преподов, вместе взятых…

— Не умнее. Эрудированнее. Это разные вещи.

— Нет, папа. Умнее. С точки зрения аналитичности ума. И то, что он на перекладине не может подтянуться, — не повод, чтобы этот «воин-интернационалист» над ним издевался.

— То есть дуэлянт… Ты считаешь себя правым?

— Да, папа, считаю.

Руководитель компании «Дорога ЛТД» Василий Васильевич Васнецов меньше всего расположен был разбираться в школьных делах своего сына. Рабочие проблемы генеральный директор считал исключительно своими проблемами; они никак не должны были отразиться на светской жизни его жены Юлии и сына Кости. Несмотря на то что эти проблемы в последнее время накатывались подобно лавине, заставляя Васнецова-старшего ворочаться в постели и по три раза за ночь выходить на кухню курить, он выслушал директора Костиной школы внимательно. И, вникнув в рассказ уважаемого Вячеслава Ростиславовича, бизнесмен внутренне только обрадовался: его «меньший» не дает себя в обиду. Возможно, это — заслуга Учителя… Но и его, отца, тоже. Ведь Учителя нашел именно он, и Костю привел к нему опять же он, отец, а не какой-нибудь «делец» из московской подворотни.

Василий Васильевич Васнецов стал богатым и знаменитым совсем недавно. Еще три года назад он был ничем не примечательным инженером-дорожником. Подобные ему чаще всего до самой пенсии не вылезают из командировок и приносят домой запах асфальта и сущие гроши. Так оно было года примерно до 2000. Правда, жена его, Юлия Трофимовна, мужа не пилила: ее стараниями на хлеб с маслом семье вполне хватало. Только сверху масла госпожа Васнецова желала видеть еще один ингредиент — икру. Желательно черную. Но можно и красную. И не только по воскресеньям, но и каждый день. Как известно, икра относится к таким продуктам, которые не приедаются.

Кстати, к той самой пресловутой икре Юлия Трофимовна испытывала и чисто профессиональный интерес: в начале 90-х, еще до рождения сына, она стала директором крупного рыбного магазина.

Стоит ли говорить, что означала в Советском Союзе, а потом и в «независимой» России такая должность? Даже бабушки на лавочках у подъездов «хрущоб» прекрасно понимали, что не только «кильки в томате» и ржавая селедка составляли ассортимент рыбных магазинов страны. У всех на слуху был анекдот о том, как престарелая княгиня приехала из Парижа в Москву и, зайдя в Елисеевский магазин, произнесла: «На моей памяти тут, в углу, стояла бочка с икрой. Ну скажите, кому она помешала?»

Юлия Трофимовна прекрасно знала, кому может помешать стоящая у всех на виду бочка с икрой. Причем знала конкретно. Именно эти люди, учитывая заслуги ее широко известного в узких кругах папаши, поставили ее на весьма выгодную должность, прекрасно сознавая, что вскоре должны наступить времена, когда «бочка» снова займет свое законное место. И откуда появится в ней икра, они тоже знали.

Васнецова сидела в декретном отпуске всего три месяца. Большего она позволить себе не могла — тогда, в 92-м, только начинала набирать обороты машина, которую позже назовут «рыбной мафией». Юлия Трофимовна уже стала не последним винтиком этого добротно смазанного рыбьим жиром механизма. Трехмесячному Косте нашли няньку с рекомендациями, его отец, ничем, кроме своих дорог, не интересовавшийся, видел сына только периодически, и лет до одиннадцати парень рос исключительно под опекой добрейшей Василисы Романовны, на которой и держался весь их дом. И лишь два года назад произошел случай, благодаря которому Костя стал тем, кем он был сейчас — тринадцатилетним д’Артаньяном начала XXI века.

Незадолго до этого оказалось, что, пока его мать занималась реализацией контрафактной икры, отец не зря стаптывал подметки на стройплощадках российских дорог и протирал штаны в кабинете, что-то вычерчивая и подсчитывая. В конце концов он уволился из своего дышащего на ладан ДРСМУ и прочно осел дома, запершись в кабинете (стараниями Юлии в их «скромной» квартире на Патриарших прудах было ни много ни мало семь комнат). Через три месяца столь не свойственного Василию Васильевичу образа жизни порог квартиры переступили трое незнакомых Косте мужчин. Василиса Романовна, исполнявшая роль домоправительницы, унесла в отцовский кабинет поднос, уставленный выпивкой и легкими закусками, а Юлия Трофимовна и Костя, обменявшись удивленными взглядами, — последние месяцы отец не посвящал их в свои дела, отделываясь таинственным подмигиванием, — стали ждать продолжения. Впрочем, супруга инженера Васнецова кое о чем догадывалась, а что до подробностей, то и она не имела привычки делиться с мужем нюансами торговли морепродуктами.

Два с лишним часа из-за плотно закрытых дверей кабинета Василия Васильевича не доносилось ни звука. И только поздним вечером, когда Костя уже отправился спать, на пороге гостиной появился сияющий Васнецов-старший.

— Романовна, накрывай на стол! — громогласно заявил он и крепко обнял поднявшуюся навстречу жену.

Потом он церемонно представил гостей, которые вышли следом.

— Знакомься, Юлия, мои компаньоны… — В устах тихого инженера-дорожника это слово прозвучало несколько искусственно, но тот не обратил на это ни малейшего внимания. — Григорий Михайлович Кацнельсон, директор банка «Славянский кредит».

Полный лысоватый мужчина в дорогом костюме сделал шаг вперед и молча поклонился.

— А это мои коллеги-дорожники. Станислав Янович Садальский, владелец асфальтового завода, и его главный технолог Михаил Иванович Боровиков.

Двое представленных коллег наклонили головы, после чего Садальский поцеловал руку Юлии Трофимовны.

За столом, когда церемонность начала постепенно улетучиваться, Васнецова решила взять бразды правления в свои руки.

— Извините, уважаемые, правильно ли я поняла, что мой дорогой инженер, — она часто называла так Васнецова, — затеял какую-то авантюру?

Мужчины переглянулись. Боровиков откашлялся и ответил:

— Да нет, авантюрой это назвать… скажем так… Короче говоря, Юлия Трофимовна, ваш муж придумал одну интересную штуку, которая может принести неплохие деньги. Но может, Василий Васильевич сам расскажет?..

…Зазвонил телефон, резко оборвав воспоминания Васнецова. Это секретарша напоминала, что на 14–00 он назначил совещание совета учредителей фирмы и приглашенные уже ждут в приемной.

— Пусть заходят, — буркнул Василий Васильевич и провел руками по щекам, словно сгоняя с них морщины. За несколько последних лет он сильно постарел.

В кабинет один за другим входили его сотрудники. Последним вошел Боровиков и, затворив за собой дверь, занял свое привычное место за приставным столиком. Напротив него уже сидел Садальский.

Васнецов встряхнулся:

— Приветствую всех. Начнем. Станислав Янович, пожалуйста.

Пока коммерческий директор компании «Дорога ЛТД» нудно докладывал собравшимся о подробностях нового международного проекта, Василий Васильевич снова погрузился в воспоминания.

…Часто бывает: мысль, способная изменить биографию человека, а то и человечества, приходит в самый неподходящий момент. Вечером, накануне поистине судьбоносного для Васнецова дня, они с прорабом Геной Максудовым изрядно перебрали водки, да еще и закусили какими-то сомнительными консервами. В результате все утро пришлось по очереди бегать в придорожные кусты, оглядываясь по сторонам, чтобы не увидели рабочие. В противном случае авторитет начальства был бы изрядно подпорчен.

Вот тут-то все и началось. Застегивая брюки, Васнецов вдруг явственно увидел перед собой… полотно дороги. Но не то, которым перестилали сейчас ухабистое шоссе в трех сотнях километров от Москвы рабочие в оранжевых безрукавках, а совершенно другое. Мягкое.

«Что за фигня? — задал себе вполне закономерный вопрос инженер Васнецов. — Глючит меня, что ли?»

На его глазах по мягкому шоссе проносились сверкающие лимузины, огромные фуры, мотоциклы… Белых коней с зелеными чертями не наблюдалось. Васнецов потряс головой, отгоняя невесть откуда взявшееся видение. В голове прояснилось, и он вновь увидел бригаду работяг, лениво ковырявшихся на дороге, стоящий на обочине асфальтоукладчик, размахивающего руками прораба…

К концу дня основная идея «глюка» уже не казалась ему столь абсурдной. Действительно, упругое покрытие дороги, прогибающееся под колесами, могло уберечь машины от заносов, им уже не страшно было бы обледенение — лед просто ломался бы под колесами. И Васнецов положил идею на ближайшую полочку памяти, чтобы при случае быстро ее оттуда достать.

Вечером они с прорабом в очередной раз отправились в ближайшую деревню за выпивкой.

В вагончик, где было невыносимо душно, решили не возвращаться — уселись на берегу небольшого пруда. Было ветрено, комарье не надоедало, до темноты оставалось часа два. Гена порезал колбасу, открыл банку маринованных помидоров и, с сомнением понюхав содержимое, протянул банку Васнецову.

— Как думаешь, командир, не пронесет нас опять?

Инженер отхлебнул рассола, почмокал.

— Вроде нормально. Наливай.

После третьей Василий Васильевич спросил:

— Гена, ты насчет влияния российских дорог на российских дураков не размышлял?

— Чего-о? — изумленно воззрился на него прораб.

— Ну ты же знаешь, что в России две беды — дураки и дороги. Это еще предки говорили.

— Ну, знаю, — смачно откусывая половину помидора, кивнул Максудов. — А при чем тут…

— А при том. Дураками нас дороги делают.

Гена покачал головой и налил водку в пластиковые стаканчики.

— Васильич, мы ж не столько еще выпили, чтобы в философию кидаться. Ну да ладно, скажи что-нибудь умное. Ты ж у нас инженер…

— Не вые…ся, Гена. Дураками от тряски становятся.

Максудов несколько раз непонимающе моргнул, а потом заржал во всю мощь натренированной глотки.

— Ну ты, блин, даешь! Это что же, наши ухабы во всем виноваты?

— Само собой, — спокойно ответил Васнецов и глубокомысленно добавил: — Мы все пребываем в перманентном состоянии сотрясения мозгов. — Тут он, не выдержав, прыснул сам.

Посмеялись. Допили первую бутылку, откупорили вторую. Полюбовались закатом. Ветер стих, начало донимать комарье. Прораб спросил:

— Слушай, а чего это ты разговор про дураков затеял?

— Да вот, понимаешь, мысль одна появилась, когда я в кустах сидел. И я целый день думаю.

— Полезное занятие, — сочувственно кивнул Максудов. — И что ж за мысль такая навязчивая?

— Навязчивыми бывают идеи…

— Ну да, это у психов. А мы ж только дураки, судя по твоим раскладам. Кто больше нас по дорогам трясется?

— Так да… — И Васнецов в двух словах поведал прорабу о своем сегодняшнем «глюке». — Короче, Гена, или я сбрендил от неумеренного потребления, или это действительно что-то новое.

Максудов хмыкнул:

— Ну ладно, а скорость насколько снизится? А стоить эта фигня сколько будет? Как долго без замены пролежит? Об этом подумал?

— Об этом я потом буду думать, когда протрезвею, — парировал бригадир.

Васнецов думал долго. Консультировался со специалистами, строил графики, схемы, рассчитывал параметры… И наконец понял: это — золотая жила.

Найти компаньонов оказалось несложно. С Мишей Боровиковым, главным технологом подмосковного завода, на котором производили разного рода дорожные покрытия, Василий Васильевич был знаком давно. В кругах дорожников этот маленький худощавый мужичок носил кличку «Скажем так…». Два инженера встречались довольно часто, иногда выпивали, между ними даже возникло что-то вроде дружбы. Именно с ним первым и поделился Васнецов своей идеей. Директор и владелец контрольного пакета акций того же завода Станислав Садальский по прозвищу Дылда, будучи посвящен в разработку нового проекта, сперва скорчил гримасу, означавшую глубокий пессимизм, но, являясь дельным инженером, перепроверил расчеты и пришел к выводу: игра стоит свеч. Он же привлек к делу Григория Михайловича Кацнельсона, директора «Славянского кредита». Этот банк как раз и специализировался на инвестициях в новые перспективные проекты.

Авторское свидетельство на разработку получили довольно быстро. Зарегистрировали акционерное общество «Дорога ЛТД», учредителями которого выступили все трое инженеров. Кацнельсон подписал нужные бумаги, и дело пошло. Через два года фирма приобрела известность в России, через три — вышла на международный рынок, и теперь ее активы составляли весьма круглую сумму плюс три завода, занимающиеся выпуском нового дорожного покрытия.

— …Василий Васильевич, у меня все, — донесся до Васнецова голос коммерческого директора.

Васнецов встрепенулся. Он практически не слышал ничего, сказанного Садальским, хотя знал, о чем тот будет говорить. Речь шла о крупном контракте с одной польской фирмой, которая хотела получить лицензию на производство «турбогудрона» (под таким названием изобретение Васнецова было известно за границей). Сам Василий Васильевич, как обладатель патента, должен был получить львиную долю прибыли, его компаньонам светили суммы на порядок меньшие.

— Какие будут замечания? — спросил он. Выслушав несколько технических предложений и согласившись с ними, генеральный директор отпустил сотрудников и остался в одиночестве. Он не предполагал, что его спокойная жизнь отсчитывает последние часы.

В коридоре Садальский придержал Боровикова за локоть:

— Разговор есть, Миша. Тебе не кажется, что Васнецов слишком много гребет?

— Кажется, — шепотом ответил технолог. — Ну а что мы можем сделать?

— Нужно заставить его переоформить учредительский договор. Иначе он и дальше будет загребать миллионы, а мы — копейки.

То, что эти «копейки» исчислялись сотнями тысяч, Садальского не волновало. Он тоже очень любил икру.