Путь Могучего. Том 1

Глава 9

У меня было огромное желание сказать: «Это не моё, мне подкинули», но я быстро понял, что сейчас не время для шуток. Пирогов действительно был шокирован, но, надо отдать ему должное, быстро приходил в себя.

— Это что же, — сказал он, медленно подходя ко мне, — настоящий живоглот из Лимба? — Алексей Сергеевич хотел было протянуть руку, но подумал и не стал этого делать. — Но как вам удалось?

— Он караулил мою душу, чтобы сожрать, — ответил я так, как и было на самом деле. — Но потом мы с ним подружились. Он, кстати, помог высвободить душу Вероники.

— Ого! — брови Пирогова натурально полезли на лоб. — То-то я и думаю, почему она не оживала, хотя я тащил её изо всех сил. Но, послушайте меня, человек, приручивший живоглота, это невероятно. Это феноменально!

— Почему? — спросил я, действительно не понимая, что такого особенного в том, чтобы приручить живую тварь, пусть и потустороннюю. — Мы с ним пообщались и договорились.

— Просто несказанный успех, — покачал головой Алексей Сергеевич. — Я даже не знаю, как к этому относиться. Но должен вам сообщить, что между теми, кто видит Лимб, ходили лишь легенды о людях, сумевших приручить этих тварей. Так что на моём веку вы первый, кто реально это сделал.

— Что ж, — я пожал плечами и погладил мурчащего живоглота. — Значит, буду первым. Как себя чувствует сестра?

— Да я как раз пришёл посоветоваться, — вспомнив, зачем пришёл, проговорил Алексей Сергеевич. — Дело в том, что у неё обширные поражения головного мозга, лимфатических тканей, позвоночника. Одним словом, даже мне за раз всё поправить не удастся. Стоимость всей операции выльется в сотни тысяч золотом. Но мы можем воздействовать на опухоль. Выйдет дешевле, но восстанавливаться Вероника будет очень долго. Однако вы сможете потянуть такую операцию, скажем, взяв кредит.

— Я найду деньги, делайте всё, что нужно, — ответил, глядя в выпученные глаза Пушка. — Она должна жить полноценной жизнью, потому что достойна этого.

— Понятно, — о чём-то крепко размышляя ответил Пирогов и кивнул. — Тогда мне нужно перевести её к себе в клинику, у меня там оборудование более современное. И продвинутое, если вы понимаете.

— Да конечно, — ответил я, не совсем понимая, почему он тянет, — если так нужно.

— И ещё, — мой собеседник всё-таки решился. — Если вы мне сможете помочь с… эм… тем, чтобы увидеть живоглота в Лимбе, а не тут, то я сделаю всё абсолютно бесплатно. Вы поймите, когда я сюда шёл, то и представить не мог…

— Не совсем понял, что я могу для вас сделать? — обернулся к нему и увидел смущённое выражение, которое бодрому старику совсем не шло.

— Дело в том, что живоглотов мы видеть не можем. По крайней мере раньше это ни у одного целителя не получалось, — он заметно разволновался, объясняя мне суть своей просьбы. — У них какой-то конфликт с лекарской магией. И с некромантией тоже. С последней, кстати, особенно. Мы очень много душ упустили, потому что их утаскивали живоглоты. Если бы я научился их видеть или хотя бы чувствовать, то смог бы с этим бороться. Ты представляешь, насколько увеличилась бы эффективность моей работы? Это раз. А второе — моя клиника стала бы уникальной.

— И за это вы предлагаете излечить Веронику целиком и полностью без всяких «но» и «если»? — уточнил я, так как, по сути, мы с Алексеем Сергеевичем сейчас заключали договор. — Заберёте к себе и выпустите уже полностью здоровой?

— Совершенно верно, — сглотнув, ответил мне Пирогов, а его взгляд, прикованный к живоглоту, буквально пылал предвкушением.

— Сейчас я уточню, — хмыкнул я и повернулся к Пушку. — Скажи мне, пожалуйста, ты понял просьбу Алексея Сергеевича?

«Понял, — ответил тот. — Грустно, печально. Лечебное — не вкусное».

— Ты согласен ему помочь? — уточнил я, потому что не совсем понял ответ. — Алексей Сергеевич поможет за это мне. Так что мы все будем в плюсе.

«Я получу душу? — спросил живоглот. — Душа — вкусно».

— Он просит за это чью-нибудь душу, — я обернулся к Пирогову и многозначительно кивнул. — Может быть, у вас есть какой-нибудь недруг на примете?

Вместо ответа целитель просто захлопал глазами, а лицо его вытянулось.

— Да шучу я, — махнул рукой, чтобы старик расслабился. — Не удержался. Скажу ему, что пока подходящих душ нет.

— А вы далеко пойдёте, — приходя в себя и усмехаясь, сказал Пирогов. — Но чувство юмора, конечно, да…

Я вернул Пушка в Лимб к себе на плечо, после чего мы с Алексеем Сергеевичем вернулись в палату. Первое, что привлекло моё внимание, это лицо сестры. Оно разгладилось и стало выражать полное спокойствие.

— Ей сейчас хорошо, — сказал Пирогов, проследив за моим взглядом. — Она спит и ей снится что-то приятное. Ближайшие сутки она не проснётся, потому что мы будем восстанавливать большую часть её организма.

— Отлично, — кивнул я, слегка сжимая бледную ладонь Вероники. — Пусть отдыхает. Силы ей ещё понадобятся.

В этот момент в палату вернулся Лука Сергеевич. За ним по пятам следовала высокая эффектная блондинка.

— Лёш, вы тут как, закончили? — спросил он, глядя на родственника. — О чём договорились. Переводим? Мне документы готовить?

— Да, — коротко ответил Пирогов одним словом на все вопросы. — Заполняй. Машина уже выехала, я распорядился.

Услышав это, заведующий отделением повернулся к сопровождавшей его девушке.

— Жель, слышала? Готовь Могучую к переводу! — после этих слов он посмотрел на меня и состроил скорбную физиономию. — Я рад, — сказал он, снимая очки и протирая их полой халата, — что ошибся в вашем отношении, молодой человек. Прошу извинить меня за вчерашнее поведение, но что я мог подумать, когда увидел всё произошедшее.

— Вы бы могли разобраться в ситуации, — ответил я, разводя руками. — И были бы избавлены от того, чтобы приносить свои извинения. Поверьте, очень неприятно, когда тебя пытаются убить несколько раз подряд за очень короткий промежуток времени.

— Каюсь, — тяжело вздохнул тот и бросил косой взгляд на Пирогова. — Не разобрался, не послушал, показал самые дурные свои стороны. И всё же вижу, что вы — достойный сын и брат. Делаете всё, что можете, и даже больше. Надеюсь, небольшой вчерашний инцидент не станет помехой для нашего дальнейшего общения.

— Взаимно, — ответил я и перевёл взгляд на спутницу Луки Сергеевича. — Ваши извинения приняты.

Блондинка тем временем стояла, глядя на меня, и хлопала глазами.

— Анжела! — прикрикнул на неё заведующий отделением. — Ты спишь, что ли? Я говорю, готовь документы на Могучую!

— А… да, — очнулась та и оторвала от меня взгляд, но я видел, что с трудом. — Простите, замечталась, — с этими словами она развернулась и вышла вон.

— Руслан Дмитриевич, — обратился ко мне Пирогов, который практически неустанно сидел над Вероникой. — Вы поедете с нами?

— А как надо? — спросил я, не зная, нужен ли я там, или нет. — Если я не нужен, у меня есть ещё дела.

— В принципе, я всё сделаю сам, — ответил мне Алексей Сергеевич. — Ближайшие сутки будут самыми тяжёлыми, но жизни уже ничего не угрожает. Опять же, если будет какой-то кризис, я позвоню вам домой.

— Домой, — я проговорил это слово так, словно пробовал его на языке. — Давайте лучше я запишу ваш номер, а затем позвоню и сообщу свой. Есть вероятность, что я сегодня съеду из дома.

— Без проблем, — осунувшийся Пирогов посмотрел на Веронику и приложил светящуюся спокойным синим светом руку к её плечу. — Я всю ночь буду в клинике. И завтра весь день.

Как оказалось, мой мотоцикл не мог потягаться в скорости со слухами. Когда я доехал до отцовского особняка, весть о том, что моя сестра жива и в скором времени будет здорова, не только уже донеслась до него, но и успела обрасти слухами. Братья и сёстры считали необходимым подойти ко мне и пожать руку.

Не было только Станислава. Но его я и не ждал, потому что знал: он затаил на меня злобу и обязательно отыграется.

А вот отец удивил. Он попытался разговаривать со мной так, словно утренней беседы не было. Словно Дмитрий Анатольевич пытался стереть из реальности все резкие слова, которыми он бросался. Но при этом даже не извинился.

— Руслан, — сказал он совсем другим голосом, в котором теперь слышались родительская любовь и уважение, — как я рад, что Вероника будет спасена! Ты даже не представляешь! Я уже готовился к худшему, но тут, слава небесам, всё образовалось! Я вызвал светлейшего князя Юрьевского, чтобы отметить это событие!

Я посмотрел на него, как на диковинную реликвию. Во-первых, я всё-таки ожидал извинений, а, во-вторых, был занят совершенно другими мыслями. Мне не давало покоя, что я был ограничен в финансах. Деньги — это обычный инструмент, не лучше и не хуже остальных. И большая часть моей мыслительной деятельности была направлена как раз на разрешение финансовых вопросов.

— Небеса тут ни причём, — тихо проговорил я, глядя ему прямо в глаза. — Это я съездил к Пирогову и обо всём договорился. То есть сделал то, что ты за все прошедшие годы не удосужился сделать.

Дмитрий Анатольевич даже в лице изменился. Бритое и отёкшее оно стало ещё противнее от того, что уголки губ опустились, а глаза поблёкли.

— Я думал, что ты хочешь извиниться за своё поведение, и посчитал грядущее выздоровление Вероники хорошим знаком, — проговорил он так, словно зачитывал поминальную оду над моей могилой. — Но, как оказалось, ты предпочитаешь хамство родственным отношениям.

— Отец, — проговорил я, полностью переключаясь в эту реальность. — Ты о чём? Ты в моём воспитании участия не принимал. Меня поднимала Вероника. Ты чуть ли от радости не скакал, когда решил, что я умер, — это я, конечно, присочинил для красного словца. — И очень расстроился, когда понял, что я жив.

— Это неправда! — запротестовал он, но вяло и слабо, понимая, что всё так, как я говорю.

— Поэтому, — твёрдо сказал я, глядя ему прямо в глаза, — я сейчас собираю свои вещи и покидаю этот дом. Можешь не благодарить. Веселитесь с Юрьевским, да с кем хотите. Мне до тебя дела нет. И до Станислава тоже, можешь ему так и передать. Остальным помогу, если обратятся. Всего доброго.

С тем я отвернулся и пошёл в свою комнату, до которой мне оставалось несколько метров. И уже, заходя к себе, я услышал сказанное отцом почти шёпотом.

— Спасибо за Нику.

Вещей у меня оказалось совсем немного. То есть шмоток, как таковых было достаточно, а вот чего-то действительно стильного и подходящего мне не очень. Многие вещи истрепались, другие выглядели совершенной безвкусицей. Поэтому всего необходимого собралось на пару небольших чемоданов.

Я как раз хотел вызвать прислугу, чтобы распорядиться о перевозке этих самых чемоданов, когда ко мне постучался камердинер.

— Руслан Дмитриевич, — сказал он максимально почтительно. — Вас к телефону.

— Кто? — уточнил я, думая, что это мог позвонить Пирогов.

Но слуга пожал плечами.

— Он не представился, — отчеканил камердинер, а затем добавил: — Уточнить?

— Нет, спасибо, я сам подойду, — и в памяти пришлось вызывать место в доме, где стояло это чудо магической техники.

Сам аппарат был эбеново-чёрный, но сбоку от корпуса располагался уже знакомый мне цилиндр, в котором периодически полыхали молнии. Массивная трубка лежала рядом с аппаратом.

— Слушаю, — проговорил я, поднеся трубку к уху. — Кто беспокоит?

— Привет, ты чего забыл, что ли? — раздался совершенно незнакомый и какой-то вороватый голос. — Мы же договаривались с тобой.

— М-м… — промычал я, но решил, что это негодная тактика, поэтому ответил: — Нет, не забыл, просто отвлёкся.

— Ну чего? — проговорил он всё в той же манере. — Тогда через два часа? Если ты, конечно, не передумал.

Я спешно обратился к памяти тела, но ему раздававшийся голос был столь же незнаком, как и мне. А вместе с тем я обнаружил интересное обстоятельство, которое не замечал раньше. В памяти тела начисто отсутствовали последние дни, а то и недели. С долгосрочной памятью всё было нормально, а вот краткосрочную как будто ампутировали.

Но мне надо было что-то отвечать. Проще всего было отказаться и забыть обо всём. Но тогда я, скорее всего, не узнаю, что же произошло с моим телом и почему оно оказалось без души и подключённым к аппаратам жизнеобеспечения.

— Не передумал, — ответил я, решившись на то, чтобы разгадать эту загадку. — Только давай уточним место встречи.

Отдел «К» тайной канцелярии.

Полковник Голицын вернулся в свой кабинет злой, как дьявол. Его распекал никто иной, а сам генерал-губернатор Москвы — Долгоруков. И всё из-за одного-единственного артефакта, который полицейские болваны умудрились упустить у себя из-под носа.

Майор Михаил Оболенский следил за начальником взглядом, но старался делать это не слишком заметно, потому что знал: к взрыву может привести всё что угодно.

Их отдел, специализировавшийся на магических редкостях, особо опасной контрабанде и всём том, что могло в какой-то мере повредить чести, достоинству и здоровью императорской семьи, занимал флигель одного старинного особняка в Воскресенском переулке. Совсем недавно тут сделали ремонт, но настолько плохо, что полковник называл это диверсией против государства.

Сейчас, когда Голицын хлопнул дверью, с потолка посыпалась прошлогодняя штукатурка.

— Как мальчишку, — рычал взбешённый полковник, фланируя по казённым комнатам с такой же унылой и безликой обстановкой. — Да что он себе позволяет? Надо бы отдать его папочку императору, посмотрим, как он забегает, паразит.

Так продолжалось около пяти минут, в которые Оболенский даже и не думал о том, чтобы сказать начальнику слово. Затем он встал и прикоснулся к небольшому цилиндрику с красными водяными пузырями внутри. Этот небольшой артефакт отвечал за кипяток. Ещё минута, и майор рискнул обратиться к полковнику.

— Кофе, Виктор Александрович?

— Пожалуй, что и да, — отозвался тот, моментально смягчаясь. — И рома туда накапай, пожалуйста. Я сегодня злой.

— Как пират, понимаю, — по-доброму усмехнулся Оболенский, и эта простая шутка ещё больше размягчила полковника.

Голицыну нравилось, как себя ведёт подчинённый. Что лишний раз не лебезит, но всегда готов подставить плечо. По-товарищески, одним словом, без перегибов и панибратства. Шутит, правда, так себе, но тут чего уж поделать.

— Если так дальше пойдёт, то к ним пойду работать, к пиратам, — проворчал на это Виктор Александрович, но уже почти по-доброму.

— А пока вы получали «генеральский массаж», — сказал майор, имея в виду втык от начальства, который они так называли между собой, — я проследил магические контуры Тайнописи.

— Давай, удиви меня, — ответил на это полковник и с интересом уставился на подчинённого. — Ставлю всё жалование за май, что это усадьба Могучих.

— Тут вы совершенно правы, — подтвердил Оболенский, вызвав бурную реакцию полковника, который со злостью ударил себя по бедру. — Но есть одна трудность.

— Какая? — усмехнулся на это Голицын. — Я сейчас же беру ордер, заказываю экскаватор, и мы сравниваем дом с землёй. Копаем до тех пор, пока не найдём. А потом я возьму швабру и этому Долгорукову…

— Нет, — осадил начальника майор, пока тот себе на пару лишних статей не наговорил. — Ничего не получится. По крайней мере пока.

— Это ещё почему? — удивился Голицын и даже остановился, упёршись взглядом в подчинённого. — Если есть след магии этого конкретного объекта. Ну, возможно, его, конечно, перевезли, но мы же сможем отследить куда, так?

Оболенский только покачал на это головой и развернул к начальнику экран, на котором показывались некие импульсы, наложенные на карту города.

— Тайнопись была тут, это совершенно определённо, — сказал майор, указывая на показанное время. — Это показывает наш уловитель. Но потом, — он нажал кнопку, — сигнал просто исчезает.

— Но как такое может быть? Трибунал постарался? — удивился Голицын и присел, нервно отпивая большой глоток кофе с ромом. — Или что?

— Я не знаю, — ответил Оболенский и снова принялся изучать показания. — Такое ощущение, что артефакт просто растворился в воздухе. Исчез.

— А такое может быть? — полковник доверял чутью своего подчинённого и сильно на него полагался. — Чисто теоретически?

— Теоретически может быть всё, что угодно, — философски ответил на это Михаил. — А вот практически… Нужно больше информации, но под такое нам ордер никто не даст. Не угрожает Могучий жизни императорской семьи, хоть тресни. Кстати, а почему вы на трибунала не донесли? Могли же сказать, что он выгородил мальчишку и так далее, а?

— По поводу ордера ты, к сожалению, прав, — тяжело вздохнул Голицын и потёр уставшие глаза пальцами. — А вот по поводу трибунала… Никогда даже не допускай мысли идти против него. Иначе твоя голова быстро окажется под Карающим Мечом.

— И что нет на них никакой управы? — изумился Оболенский. — Сколько служу, трибуналы то, трибуналы сё, а почему?

— Личное распоряжение императора, — развёл руками полковник. — Причём, что характерно, даже не этого.

— Историю я знаю, но зачем? — продолжал стоять на своём майор. — Какой смысл сосредотачивать такую бешенную власть в нескольких руках?

— Давай завязывать на такие темы говорить, хорошо? — попросил Голицын и налил в остывший кофе целую рюмку рома. — Я слышал, что когда-то трибуналы, когда ещё не были таковыми, сохранили нашу империю от чего-то очень плохого. Но ты натолкнул меня на одну мысль. А почему не поговорить с самим имперским палачом, а?

— Вот видите, — приободрился Оболенский. — Уже и план действий нарисовался.

— А то, — согласился полковник. — И ещё. Приставьте к Руслану Могучему соглядатаев. Я всё-таки хочу узнать, в какую задницу он Тайнопись засунул, что она теперь не отсвечивает!