Путь Дракона

Гедер

Знамя разостлали на столе, алое полотнище свешивалось с краев, в беспорядке валяясь на полу. На темной восьмиугольной сигиле в более светлой центральной части образовалась складка, и Гедер наклонился расправить ее. Лерер потрепал его за подбородок, подойдя ближе, шагнул назад, и снова приблизился, остановившись за плечом сына.

— У моего народа это знамя символизирует вашу расу, — сказал Басрахип. — Цвет крови, от которой пошли все человеческие расы.

— А роза ветров там, в центре, — спросил Лерер.

— Это символ богини, — ответил Басрахип.

Лерер хмыкнул. Он снова шагнул вперед, осторожно коснулся полотнища кончиками пальцев. Гедер почувствовал, как его собственные пальцы дернулись, повторяя движение отца. Басрахип рассказал ему, как жрецы собирали паутину и учились ее окрашивать. Знамя представляло из себя труд десяти поколений, и касаться его было все равно, что касаться ветра.

— И вы собирались вывесить это в… э-э… Ривенхальме?

— Нет, — сказал Гедер. — Нет, ему место в храме, здесь, в Кэмниполе.

— О! Верно, — сказал Лерер. — В храме.

Обратная дорога домой из тайного храма в горах Синира была раз в тысячу приятнее, чем путешествие туда же. В конце каждого дня Басрахип присаживался с ним у костра, выслушивая любые анекдоты и байки, которые только мог припомнить Гедер, смеясь в забавных местах, становясь печальным в трагических. Даже слуги, поначалу не в способные скрыть своего беспокойства от компании первосвященника, успокоились прежде, чем они достигли границы между Кешетом и Саракалом. К некоторому удивлению Гедера, Басрахип знал приблизительный маршрут их путешествия. Жрец объяснил, что, хотя, с тех пор, как храм паучьей богини отгородился от мира, человеческий мир перекраивался, рушился и вновь возрождался бессчетное количество раз, а драконьи дороги не изменились. Он может и не знать, какая страна с какой граничит или, даже, где протекает та или иная река, так как такие вещи меняются с течением времени. Дороги же вечны.

Когда они остановились в Инентае, чтобы восстановить силы и дать отдых лошадям, Басрахип бродил по улицам, как ребенок раскрывая рот от изумления при виде каждого нового здания. Гедеру тогда пришло в голову, что он и жрец не такие уж и разные. Басрахип жизнь прожил, зная мир только по рассказам, но сам в нем никогда не был. Жизнь Гедера протекала точно так же, только его личный, персональный храм был построен из книг, отгородивших его от обязанностей и служебного долга. И все же, по сравнению с ним, Гедер был светским человеком. Он видел Куртадамов и Тимзинаи, Синнайцев и Тралгу. Басрахип знал только Первокровных, а по настоящему только тех, кто выглядел как он сам и жители окрестностей храма. Видеть Первокровного с темными или светлыми волосами было для священника таким же откровением, как и представителя иной расы.

Наблюдая за его первыми шагами по улицам и дорогам, такими осторожными, а потом со все более и более возрастающей уверенностью, Гедер смутно начал понимать то, что его отец называл радостью наблюдения за ребенком, познающим мир. Гедер обнаружил, что научился замечать такое, что раньше оставил бы без внимания и счел само собой разумеющимся только потому, что это изумляло его нового друга и союзника. Когда на исходе лета они наконец достигли Кэмнипола, Гедер уже почти жалел, что их путешествие подошло к концу.

Вдобавок ко всему, отец, казалось, был страшно раздражен его открытиями.

— Не сомневаюсь, ты уже выбрал место для этого нового храма? Забытая богиня, и все такое прочее.

— Полагаю, где-нибудь около Королевского Шпиля, — сказал Гедер. — Там, где старая резиденция гильдии ткачей. Она уже годы пустует. Уверен, они не против были бы сбагрить ее с рук.

Лерер уклончиво хмыкнул. Басрахип начал складывать храмовое знамя. Лерер кивнул священнику, взял под локоть Гедера, и небрежной походкой мягко вывел его в коридор. Гедер едва ли заметил, что его отец разлучил его с Басрахипом. Темный камень поглотил дневной свет, а присутствие слуг внезапно понадобилось в других местах.

— То эссе, — сказал отец. — Ты все еще работаешь над ним?

— Нет, не совсем. Я перерос его. Предполагалось, что оно будет о поиске предполагаемой области, связанной с Морадом и падением Империи Драконов. Теперь у меня есть богиня, история храма и всего, чего бы то ни было. Я только-только начал постигать смысл всего этого. Какой резон писать и дальше, пока я не знаю о чем буду писать, а? А как насчет тебя? Есть свежие новости?

— С нетерпением жду это эссе, — сказал Лерер, как бы про себя. Он поднял голову и принужденно улыбнулся. — Уверен, свежие новости есть каждый день, но я пока еще в состоянии держаться от них подальше. Этих ублюдков, и их дворцовых интриг. Не смогу простить им, как они подставили тебя в Ванаи, проживи я хоть до возвращения драконов.

От этих слов желудок Гедера сжался. Морщины в уголках рта Лерера придавали ему скорбный и раздраженный вид, глубоко врезаясь в кожу. У Гедера появилось сюрреалистическое желание потереть ее большим пальцем, чтобы разгладить.

— Ничего плохого в Ванаи не случилось. Я хочу сказать, да, он сожжен. Что не очень хорошо. Но все было не так плохо, как могло быть. Все устаканилось, я имею в виду. В конце концов.

Лерер пристально смотрел на него, их взгляды встретились. Гедер сглотнул. Он не мог бы сказать, почему его сердце вдруг забилось сильнее.

— В конце концов. Твои слова, — сказал Лерер. Он похлопал Гедера по плечу. — Как здорово, что ты вернулся.

— Я рад, что здесь, — отозвался Гедер с излишней поспешностью.

Тихонько кашлянув, объявляя о своем присутствии, в коридор шагнул камердинер.

— Прошу прощения, господа, но прибыл Джори Каллиам, он справлялся о сэре Гедере.

— О! — сказал Гедер. — Он ведь еще не знаком с Басрахипом. Где он? Надеюсь, ты не заставил его ждать на дворе?

Лерер убрал руку с плеча Гедера. Гедер почувствовал, что сказал что-то не то.

— Его светлость в передней, — отозвался слуга.

Когда он вошел, Джори поднялся со стула у окна. Его лицо несколько округлилось за время, проведенное в городе. Гедер улыбнулся, оба стояли, глядя друг на друга. Гедер видел в поведении Джори отражение собственной неуверенности — должны ли они пожать друг-другу руки? обняться? официально поприветствовать друг друга? Когда Гедер засмеялся, Джори тоже смущенно улыбнулся.

— Вижу, ты вернулся из диких мест, — сказал Джори. — Путешествие под стать тебе.

— В самом деле? Я думал, обрыдаюсь, когда снова смогу спать на настоящей постели. На войне можно терпеть тяготы и лишения, но по крайней мере, там я никогда не боялся, что меня прикончат разбойники.

— Есть вещи и похуже доброго, честного разбойника. Тут ты ошибаешься, — сказал Джори. — Слыхал, что случилось?

— Всех в ссылку, — сказал Гедер, притворно усталым тоном. — Не представляю, что тут еще можно сделать. Я чуть ли не все перепробовал, кроме, разве что того, чтобы держать ворота нараспашку.

— В этом бардаке это было бы лучше всего, — сказал Джори.

— Вероятно так.

— Да, уж.

Пауза затянулась. Джори снова присел, а Гедер шагнул вперед. Гостиная, как и остальные комнаты Паллиако в Кэмниполе, была небольшой. Стулья были обтянуты кожей, к этому времени задубелой и растрескавшейся, а запах пыли никогда не покидал это помещение. С улицы доносились цокот копыт о камень и перебранка возниц. Джори закусил губу.

— Я пришел просить об одолжении, — сказал он, и это звучало как признание вины.

— Мы вместе брали Ванаи. Мы вместе жгли его. Мы спасли Кэмнипол. Ты не должен просить меня о милости. Просто скажи, что я должен для тебя сделать.

— Хочешь облегчить мне задачу, что ли? Ну, ладно. Мой отец считает, что обнаружил заговор против принца Астера.

Гедер скрестил руки на груди.

— Король знает?

— Король предпочитает не знать. А тут ты заявился. Полагаю, мы сможем добыть доказательства. Письма. Но, боюсь, что если я отправлю их королю Симеону, тот решит, что они сфабрикованы. Мне нужен кто-то еще. Кто-то, кому он верит, или, по крайней мере, к кому он не испытывает недоверия.

— Ну конечно, — сказал Гедер. — Точняк. Кто изменник?

— Барон Эббинбоу, — ответил Джори. — Фелдин Маас.

— Дружок Алана Клина?

— Да. И Кертина Иссандриана, к тому же. Жена Мааса приходится моей матери кузиной. Ее, Бог свидетель, уж никак не назовешь своим человеком. Но, что имеем, то и имеем. Я про жену, в смысле. Не про мать. Сдается мне, знает она больше, чем говорит. Напугана, без сомнения. Мама пригласила ее к себе помочь с рукоделием в надежде, что та разговорится.

— Но она хоть что-то поведала? Знаете ли вы наверняка, что происходит?

— Нет, мы все еще в плену подозрений и страхов. Доказательств нет. Но…

Гедер поднял руку ладонью вперед.

— Есть кое-кто, кого ты должен видеть, — сказал он.

Когда Гедер в последний раз посещал особняк Каллиама, тот был убран для пирушки в его честь. Без цветов, транспарантов и крепа, строгость и величие архитектуры впечатляли. Слуги в ливреях по выправке больше походили на личную гвардию. Оконные стекла сияли чистотой. Женские голоса, доносившиеся из глубины комнат, звучали красиво и благородно, даже при том, что ни слова нельзя было разобрать. Басрахип сидел в углу на табурете. Его широкие плечи и несколько удивленное выражение лица, делали его похожим на ребенка, забравшегося в игрушечный домик, из которого он уже вырос. Строгого покроя одеяние из грубого, неокрашенного полотна, определенно указывало на его не принадлежность ко двору.

Сидя за конторкой, Джори возился с пером и чернилами, не написав ни слова. Гедер, расхаживая за длинной, оббитой дамастом кушеткой, начал насвистывать. Ситуация казалась проще некуда.

Хор женских голосов становился все громче, жесткий стук каблуков форменной обуви, доносившийся от двери, нарастал и затихал по мере того, как они проходили. Они не вошли. Гедер направился к двери, но Джори поманил его обратно.

— Мама провожает гостей, — сказал он. — Через минуту вернется.

Гедер кивнул, поверив словам Джори, шаги повернули обратно, хор сузился до дуэта. Когда женщины шагнули в комнату, Джори вскочил на ноги. Басрахип последовал его примеру мгновение спустя. Гедер танцевал с баронессой Остерлингских Падей на своей пирушке, но по прошествии месяцев, пролетевших с того вихря суеты и пьянства, совершенно забыл ее внешность. Он обратил внимание, что Джори унаследовал ее внешность, в особенности глаза. На миг, на ее лице появилось выражение удивления, и пропало быстрее взмаха крыльев мотылька. Болезненного вида женщина за ней, с измученным лицом и темными глазами, была Фелией Маас.

— Ох, простите, — сказала Клара Каллиам. — Я не хотела вам мешать, дорогой.

— Ни в коем случае, матушка. Мы надеялись, что вы к нам присоединитесь. Помните Гедера Паллиако?

— Ну как бы я могла забыть человека, который удерживал восточные ворота? Я не видела вас при дворе этим летом, сэр, но я так понимаю, что вы путешествовали. Какая-то экспедиция? Позвольте мне представить мою кузину Фелию.

Черноглазая женщина вошла в комнату, и протянула руку Гедеру. Ее улыбка говорила об облегчении, как если бы источник ее страхов сейчас перестал существовать. Гедер поклонился и заметил, как брови госпожи Каллиам поползли вверх, когда она заметила священника в углу.

— Дамы, — сказал Джори. — Это Басрахип. Этого святого человека Гедер привез из Кешета.

— Правда? — удивилась госпожа Каллиам. — Я и не знала, что вы коллекционируете жрецов.

— Это и для меня оказалось неожиданностью, сказал Гедер. — Но не угодно ли дамам присесть?

Согласно своему плану, Гедер усадил Фелию Маас на кушетку, спиной к Басрахипу, а сам сел напротив. Джори вернулся на свое место за конторкой, а его мать присела на стул рядом, что, к счастью, не мешало Гедеру наблюдать за жрецом.

— Маас, — сказал Гедер, будто припомнив что-то. По правде говоря, он тщательно спланировал весь разговор. — Был под моим началом в Ванаи некто Альберих Маас. Ваш родственник?

— Племянник, — ответила Фелия. — Племянник мужа. Альберих частенько упоминал вас после того, как вернулся.

— В таком случае, вы баронесса Эббинбау? — спросил Гедер. — Сэр Клин был моим командиром в ванайской кампании. Он друг вашего мужа, так?

— О да, — сказала Фелия с улыбкой. — Сэр Клин близкий, задушевный друг Фелдина.

Басрахип наблюдал за ней с небольшого расстояния, его лицо было бесстрастным, как будто он сосредоточился на слышимом только ему. Он покачал головой. Нет.

— Тем не менее они поссорились, не так ли? Уверен, что слышал о чем то подобном, — сказал Гедер притворяясь, будто что-то знает, чего на самом деле не было. Лицо женщины застыло, только ее взгляд перебегал от Гедера к госпоже Каллиам, и обратно. Страх читался в уголках ее рта, и в том, как она держала руки. Гедер почувствовал, как в его груди медленно разливается приятное тепло. Пора приниматься за дело. Мамаша Джори поглядывала на него с интересом.

— Уверена, вы неправильно поняли, — сказала Фелия. — Алан и Фелдин находятся в прекрасных отношениях.

Нет.

— Я всегда симпатизировал сэру Клину, — сказал Гедер из простого удовольствия солгать женщине, которая не могла отплатить ему тем же. — Ужасно себя почувствовал, когда услышал, что он обвинен в массовых беспорядках. Надеюсь, ваш муж не пострадал при этом?

— Нет, нет, благодарю вас. Нам очень повезло.

Да.

— Сэр Паллиако, — сказала госпожа Каллиам, — чему мы обязаны иметь удовольствие лицезреть вас сегодня?

Гедер посмотрел на Джори, потом на госпожу Каллиам. Он было хотел задать несколько невинных вопросов, насколько позволила бы интуиция сорвать покров тайны с того, с чего можно сорвать. Он думал продвигаться осторожно. А все возраставшая скованность женщины, слабая ее улыбка и запах страха, который исходил от нее словно аромат от роз, убеждали поступить наоборот. Не он довел ее до такого состояния, но он мог напугать ее еще сильнее. Он улыбнулся госпоже Каллиам.

— Ну, по правде говоря, я надеялся, что меня здесь представят баронессе Эббинбау. У меня к ней несколько вопросов. И я не провел все это время путешествуя, — сказал он весело. — Я расследовал мятеж. Исследовал его корни. И последствия.

Краска сошла с лица Фелии Маас. Дыхание стало быстрым и поверхностным, она была готова умереть от страха, словно пойманный воробей

— Не представляю, что тут исследовать, — сказала она, голос ее был слабым и тусклым.

Гедер обнаружил, что улыбаться любезно легче, когда и не думаешь быть таковым. С улицы доносилось пение фурина, сотканное из случайной, идиотской перкуссии. Джори и его мать оставались абсолютно неподвижными. Гедер пальцами выбивал дробь по колену.

— Мне все известно, госпожа Маас, — сказал он. — Принц. Мятеж. Ванайская кампания. Женщина.

— Что за женщина? — выдохнула она.

У него не было никакого представления, что за женщина, но несомненно, что какая-то женщина где-то в чем-то замешена. Проехали.

— Расскажите мне о чем нибудь, — сказал он. — Выберите любую мелочь. Даже то, о чем кроме вас никто и представления не имеет, а я скажу вам, правда ли это.

— Фелдин ни в чем не замешен, — сказала она. Гедеру даже не нужно было смотреть на Басрахипа.

— Это неправда, госпожа Маас. Я знаю, вы напуганы, но я здесь для того, чтобы помочь и вам, и вашей семье. Мне это по силам. Но мне нужно знать, могу ли я вам доверять. Понимаете? Поведайте мне все как есть. Это все пустяки, так как я и без вас уже обо всем осведомлен. Расскажите мне, с чего все началось. И только.

— Это был посол из Астерилхолда, — сказала она. — Он пришел к Фелдину год назад.

Нет.

— Вы лжете, баронесса, — сказал Гедер очень мягко. — Попробуйте еще раз.

Фелия Маас вздрогнула. Она казалась сделанной из сахарной ваты, слишком нежной, чтобы удерживать собственный вес. Она открыла рот, закрыла, сглотнула.

— Был человек. Он хотел войти в совет фермеров.

Да.

— Да. Я знаю о ком вы. Можете назвать его имя?

— Актер Аннинбау.

Нет.

— Это не его имя. Можете сказать, как его зовут?

— Эллис Ньюпорт.

Нет.

— Я могу помочь вам, баронесса. Возможно, в Кэмниполе я единственный, кто может. Назовите его имя.

Ее безжизненный взгляд встретился с его.

— Торсен. Торсен Эстилмонт.

Да.

— Ну вот, — сказал Гедер. — Это ведь было не трудно, не так ли? Теперь вы видите, что ни у вас, ни у вашего мужа от меня нет никаких секретов?

Женщина кивнула. Подбородок ее задрожал, щеки вспыхнули, а миг спустя она уже рыдала как ребенок. Мать Джори кинулась к ней, обняла. Гедер сел, наблюдая за сценой. Сердце его билось сильно, но поза была свободной и расслабленной. Когда он кинул Алана Клина с казной Ванаи, он чувствовал возбуждение. Когда он пришел к решению сжечь Ванаи, он чувствовал праведный гнев. Возможно, даже, удовлетворение. Но он не был уверен, что хоть раз в жизни, вплоть до сего момента, чувства его были столь интенсивны.

Он встал и подошел к Джори. Глаза того были широко раскрыты. Он почти отказывался верить происходящему. Гедер развел руками. Вот видишь?

— Как это тебе удалось? — прошептал Джори. — Как ты узнал? — В его голосе слышалось благоговение.

Басрахип находился менее, чем в трех шагах. Его бычья голова все еще была склоненной. Толстые пальцы переплетены, руки сложены. Рыдание Фелии Маас было как штормовое море, а мягкий шепот утешения госпожи Каллиам, едва ли был тем маслом, что могло упокоить бурные воды. Гедер наклонился, едва не касаясь губами уха великана.

— Клянусь, я построю все храмы, какие только пожелаешь.

Басрахип улыбнулся.