Рассказы. Том 4. Фатализм

МАШИНА, ИЗМЕНИВШАЯ ИСТОРИЮ (The Machine That Changed History, 1943) Перевод К. Луковкина

— Победа!

Это слово уже звучало в залах Берхтесгадена[14]. Но на этот раз оно несло в себе новый смысл, ибо исходило из уст Адольфа Гитлера. Желтоватый человечек, стоявший перед ним в частных апартаментах, смиренно улыбнулся.

— Я рад и польщен, что фюрер одобряет мою работу, — хрипло прошептал он. — Если фюрер пожелает, я могу объяснить принципы, на которых работает моя машина времени.

Рука Гитлера поднялась, призывая к тишине.

— Ваши теории? Мой дорогой Шульц, ваши теории не имеют значения. Ваша машина времени была проверена, испытана и одобрена самыми выдающимися физиками и учеными Рейха. Мы основательны. Если бы ваши притязания не были основаны на истине, вы не были бы сейчас моим гостем в Берхтесгадене.

Адольф Гитлер встал, наклонился вперед.

— Ах, нет, меня не интересуют ваши изобретательские теории.

Достаточно того, что вы достигли, казалось бы, невозможного. Вы создали рабочую модель машины, способной транспортировать людей или предметы через само время.

— Да.

Хмурый взгляд Гитлера прервал ответ болезненного изобретателя.

— Это означает победу, понимаете? Победу!

Он пересек комнату и подошел к огромной сверкающей серебряной камере, покоившейся в ее центре. Его пальцы легли на металлическую поверхность.

— Рейх стремителен, Шульц, — прошептал он. — Благодаря геополитике у меня есть полный документированный набор возможностей, заложенных в этом замечательном изобретении. Это окажет нам неоценимую помощь в будущем.

Шульц улыбнулся.

— Я тоже думал об этом, — пробормотал он. — Мы могли бы построить много сотен таких машин и передвигаться на них вперед или назад во времени, как пожелаем. Мы могли бы атаковать…

Гитлер покачал головой.

— Расходы слишком велики. Кроме того, у меня другие планы.

Планы, которые я намереваюсь исполнить быстро. Кстати, у вас есть документы, касающиеся этого вашего изобретения?

Шульц нервно протянул ему портфель.

— Метод работы прост. Даже ребенок справится с устройством.

Математические расчеты практически не нужны, так как в конструкции заложены принципы пространственного торможения.

— Другими словами, все, что необходимо для сборки и эксплуатации машины времени, находится в этом портфеле?

— Совершенно верно.

Гитлер улыбнулся.

— Тогда, Герр Шульц, наша маленькая беседа окончена.

Его рука потянулась к кнопке звонка. Тихо вошел человек в черной шляпе, взял Шульца за руку и вывел его из комнаты.

— Хайль Гитлер!

Гитлер кивнул.

— Германия не забудет вашего вклада, Шульц, — сказал он.

Дверь закрылась. Гитлер остался один в комнате, поглядывая то на портфель, то на серебряную камеру путешественника во времени. Затем нажал кнопку внутренней связи.

— Келлзер? Бауэр взял Шульца. У него приказ. Быстро избавьтесь от тела. Оповестите его родственников о несчастном случае, как и планировалось.

Он отпустил свой палец. Гитлер снова откинулся на спинку стула, его взгляд стал еще пристальнее. Он снова нажал на кнопку.

— Келлзер? Немедленно пришлите ко мне Эглица. Да, Эглица.

Сотрудника гестапо. Лингвиста.

Через несколько минут юный Карл Эглиц громко щелкнул каблуками перед столом фюрера.

— Хайль Гитлер.

— Эглиц, вы слышали о том, что происходит?

— Фюрер имеет в виду этого Шульца и его изобретение?

— Да.

— Я помогал в составлении отчета об этом.

— Хорошо. Тогда вы понимаете. Эглиц, как вы думаете, вы могли бы управлять этой машиной?

— Смогу.

— Эглиц, вы говорите по-французски?

— Фюрер должен знать, что я жил во Франции.

— Так. — Гитлер на мгновение замолчал. — Эглиц, я слышал много хорошего о ваших способностях. Вы надежный человек. — Он помолчал. — У меня есть задание для вас.

— Это большая честь для меня.

— Это чрезвычайно важная миссия, и поэтому она носит исключительно конфиденциальный характер. Никто не узнает об этом, кроме нас двоих.

— Фюрер забывает, что геополитика знает, для каких целей будет использоваться машина.

— Ошибаетесь, Эглиц. Это моя личная миссия, о которой геополитика никогда не мечтала. Эглиц, я придумал, как использовать эту машину времени, которая потрясет человечество. И вы должны это осуществить! Это предприятие выиграет войну — и завоюет мир! Она воплощает в себе идею, настолько ошеломляющую по своему воздействию, что даже я, вдохновленный ею, преклоняюсь перед ней.

— Фюрер может мне доверять.

— Тогда слушайте, Эглиц. Выслушайте все, что я запланировал.

Внимательно слушай, — прошептал Гитлер. Эглиц прислушался.

Механическая улыбка не сходила с его лица, но когда фюрер продолжил, из его горла невольно вырвался легкий вздох, а на лбу выступили капельки пота. Его руки сжались в кулаки. И все же Гитлер прошептал:

— Такова ваша миссия, Эглиц. Как думаете, сможете осуществить это?

Голос гестаповца дрогнул.

— Я… мог бы, — выдавил он. — Это займет несколько дней подготовки и исследований. Я должен узнать, когда он был в Кельне. Необходимо отправить машину туда. Я должен изучить документы, касающиеся его повседневной жизни, и выбрать правильное время.

— Ресурсы Рейха в вашем распоряжении, — ответил Гитлер. — Вы не должны потерпеть неудачу. Если вы преуспеете, мы одержим победу над нашими самыми смелыми мечтами.

— Я буду готовиться. — Эглиц попятился к двери. — Хайль Гитлер.

Гитлер снова остался один, все еще улыбаясь. Внезапно он встал и подошел к угловому выступу. Там покоился маленький бронзовый бюст-голова толстого человека с пронзительными глазами, чей висячий чуб покоился на величественном челе.

Гитлер уставился на бронзовую голову, и его улыбка стала еще шире.

— Говорят, ты тоже был властителем судеб, — прошептал он. — Но интересно, мечтал ли ты когда-нибудь о столь великом предприятии? Миссии, бросающей вызов пространству и времени? Ты пересек Альпы — но я пересеку столетия. Наполеон, мир скоро узнает, что у тебя есть хозяин!

Машина времени, бронзовый бюст и правитель Германии неподвижно стояли в сумерках, пока судьба плела паутину, чтобы связать их всех.

Улыбка не исчезла с лица Адольфа Гитлера до тех пор, пока колеблющиеся очертания металлической камеры не исчезли из виду. Комната в Кельнской штаб-квартире Гитлера все еще пульсировала гудящими вибрациями от машины времени. Эглиц вошел в нее и исчез. А теперь исчезла и камера. На мгновение исчезло все. Затем медленно материализовались размытые контуры серебряной машины, иррационально вырисовываясь из воздуха, как скользкая бактерия появляется из пустого микроскопического поля. Гудящая вибрация усилилась, когда камера обрела четкость. Затем наступила тишина.

Гитлер резко шагнул вперед.

— Что-то пошло не так, — прохрипел он. — Ошибка…

Дверь камеры медленно открылась. Возникла высокая фигура, и Эглиц прошел через дверной проем. Гестаповец выпрямился в официальном приветствии:

— Хайль Гитлер.

Адольф Гитлер изумленно уставился на него. Эглиц изменился. Его обычная униформа исчезла. Вместо этого он был одет в яркий алый сюртук с зелеными кантами, а его плетеные желтые брюки были заправлены в блестящие черные сапоги. Меч свисал из замысловатых ножен, закрепленных на поясе белым поясом. В одной руке он держал пушистый черный котелок с зеленой кокардой. Более того, его обычное гладко выбритое лицо исчезло под внушительными накладными усами, которые совсем затмевали собственные гитлеровские.

— Эглиц… так скоро вернулся?

— Неужели фюрер не понимает, что я отсутствовал неделю?

— Неделю? Ты бредишь, идиот? Тебя не было меньше десяти секунд.

— Десять секунд для фюрера — это неделя для меня. Все относительно, как у Эйнштейна…

— Не упоминай имя этого человека, — нахмурился Гитлер. — Говори яснее, парень! Ты выполнил миссию? Он был там? Ты его привез? — Голос Гитлера дрожал от неистового нетерпения.

— Я рад доложить фюреру, что, согласно инструкции, я прибыл в Императорский дворец в Кельне шестого июля 1807 года, в 9:15 вечера. В соответствии с моим приказом, я принял личину военного атташе Великой армии…

— Где же он?

Голос Гитлера резал как нож.

— Я здесь.

Низкий голос вырвался из горла человека, стоявшего в дверях машины времени.

Гитлер вытаращил глаза. Невысокая коренастая фигура спустилась вниз. Гитлер всматривался в смуглое, мясистое лицо, в величественный лоб и свисающую челку, в глубоко посаженные, горящие глаза — Наполеон Бонапарт, император Франции!

Он прошептал эти слова. Маленький человек наклонил голову.

— Конечно, сир. А вы…

— Рейхсфюрер Адольф Гитлер.

Они сцепили ладони. Толстая, пухлая рука и худая, безвольная.

Две сцепленные ладони, которые схватили мир и сдавили его, каждая в свое время. Две руки, протянутые через века. Руки Наполеона и Гитлера. Руки, которые писали историю.

Эглиц стоял, разинув рот. Гитлер обернулся.

— Эглиц, я совсем забыл о тебе. Теперь ты можешь идти. Чтобы обеспечить безопасность нашего уважаемого гостя, ты заслуживаешь отдых после твоего путешествия.

— Фюрер очень добр. Я уверяю фюрера, что моя задача была нелегкой. Этот Фуше, начальник императорской полиции, имеет систему, равную нашему гестапо. Чтобы… э-э… похитить императора…

— Сейчас у меня нет на это времени, Эглиц. Можешь идти.

Германия не забудет твой вклад, Эглиц.

— Хайль Гитлер.

Эглиц ушел. Рука Гитлера потянулась к кнопке звонка.

— Келлзер? Эглиц только что вышел из моей квартиры.

Пошлите двух солдат и арестуйте его. Нет, не в лагерь. Измена, без судебного разбирательства. От него нужно избавиться в течение часа. Это все.

Гитлер снова повернулся к своему гостю.

— Итак, — выдохнул он. — Вы здесь.

Наполеон казался более спокойным из них двоих.

— Как видите да.

— Вы спокойны.

— Я в отпуске, скажем так.

— Должно быть, для вас происшедшее весьма странно.

— Я привык к необычному. Кроме того, ваш помощник — этот Эглиц, не так ли? — много рассказал мне во время путешествия.

Несмотря на то, что он ударил меня по голове, я на него не злюсь.

Он казался одновременно дружелюбным и умным.

— Был… вернее есть, — согласился Гитлер.

— Он рассказал мне много интересного. Это же 1942 год, не так ли? Так много, кажется, произошло. Естественно, я все еще немного смущен, что касается событий.

— Позвольте мне объяснить, — настаивал Гитлер.

Наполеон улыбнулся.

— Очень хорошо. Ваш французский, сир, несколько… заржавел.

— Возможно. Но я не могу рисковать переводчиком ради того, что собираюсь вам сказать. Пожалуйста, присаживайтесь.

Император и диктатор уселись за столом в тихой комнате.

Рядом стояла машина времени, протянувшая между двумя войнами мост. В комнате, которая гудела под вибрации машины, бросавшей вызов пространству и времени, теперь слышался шепот голосов, эхо которых сотрясало континенты.

— Вот почему я доставил вас сюда. — Гитлер охрип от своего многочасового монолога. — Я — повелитель своего мира. Вы были могущественным в свое время. Вместе мы можем использовать вдвое большую силу.

Наполеон кивнул.

— Кроме того, — пробормотал Гитлер, — вы мне нужны. Я бы не признался в этом ни одному живому человеку. Но мне нужны ваши знания военной науки — и вдохновенный гений, стоящий за ними. Я совершал… ошибки. Ошибки, которые должны быть исправлены.

Голос снова загудел, и сгустилась темнота. Время от времени эти два человека вставали и сверялись с картами, схемами, документальными материалами, которые приносили из других комнат. Было уже около полуночи, когда двое усталых мужчин посмотрели друг на друга через длинный стол.

— Но должно быть какое-то решение, — вздохнул Гитлер.

— Ваше военное положение опасно, — ответил Наполеон. — Что еще хуже, это положение необратимо. Его нельзя изменить. — Император пожал плечами. — Бесполезно было посылать за мной. Мне лучше вернуться в свой день и место. Скажу вам откровенно — ваше предложение о совместном партнерстве в этой войне заманчиво, но ведет только к безнадежному концу.

— Вы должны мне помочь, — проскрежетал Гитлер. — Вы должны!

Вы — Наполеон!

— Да, я Наполеон. Но я не могу изменить того, что существует, — печально ответил маленький капрал. Затем его голова дернулась вверх. — Выждать. Вот мое решение!

Пухлый палец ткнул в сторону камеры времени.

— Что вы имеете в виду? Вы с ума сошли?

— Не больше, чем вы. Сир, когда вы послали своего помощника похитить меня через время, я принял простое решение посетить эту эпоху. Как мы уже видели, ваши трудности начались в самом начале этой войны. В сентябре 1939 года. Вы упустили возможность вторгнуться в Англию. Вы не проверяли готовность России. Вы провалили свою миссию в Соединенных Штатах.

— Но это уже в прошлом — больше двух лет назад. Слишком поздно что-то менять.

— Неужели? Почему мы не можем войти в камеру времени и вернуться в 1939 год? Вернуться к июлю того года и заново спланировать войну на сентябрь?

Гитлер вскочил на ноги.

— Можем ли мы… осмелимся ли мы?

— Вы хотите завоевать весь мир? Очень хорошо, мы можем его завоевать. Если у вас хватит смелости совершить это путешествие. Как только в 1939 году мы сможем исправить ваши предыдущие ошибки, то предвосхитим остальные. Вот преимущество опыта. Тогда война будет вестись должным образом, с нами во главе.

Приглушенные голоса слышались в полуночной комнате.

Размытые фигуры двинулись к серебристой машине. Кошмарное видение в кошмарном мире. Наполеон, Гитлер и машина времени.

А потом — только пустая комната. Машина исчезла. Где-то в бесконечности два диктатора отправились назад, в прошлое.

Земля дрожала в предвкушении.

Машиной управлял Наполеон. Пухлые пальцы Бонапарта, бывшего лейтенанта артиллерии, осваивали тонкости работы деталей машины. Его интерес к принципам работы устройства почти превзошел его любопытство относительно подробностей самой войны. Но Гитлер был терпелив. В конце концов, столь знатного гостя надо ублажать. И если Наполеон решил вести машину времени, это было хорошо. Вместо этого он, Гитлер, решил руководить судьбами мира. Так они и сидели там, в странно вибрирующей металлической оболочке. Руки Наполеона двигались по серебряной поверхности панелей в молчаливой концентрации. Руки Гитлера нервно сжались на коленях.

Наступила тишина, если не считать гудящей вибрации — молчание двух людей, движущихся сквозь неведомое, безымянное, искривляющееся во времени с миссией изменить судьбу мира.

Всего два человека — но непохожие ни на одного из мириадов людей, когда-либо родившихся на земле. Два человека, каждый из которых в свое время изменил лик земли; переделал его словно безжалостный хирург, оставивший пациента разорванным и кровоточащим.

Никогда раньше не было двух таких людей, и никогда не было такого путешествия…

Должно быть, что-то важное пришло им обоим в голову, когда они сидели и ждали прекращения вибраций. Они вдруг переглянулись, и их глаза встретились.

Глаза Гитлера встретились с глазами Наполеона где-то в пустоте пространства и времени. Встретились и смешались в пылающей решимости. Именно фюрер обратился к императору.

— Сейчас, — прошептал он, — мы прибудем и начнется работа. Это предопределено. Вы и я — наше величие таково, что сама судьба пожелала нашего союза. Ваше солнце и моя звезда взойдут на небесах вместе.

Это был голос мистика, перекрывавшего гудение; голос торжествующей мании величия.

— Может быть? — эхом отозвался Бонапарт. Его темные глаза наполнились внезапным изумлением. — И все же мне интересно, может ли человек обмануть свою судьбу?

— Я — судьба, — раздался резкий голос фюрера. — Как вы видите. — Его рука поднялась и протянулась. — Владыка мира, а теперь и самого времени и пространства! Мы далеко продвинулись со времен вашего правления, Наполеон. Ваши армии были бы разорваны на куски одной танковой дивизией. Но вы же видели это. Вы знаете, как смерть может прыгнуть с небес или пронестись по воздуху за сотню миль. Вы знаете, как смерть ползет по морям, над ними и под ними. Вы знаете, как целые континенты могут быть опустошены пылающим дыханием войны.

Наполеон улыбнулся.

— Я тоже произносил речи, — сардонически заявил он. — Но, возможно, научился сожалеть о некоторых поступках, сопровождавших их.

— А я не жалею и не буду жалеть, — возразил Гитлер. — Мы возвращаемся в 1939 год. В этом времени не должно быть никаких ошибок. Англия будет захвачена быстро. И Франция должна…

Он вовремя остановился. На лбу маленького капрала появилось хмурое выражение. Неужели этот дурак что-то заподозрил? Нет. Как он мог? Он не знал, что случилось с Францией. Он был вывезен из Германии 1807 года в Германию 1942 года. Он не знал, но Гитлера беспокоило то, что он нахмурился.

— А Франция? — тихо повторил Наполеон. — А как же Франция?

— Франция займет свое законное место рядом с Германией, — поспешно поправил Гитлер.

Хмурый взгляд исчез, на его месте появилась медленная улыбка. По какой-то причине Гитлеру эта улыбка не понравилась еще больше.

— Это хорошо, — ответил император. — Да, Франция займет свое законное место.

Гитлер промолчал. Его мысли стремительно неслись вперед.

Через мгновение они прибудут в 1939 год. Снова будет конец лета. Он и Наполеон вступят в союз. Война будет начата заново, с опытом Гитлера о двух последующих годах в качестве подсказки.

Наполеон был бы полезен в стратегии, чрезвычайно полезен. Его непредвзятая точка зрения помогла бы указать на различные слабости, которые даже Гитлер и его штаб могли бы упустить.

А потом начнется война. Ибо он принял окончательное решение. Когда Наполеон закончит свою работу, он должен будет уйти. Гитлер не доверял ни его хмурому взгляду, ни его улыбке.

Этот дурак никогда не потерпит того, что случится с Францией.

От него избавятся — от этого самозваного императора. Мечта Гитлера о триумфе сверкнула в его глазах. Какая ирония! Люди всегда сравнивали его с Наполеоном. Он подумал, что это комплимент, когда они назвали его равным. Но Гитлер будет выше французского завоевателя. Это будет его величайшая победа.

— Подождите! Вы чувствуете это? — голос Наполеона прервал размышления Гитлера. — Кажется, мы приехали.

Да. Вибрации уменьшались. Жужжание и гудение в металлической камере стихли. Через мгновение в сознании обоих мужчин возникло странное ощущение, как будто они вращались в пустоте и вдруг опустились на что-то твердое.

— Да, мы здесь!

Наполеон встал. Его напыщенное маленькое тело двинулось к двери камеры. Гитлер последовал за ним. Теперь его улыбка стала шире. Наполеон не видел этого, он возглавил движение — к триумфу Гитлера и своей собственной гибели.

Когда пальцы императора скользнули по засовам и ручкам, дверь распахнулась. Наполеон стоял на пороге, глубоко дыша.

Затем он выбрался наружу. Гитлер быстро двинулся вперед. Он едва мог ждать, чтобы вновь появиться накануне победы…

Гитлер вышел из машины. В объятия двух ожидающих охранников.

— Держите этого человека! — пролаял приказ голос Наполеона.

Гитлер дергался в тисках гигантских рук.

— Что это такое? Почему…

Он посмотрел вверх, на усатые лица двух гренадеров. Те были облачены в огромные киверы и яркие зеленые мундиры.

Мундиры наполеоновских войск! Глаза Гитлера дико блуждали по огромному помещению, в котором покоилась машина. Это была придворная квартира, роскошно обставленная в стиле времен Наполеона. И перед ним, уже не нелепая фигура, а с видом хозяина своего времени и места, стоял Наполеон.

Гитлер снова увидел улыбку на губах императора.

Гитлер услышал его голос сквозь клубящийся туман.

— Мы прибыли, Адольф Гитлер, но в выбранное мною место и время. Час настал — но это час моей судьбы, а не вашей! Мы вернулись в тот день, когда вы похитили меня. Мы находимся в Кельне, в моем немецком дворце, в 1807 году.

— Но…

Гитлер снова увидел улыбку и вздрогнул. Наполеон подошел и прошептал:

— Вы дурак! Вы верили, что я откажусь от своей судьбы ради вашей? Я взялся за управление — и снова установил его на этот день. Я хочу жить своей собственной жизнью, завершить миссию завоевания, которой занят. Поэтому я вернулся в свое время.

Голова Гитлера закружилась.

— Но вы и я — мы могли бы править большим миром вместе — я предложил вам все.

— Адольф Гитлер, мне не нужен ваш мир. — Голос императора поднялся до предсмертного крика. — Ваш помощник, человек, который привел меня к вам, был неосторожен и проговорился намеками о судьбе моей родины. Он рассказал мне, что вы сделали с моей Францией.

— Францией?

— Вы думали, что одурачили меня? Нет, я все это время знал. Вы и ваши орды топтали мою землю, опустошали ее. И я поклялся отомстить за свою страну. Я буду делать так, как захочу. Гитлер, я — солдат, завоеватель. Но я не сумасшедший мясник! И я не собираюсь снова натравливать вас на мой народ. Вы и твои безумные теории расового превосходства — о людях, которые должны убивать, как звери, чтобы жить! Я собираюсь спасти Францию и весь мир от вас.

Гитлер облизнул потрескавшиеся губы.

— Что вы собираетесь делать? — прошептал он.

Наполеон коротко махнул рукой.

— Охрана, верните этого человека в машину.

Гренадеры потащили фюрера по полу. Его лицо было пепельно-серым, а голос сделался умоляющим.

— Что вы собираетесь делать?

Наполеон пожал плечами.

— В моем мире нет места для таких, как вы. Для таких как вы нет места в любом времени — ни в 1939-м, ни в 1942-м году. Там не место для людей с вашими низменными мечтами! Мне известна только одна эпоха, когда мир приветствовал бы ваши гнусные идеи. Вот туда вы и отправитесь — в мир, где слабые погибают и выживают только сильные. И я желаю вам радости!

Теперь они были внутри камеры. Руки Наполеона двигались над пультом управления. Звенящий звук разорвал тишину.

— Что это было?

Наполеон обернулся.

— Я разбил регулировочные диски, — объявил он. — Вы отправитесь в путешествие в один конец.

Охранники попятились из кабины. Наполеон последовал за ними. На мгновение он задержался в металлическом дверном проеме, прежде чем закрыть дверь.

— Прощайте, Адольф Гитлер, — пробормотал он. — Наконец-то вы получите по заслугам.

Гитлер с рычанием поднялся и бросился вперед. Но железная дверь кабины в машине времени глухо лязгнула у него перед носом. И жужжание смешалось с мучительным криком Гитлера.

Жужжание машины нарастало. Оно заполнило голову Гитлера пульсацией. Это был темный гул, наполнявший его мозг черным бормотанием обреченности. Гитлер лежал в темноте, и страх пульсировал в его теле. Лежал там бесконечные эоны, целую вечность — так же как мчался сквозь эоны и вечность.

Но когда жужжание наконец утихло, он победил свой страх. Он резко сел, когда почувствовал странное ощущение балансировки, которое означало, что машина времени прибыла. Гитлер глубоко вздохнул.

Он оказался в пункте назначения. Это сделал Наполеон, сломав управление. Итак, Гитлер был здесь и без страха смотрел в будущее. Да, Наполеон перехитрил его. Но нет смысла плакать над пролитым молоком. Император был хитер — но глуп, несмотря на все! Он снова вернулся в 1807 год, расхаживая по исторической сцене, играя роль тирана — но Гитлер знал то, чего не знал Наполеон. Знал, что через восемь коротких лет императору предстоит Ватерлоо. Какая сладкая месть! Впереди только изгнание!

И он, Гитлер, тоже был изгнан. Но он все еще мог заново формировать свое будущее, в каком бы времени он ни оказался.

Гитлер мрачно улыбнулся. Да. Наполеон забыл, что он, Адольф Гитлер, может сам определять свою судьбу. Разве он не прошел путь от скромного маляра до могущественного военачальника в сложном современном мире? Ну, с его умом и видением, его знанием людей и будущего, он мог начать все сначала.

Интересно, куда его послал Наполеон?

Там, где погибают слабые и выживают только сильные. Это может быть Древний Рим. Варварские времена. Ну, вряд ли это так уж плохо. Он научится. Он внесет коррективы. Он знал людей и знал историю. Где бы он ни был, Адольф Гитлер всегда мог править в мире, где сила господствовала над слабостью. Он встал и шагнул к выходу. Медленно отодвинул засов и открыл дверь.

Он снова глубоко вздохнул. Свежий воздух был сладким и чистым. Улыбаясь, Адольф Гитлер вышел на травянистый луг.

Его глаза моргали в солнечном свете.

Он стоял на склоне холма, который поднимался подобно травянистому острову среди моря пышной растительности. Это было похоже на тропический лес. Снова моргнув, он пошел по траве. Земля под ногами была мягкой, почти дымящейся от влаги. Где же он был? В какое время он попал? Где города Германии, люди?

Гитлер покачал головой. Его зрение прояснилось.

Затем он увидел, как из леса справа от него вышли они. Они шли быстро. Он в панике обернулся. Слишком поздно! Остальные подкрадывались к нему сзади, отрезая путь к двери машины времени. Адольф Гитлер стоял, окруженный кольцом приближающихся фигур. Он смотрел на фигуры и наконец понял суть напутственных слов императора.

Он уставился на группу обезьяноподобных сутулых людей, имевших только человеческие лица. Их мохнатые тела были покрыты длинной желтоватой шерстью. Они были сильны и ухмылялись от осознания своей силы. И их глубокий, хихикающий смех был наполнен ненавистью — презрением сильного к слабому.

Сильные. Белокурые. Бестии, живущие во время, когда он мог обрести свою законную судьбу. Когда монстры приблизились вплотную, с небольшого лесного холма раздались крики Адольфа Гитлера.

Он попал в каменный век.