Пятнадцать лет скитаний по земному шару

К БЕРЕГАМ КАРИБСКОГО МОРЯ

ОПЯТЬ я в пути, плыву на катере по одному из притоков реки Магдалены и, лежа на палубе, любуюсь тропическими зарослями. Стаи пеликанов с шумом лениво взлетают при нашем приближении и невдалеке снова садятся на воду. На песчаных отмелях застыли небольшие кайманы, аллигаторы.

Через сутки мы достигли реки Магдалены. Там я застал речной пароход, нагруженный тюками какао и мешками кофе, и попросил капитана взять меня, обязавшись помогать при погрузке дров на остановках. Капитан согласился.

Еще в день отъезда из Боготы мне нездоровилось, чувствовалась какая-то тяжесть в теле, аппетит окончательно пропал. На пароходе я крепился изо всех сил, носил дрова, но меня шатало. Матросы заметили, что мне плохо, уложили на мешки с кофе. Я был благодарен капитану — он дал мне возможность еще трое суток плыть по Магдалене и приказал кормить. Но я почти ничего не ел, глаза заволакивал туман, временами казалось, что смерть моя близка. Днем я часто терял сознание, ночами было легче, но мучила жажда. Я поднимался с мешков и долго пил воду из бака.

Пароход прибыл в Барранкилью. От пристани до города было около десяти километров, надо было пройти их пешком.

Вечером, когда приступы болезни прекратились, я, напрягая остатки сил и еле передвигая ноги, побрел. Порою хотелось упасть на землю и забыться, но я приказывал себе: «Иди, иди в Барранкилью!..»

Десять километров я одолевал всю ночь. В памяти остался только слабый рассвет и какие-то домики с мерцающими огоньками. Это было моим последним ощущением… Придя в сознание и открыв глаза, увидел склонившиеся надо мной лица старых женщин в белых чепцах с крестами на груди. Мне старались влить в рот какое-то снадобье. Я немного приподнялся и произнес по-испански: «Воды!» Послышались радостные восклицания, мне принесли тепловатый сладкий напиток. Я пытался встать, но снова повалился на кровать. Заботливые старушки не покидали меня, все время о чем-то перешептываясь.

Силы возвращались. На третий день я смог встать и узнал, что нахожусь… в колонии прокаженных, находившейся на попечении католических монахинь. Больных лечили здесь различными мазями и солнцем.

Как рассказывал один из этих несчастных, меня подобрали и, посчитав за неживого, привезли в мертвецкую, чтобы затем предать тело кремации (трупы погибших вблизи колонии находили нередко). Меня спасла настоятельница монастыря: осматривая мертвецкую, она по каким-то признакам установила, что я еще жив, и распорядилась унести в палату.

Первой моей мыслью было — бежать отсюда как можно скорее. И хотя я был еще очень слаб, но, ошеломленный видом изуродованных страшной болезнью людей, стал уговаривать настоятельницу, чтобы она разрешила мне уйти. Старушка наконец согласилась отпустить меня, предупредив, что отсюда до моря мне предстоит долгий и утомительный путь.

Провожая, старушка напомнила: «Не пейте сырой воды — она убьет вас!»

Чувствуя большую слабость, неуверенно шагая, я направился в сторону моря. Я шел и шел, напрягая свои силы. У меня уже стали заплетаться ноги, перед глазами все плыло, я готов был снова свалиться без сознания.

И вдруг вдали блеснули лазурные волны с белыми гребешками. Вот оно, Карибское море! Наконец-то передо мной открылась желанная дорога в Европу!.. Прочь слабость! — Жажда жизни придала мне силы, и вот я уже у самого берега с золотистым песком… Сняв разбитую обувь, я вошел в воду, и волны ласкали мои дрожавшие от усталости ноги, а прохладный бриз обвевал лицо.

Двигаясь вдоль побережья к востоку, я достиг железной дороги, где стоял поезд. Вагоны с гроздьями бананов подавались прямо на пристань, к пароходу. Между ними вагонами были проложены транспортеры. Негры-грузчики быстро и ловко клали бананы в гнезда транспортеров, и гроздья плыли на пароход, где их подхватывали и укладывали в трюмы.

Все это принадлежало американской фруктовой компании, она владела и железной дорогой.

Два раза в неделю за грузом прибывали пароходы: один — из Нью-Йорка, другой — из Ливерпуля. Этот банановый порт назывался Санта-Марта.

На пристани стояло несколько человек из команды парохода. Я подошел к ним и заговорил по-английски. Мой исхудалый вид поразил моряков, хотя они не раз бывали в этих местах, а некоторые перенесли желтую лихорадку. Матросы очень сочувственно выслушали рассказ о моих мытарствах, дали мне чайник, сумку с провизией и предупредили: «Пей только кипяченый чай и кофе, тогда скоро поправишься!»

Морской воздух оказался лучше всех лекарств. Несмотря на худобу, я чувствовал, как жизнь во мне пробуждается, вернулся и аппетит. Я познакомился с проживающими на берегу. Там было двое белых — толстый американский босс и француз, беглый каторжанин из Кайенны, а все остальные — негры, здоровые, работящие и веселые ребята, любители попеть и потанцевать. Жили они в деревянных шалашах, а в ясные ночи спали на морском берегу, зарывшись в нагретый солнцем песок, как это я делал во время перехода через пустыню.

Негры бежали с плантаций французской Гвианы, свободно владели французским языком и были обрадованы, когда я взялся обучить их английскому. В свободные часы мои новые друзья занимались рыболовством. Рыбы здесь водилось очень много, но ловили ее только для своего питания.

Прошел месяц, и здоровье окончательно вернулось ко мне.

Однажды, подходя к Санта-Марта, английский пароход с разгона врезался в пристань, послышался сильный треск. Помощник капитана вышел посмотреть, нет ли серьезных повреждений, и заметил меня.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Я потерял свое судно.

— Идите на палубу.

Я по трапу поднялся на пароход. Ко мне привели двух эстонцев-кочегаров и русского матроса. Узнав, что я русский, помощник капитана предложил мне поступить на пароход матросом. Я с радостью согласился.

Матрос рассказал, что русские войска заняли крепость Перемышль, войне не видно конца…

Было это в марте 1915 года.

В Южной Америке я пробыл семь с половиной месяцев и из них пять месяцев провел в пути.

Тепло расстался я со своими друзьями-неграми. В моей памяти навсегда сохранилось все, что я увидел и пережил в этой части света. Перед глазами вставали величественные картины природы, образы индейцев, метисов, негров, мулатов, — простых людей, которые делились последним куском, спасали мне жизнь, ободряли в тяжелые минуты.