Пятнадцать лет скитаний по земному шару

НА ПАРУСНИКЕ ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН

В ПОРТУ стояло много парусников под германским, норвежским, датским и другими флагами. Большая часть их перевозила уголь к западным берегам Австралии.

По набережной портовая полиция вела несколько матросов. Они сбежали со своих судов, и теперь их водворяли обратно закованными.

— Я говорил тебе, что поступить здесь на судно — легкое дело, — сказал Кутузов. — Вот увидишь, не пройдет десяти-пятнадцати минут, как мы получим предложение.

Действительно, нас догнал незнакомец и пригласил зайти в кабачок. Это был агент, «поставлявший» матросов на парусники. Тренированным глазом он отыскивал моряка, оказавшегося «на мели», спаивал беднягу, вынуждал подписать договор и привозил к «покупателю». Этих агентов называли «каинами».

Унизительно сознавать, что тебя продают как невольника, но другого способа покинуть Австралию у нас не было. Агент взялся устроить Кутузова и меня на германский парусник, который шел в Южную Америку, в чилийский порт Вальпараисо, а оттуда с грузом селитры должен был направиться в Гамбург.

Ночь мы провели в харчевне, принадлежавшей тому же агенту, а утром он отвез нас на судно, зорко следя, чтобы мы не сбежали.

На судне нас встретил шкипер — старый морской волк, огромного роста, с гибким телом, обветренным лицом и ясными добрыми глазами. В команде было два его помощника, боцман, четырнадцать матросов, подросток-юнга, старик повар и стюард.

Мы получили деньги за два месяца, но половину их у нас удержали за матросское снаряжение (костюм, белье, сапоги, одеяло) и почти четверть агент взял себе в качестве комиссионных. На остальные деньги мы могли покупать в судовой лавочке табак, мыло, нитки и другие мелочи.

Не успели мы оглядеться, как боцман скомандовал: «Все на палубу!»

Судно готовили к отплытию. Вдоль всей палубы по обеим сторонам протянули канаты, чтобы держаться за них во время шторма. Плотно задраили люки, подняли якорь. Катер взял нас на буксир и вывел из бухты.

Была темная ночь. Завывал ветер. Слышалась подаваемая в рупор зычная команда шкипера. Разделившись на три группы, матросы ловко взбирались по веревочным лестницам — вантам на мачты и, двигаясь по протянутым под реями канатам, развязывали рифы, освобождали паруса.

Еще раньше, в Николаевске-на-Амуре, я знакомился с японскими шхунами и не раз взбирался на мачты. Теперь это пригодилось.

Кутузов оказался прекрасным матросом. Я всячески старался не отставать от него.

Матросы спустились на палубу и, дружно взявшись за шкоты, подтянули паруса.

На судне жила маленькая занятная собака. Она бегала от одного каната к другому и, ухватившись за него зубами, старательно помогала матросам тянуть.

Парусник, подгоняемый попутным ветром, быстро шел на восток. Давно уже скрылись берега Австралии. Нам предстояло пересечь Тихий океан. Это был самый длинный морской переход в моей жизни — тридцать три дня мы не видели земли.

У нас, в северном полушарии, стояло лето — лето 1914 года. Я не знал, как буду добираться из Южной Америки в Европу, не видел конца своим скитаниям. Мне было уже тридцать лет…

Плавание оказалось нелегким. Огромные волны перекатывались через палубу. Как-то волна ударила в дверь нашего кубрика, сорвала ее, и вода хлынула внутрь. В другой раз, когда мы подтягивали паруса, волна сбила нас с ног, но все удержались за канат. Я редко возвращался с вахты сухим. Уставал ужасно. Казалось, едва успеешь закрыть глаза и уснуть, как тебя уже снова будят: «Вставай, вставай!..»

Прошло пятнадцать дней. Все это время океан бушевал, мы работали не покладая рук. Одним из лучших матросов на паруснике был англичанин Альберт, склонный к уединению, молчаливый, с неподвижным и мрачным лицом. Говорили, что он служил на шхуне, затонувшей во время бури. Двадцать суток шлюпку, на которой оказался Альберт, носило в открытом океане; из всей команды шхуны уцелел лишь он один.

Однажды, когда на вахте стоял помощник шкипера, которого звали Пиратом, налетел шквал. Помощник не подал вовремя команду, раздался сильный треск, и на мачте повисли разорванные в клочья паруса. Вдруг я услышал злобный хохот Альберта. Обнажив свои большие зубы, он смеялся: «О, парусам конец, скоро будет конец и судну!»

На палубу выбежал шкипер. Мы знали, что он враждует с вахтенным помощником. Увидев разорванные паруса, шкипер с кулаками ринулся на Пирата. Волны налетели на них, помощник пытался сопротивляться, но шкипер сильно ударил его в висок и гаркнул: «Уберите эту падаль!» Матросы унесли Пирата в каюту. Затем раздалась команда капитана: «Убрать паруса!»

— Идем со мной, я покажу тебе, как надо работать, — сказал мне Альберт и стал быстро взбираться наверх.

Следуя за ним, я добрался до реи, где болтались обрывки паруса. Меня раскачивало с такой силой, что, казалось, я не смогу удержаться и вот-вот полечу вниз.

Два дня ушло на замену оборванных парусов новыми.

К исходу третьей недели океан утих, показалось солнце. Мы привели в порядок свои костюмы, вывесили их на просушку. Занялись починкой парусов, такелажа, чисткой палубы.

Трюмы парусника были загружены углем, а люки плотно закрыты. Внутри скопилось много газа, шкипер опасался пожара.

И вот началась у нас новая работа: осмотрели все шлюпки, положили туда сухари, банки с пресной водой, крючки для ловли акул.

Изредка судно сопровождали альбатросы, появлялись летающие рыбы. Однообразие плавания прискучило даже бывалым морякам, всем хотелось скорее очутиться на берегу. Южная Америка была уже близко.

На носу установили круглосуточную вахту. Впередсмотрящие сменялись каждые два часа.

На тридцать вторые сутки со дня выхода из Ньюкасла я во время ночной вахты закричал: «Свет! Свет!..» Прибежал боцман. Он засмеялся и сказал, что мне почудилось.

Но на рассвете все увидели вдали как бы густую дымку. Это были горы. Неприветливый вид их поразил меня: голые, пустынные, ни малейших признаков жизни.

Двигаясь вдоль берега, мы часто встречали парусники, а потом увидели несколько десятков судов, стоявших в двух милях от берега. Наше судно приблизилось к ним и бросило якорь. Нам сказали, что мы прибыли в Вальпараисо.

Попасть на берег мы не могли, до него было далеко, а чилийские шлюпки не появлялись — океан бушевал.

К утру утихло. Матросов поставили на выгрузку угля. Работали мы вручную, одни насыпали уголь в корзины, другие при помощи каната таскали их к шлюпкам.

Всю дорогу кормили нас отвратительно. Мяса мы почти не видели, питались картофелем и чечевицей; после нескольких недель изнурительного труда люди ослабли, и шестеро матросов — четверо англичан и двое нас, русских, — решили бежать при первой возможности. Проведав об этом, помощник шкипера пригрозил застрелить любого при попытке к бегству.

Кутузов с помощью Альберта, знавшего испанский язык, договорился со шлюпочником, вывозившим с парусника уголь, что отдаст свою гитару, если нам помогут бежать.

В назначенное время к носу судна подошла шлюпка, мы быстро спустили канат. Но сбежать успели Кутузов и Альберт, а я, увидев спешащего с револьвером помощника, которому юнга Ганс донес о побеге, дал знак, чтобы меня не ждали. Шлюпка с моими товарищами скрылась за соседним парусником. Помахав передо мной револьвером, Пират ушел.

Через два дня представился случай бежать и мне.

Разыгрался шторм, и большая баржа, груженная ящиками с пивом и вином, разбилась невдалеке от нашей стоянки. Ящики вместе с обломками носились по волнам, два из них прибило к нашему судну. Несмотря на большой риск, спустили шлюпку — началась «охота» за напитками и несколько ящиков удалось выловить.

На другой день почти все были пьяны, работа не ладилась. Нагрузив углем последнюю баржу, матросы бросились допивать остатки. Никем не замеченный, я прыгнул в баржу и спрятался. Чилийцы заметили меня, когда мы уже двигались к берегу. Они засмеялись и налили мне ковш красного вина. Я с наслаждением пил его и трепетал от радостного чувства свободы, охватившего меня.

Это была моя первая встреча с бедными чилийскими тружениками. Их речь я немного понимал, еще на паруснике познакомившись с обиходными испанскими словами.

У пристани я от всего сердца поблагодарил чилийцев и выпрыгнул на берег.