Да, тот день был замечательным, но после него Ира вдруг ушла глубоко в тень. Как будто после мартовской оттепели ударили морозы. Сдержанно кивала на мое «привет», смотрела мимо. Если писал ей в воцап, отвечала сухо и односложно. Это было непонятно и обидно, поэтому перестал.
Может, сказал что-то не так? Или сделал? Или достали сплетни?
Да, я не хотел форсировать наши отношения, но они были мне нужны – вот такие, на грани дружбы и симпатии. Не чувств – пока еще не чувств. А может, она хотела как раз чего-то совсем другого?
Однажды все-таки спросил, не обидел ли ее чем-то.
Нет, ответила она. И даже попыталась улыбнуться, но не получилось.
Хорошо, сказал я. Хотя было совсем не хорошо.
Июнь и июль у нас намечались сплошь концертными и гастрольными – перед коллективным отпуском в августе. А в сентябре уже новая программа. На детальную проработку времени не оставалось, поэтому делали боевую обкатку – играли что-то новое на бис после каждого выступления. Репетиций было мало, но все очень плотно и насыщенно. Когда нас с Ирой и флейтистку Олю Шамшину позвали в последний сборный концерт сезона, Марков распсиховался так, что свалил дирижерский пюпитр. Но отпустил – куда ему было деваться?
Я думал, мы снова сыграем с Ирой дуэт, но она отказалась. Сказала, что нет времени на репетиции. Я понял это так: Феликс, отвали. Уговаривать не стал, но осадок остался неприятный.
Все разъяснилось как раз на концерте. Я выступил в первом отделении и слушал второе, стоя за кулисами. Ира с Олей сыграли малоизвестную барочную сонату Бодена де Буамортье – значит, все-таки нашлось время для репетиции. Только не для меня. Снова зацепило обидой. Хотел уже уйти, все равно на общий поклон не выходили, но почему-то остался.
А зря…
Финальным номером, настоящим десертом, было соло Иры – двадцать четвертый каприс Паганини. Известнейшая и сложнейшая вещь, демоническая, на грани возможного. Для самых-самых виртуозов. Разумеется, зал стоял на ушах, овации, цветы. Немножко такое… как будто все остальные были у нее на разогреве. Ну да ладно, профессиональная ревность – это нормально, главное не захлебнуться ею. А вот ревность другого сорта…
Я стоял так, что хорошо видел ее лицо, пусть и в профиль. И то, как она вспыхнула, когда на сцену поднялся высокий светловолосый мужчина с букетом темно-красных, почти черных роз. И как сказала ему что-то, когда взяла цветы. И как он ответил с улыбкой. Очевидно было, что они знакомы. Похоже, давно и очень близко.
Вот тут-то меня и грызануло!
Идиот ты, сурок Фил! Правда думал, что она долго останется одна? Молодая красивая женщина, да еще и невероятно талантливая. Вакантное место освободилось, и кто-то поспешил его занять. А ты сиди и соси лапу. В одиночестве.
И все-таки я сделал еще одну попытку. Дождался, когда Ира с Олей переоденутся и выйдут, предложил подвезти.
- Спасибо, Феликс, - отказалась Ира. – Меня ждут.
- А я не откажусь, - заулыбалась Оля.
Назвался груздем – вези теперь. Пришлось сделать крюк минут на сорок. Оля трещала, не закрывая рта. Мне она не особо нравилась. Точнее, я ее вообще не знал. Только то, что она флейтистка Оля. Но пока вез, получил столько информации о ней, как будто собирал на нее досье. Тридцать три, разведена, сын-школьник, мама, два кота, и по консе она меня помнит, и кофе любит с ликером, хотя у нее гастрит и ей нельзя, а еще любит фильмы Тарантино и «Рамштайн». И все это с зазывно блестящими глазами. Еще немного, и начала бы рассказывать, какое нижнее белье предпочитает и какие позы в сексе. Пришлось срочно сворачивать на безопасную тему - на музыку. Похвалил их с Ирой сонату, заговорил про предстоящий концерт.
- Ой, «Макабр» такая жуткая вещь, страшно ее не люблю, - Оля передернула плечами.
Мы участвовали в фестивале «Классика на Дворцовой», сопровождая выступление авангардного балетного коллектива. «Danse Macabre», «Пляска смерти» Сен-Санса – действительно жутковатая, и танец у них получился соответствующий. У нас был всего один совместный генеральный прогон, в закрытом помещении, без костюмов, и то мурашки по коже. А уж как будет в белую ночь и в полном антураже…
- Кстати, эту тему слышал каждый ребенок в нашей стране, - подкинул я интересный фактик. – Только не знает, что слышал.
- Да? – удивилась Оля, нахмурив лоб.
- Мульт про Карлсона. Там, где он гоняет грабителей по крышам, одевшись привидением. Сильно обработано, конечно, но вполне узнаваемо.
- Серьезно? – она удивилась еще больше, и мне стало до тошноты скучно.
Ира наверняка это знает. Вот только разговаривает сейчас с кем-то другим о чем-то совсем другом. Гораздо более интересном. А душнила Фил везет домой совершенно ему не интересную Олю Шамшину и рассказывает ей про кавер-тему Сен-Санса в советском мультике.
Через два дня мы играли на этом самом концерте. Сцена у Зимнего дворца, мистический флер белой ночи, танцоры в черном и белом, рвущая нервы музыка*. Ира рядом с Марковым – солистка. Сколько было в ее игре темной силы, неумолимой, как сама смерть! А я-то думал, что, расставшись с Ликой, избавлюсь от подобной хтони.
Наивный дурачок! Свет и тьма всегда рядом, как в этой белой ночи.
Пока танцоры изображали замысловатый поклон, Ира села на свое место – дальше мы играли «Фарандолу» Бизе. Села и поймала мой взгляд. Всего пара секунд, и отвернулась, но в этот самый момент я понял, что моя жизнь коренным образом изменилась.
Необратимо…
--------------------
*видео можно посмотреть в моей группе