Разрушенный альфа

КОУЛ

Он не остается в стороне надолго.

Он не смог бы, даже если бы захотел.

Соль ее слез была такой сильной и ужасной, что чуть не поставила его на колени.

Он почувствовал не ее страх. Это была чистая тоска, кислая и диссонирующая с ее восхитительным, вызывающим привыкание ароматом.

Что-то было не так, что-то так сильно взволновало ее, что это заставило ее вырваться из его рук и нервно одернуть рукава.

Это уже второй раз, когда он застает ее за этим занятием.

Она сказала ему уйти.

Он увидел, как перед ее глазами образовались стены, почувствовал лед, который ожесточил ее сердце даже после того, как она нашла в нем разрядку.

Как будто он мог когда-нибудь по-настоящему бросить ее после этого.

В первый раз, когда он почувствовал ее запах, он был в полной заднице.

Но теперь, попробовав ее на вкус, увидев свет, наполнивший ее глаза, когда она тонула в удовольствии, он привязан к ней.

Но он неохотно уезжает из ее хижины, зная, что у него все еще есть дела, которыми нужно заняться.

***

— Ты не хорошо проведешь время, Джон, — объявляет он, обходя мужчину, привязанного к стулу. — Особенно после того, как у меня была такая дерьмовая ночь.

Джон, дурно пахнущий Альфа, хнычет сквозь кляп.

Старая скотобойня вполне подходит для его кончины, поскольку он обращался со своими собственными дочерьми как со скотом.

Коулу нравится, когда они узнают его. Когда они вспоминают его по зданию суда, думая, что их преступления сошли им с рук только потому, что у них были связи с судьей.

Система правосудия потерпела крах, потому что заговорил банковский счет Джона.

И теперь он здесь, перед Коулом, связанный и с кляпом во рту после быстрой двадцатиминутной поездки.

— Ты даже не заметил маячок на своей машине, — смеется Коул, когда глаза Джона расширяются. — Я не понимаю. Разве тебе не следует больше осознавать себя? Конечно, ты вышел сухим из воды, но разве ты не думал, что на твоей спине все еще будет мишень? Что люди все еще обращают внимание?

Хныканье, слезы и стоны вырываются у Джона.

— У меня была чертовски плохая ночь, — продолжает Коул. — И ты единственный, с кем я могу об этом поговорить, к сожалению.

Он вытаскивает пистолет из кармана куртки и целится в воняющего гнилью Альфу.

— Он даже не взведен, — упрекает Коул, когда крики Джона эхом отражаются от плохо освещенных стен бойни. — Ради всего святого, это не так серьезно.

Он повторяет слова, которые, как он знает, Джон сказал своим дочерям. Судя по стенограммам в зале суда, слова, которые не выходили у него из головы еще долго после того, как судья отпустил его. Суровое наказание запятнало бы репутацию этого человека, хотя, по-видимому, он был всего лишь выдающимся гражданином.

Джон узнает эту фразу, и крупные слезы катятся по его морщинистому, впалому лицу.

Затем пистолет взводится с щелчком, и старший Альфа скулит.

— Видишь, теперь это серьезно, — бормочет Коул. — Теперь ты можешь умереть.

Обычно Коул смеялся. Он наслаждался приливом адреналина, зная, что делает то, что не смогли сделать другие.

Он не может вернуть мертвых, но, по крайней мере, он может отомстить за них.

Но все, о чем он может думать, это Бриана и о том, что Джон просто тратит его гребаное время.

Что заставило его Омегу так внезапно отстраниться? Что придало ее запаху кисловатый оттенок?

— Мне нужен совет, — признается Коул. — Только быстро.

Он опускается на колени перед мужчиной постарше, держа пистолет направленным на него. — Подумай хорошенько об этом, Джон, — шепчет он.

Налитые кровью мутно-карие глаза встречаются с его взглядом.

— Должен ли я дать ей пространство? — Спрашивает он, направляя дуло себе в висок. — Ты думаешь, ей нужно время вдали от меня, чтобы она могла осознать, что мы созданы друг для друга? Делает ли отсутствие сердце более любящим и все такое прочее дерьмо?

Джон часто моргает и хнычет.

— Было бы лучше просто оставить ее в покое, Джон? Ты думаешь, это правильно? Хм?

Всхлипы становятся громче, и Джон умоляюще смотрит на него, отчаянно желая остаться в живых.

— Отвечай мне, ты, гребаный имбецил, — рычит Коул, приставляя дуло к виску Джона.

Джон плачет, затем быстро кивает, из-за кляпа у него раздается восторженное «мммм».

— Тогда да. Оставить ее в покое?

Еще более громкие мммм.

Коул улыбается и встает, направляя дуло в лоб Джона.

— Спасибо. Я знал, что должен поступить противоположно тому, что ты мне сказал.

Затем он нажимает на спусковой крючок.

***

После уборки своего беспорядка, он возвращается в домик Брианы, паркуя свою машину подальше от ее дома.

Теперь он настроен на ее запах, после того как потер ее своим. Он пометил ее, так что никто другой не посмеет претендовать на нее.

Должно быть, он что-то упустил о ней во время своих исследований.

Что-то напугало ее несколькими часами ранее, и он уверен, что это было не из-за него.

Он совершает еще одно глубокое погружение в нее, используя те же программы, которые он использует, когда исследует свое следующее убийство.

Брианна — единственный ребенок, и ее отец скончался, когда ей было четырнадцать

У нее ученая степень в области журналистики, которую она закончила за три года вместо четырех.

Но это все.

Ее электронный след практически отсутствует, за исключением ее статей.

Она талантливая писательница; освещает все, что происходит в ее крошечном городке, от конкурсов выпечки до хоровых состязаний.

Он был очарован тем, как загорались ее глаза, когда она рассказывала о своей работе в ресторане. Он мог бы часами слушать, как она рассказывает о том, чем она занимается, и как ей нравится рассказывать истории других людей.

Ее сердце чисто, и это заставляет его хотеть претендовать на него еще больше.

После нескольких электронных писем и пары изменений электронного пароля его планы претворяются в жизнь.

Она не уезжает в эти выходные.

Входная дверь ее домика заперта на задвижку, но заднюю дверь на деревянном крыльце отпереть невероятно легко.

— Что, если кто-то преследовал тебя, милая? — бормочет он себе под нос. — Сюда мог просто зайти кто угодно.

Когда он заходит в хижину, его встречает ее сладкий аромат, который теперь сливается с его собственным.

Блядь.

Такое ощущение, что они уже спарены.

Через несколько мгновений он поднимается по лестнице и входит в ее спальню, завороженный тем, как она лежит под грудой одеял и подушек, почти полностью зарывшись лицом в ткань.

Она свила гнездо.

Она гнездится для него.

Это прекрасно.

Он сказал себе, что задержится всего на мгновение, но обнаружил, что снова сидит за ее столом, глядя на ее спящую фигуру.

Ее дыхание мягкое и нежное, но он чувствует соленый запах ее слез, который был раньше.

Это разрушает его.

Она бормочет во сне и поворачивается на бок, подсознательно лицом к нему. Лунный свет танцует на ее чертах, и он так влюблен в нее, что ему кажется, что его грудь вот-вот разорвется.

Он не может уйти. Не из-за того, как ее запах пропитывает комнату. Не из-за того, насколько тверд его член, отчаянно желающий извергнуть сперму и заявить на нее права.

Итак, он делает следующую вещь, лучше, чем присоединяется к ней в ее гнезде.

Он забирается под кровать, вдыхая ее аромат и прислушиваясь к мягкому ритму ее дыхания.

Ей нужно, чтобы он был рядом с ней, даже если она этого не осознает.

Он может успокоить ее, помочь ей справиться с болью, находясь в ее присутствии.

Его теория подтверждается, поскольку ее запах становится сладковатым, и она ворочается во сне.

Она издает довольный гул и удовлетворенный вздох.

Затем он слышит шелест сдвигаемой ткани, и пара шелковых, промокших трусиков падает на пол рядом с ним.

Его захлестывает волна сладости, аромат ее возбуждения окутывает его.

Он сдерживает стон, когда ее мягкие звуки наполняют комнату.

Его Омега трогает себя.