Развод и прочие пакости

Глава 36

Повисла тишина, звенящая, как тарелки. Не те, которые бьют об пол, а музыкальные. Антон побагровел так, что я испугалась, как бы его не хватил удар. Феликс сидел с непроницаемым видом, будто не он только что совершил попытку путча. Сидел и подтягивал винт на колодке смычка.

- Громов, - каким-то противно булькающим голосом сказал Антон, - а ты не охуел ли?

Тихо сказал. Так, что услышали максимум первые пюпитры.

- И правда врут, - хмыкнул Феликс, отложив смычок.

- Антон, хватит, - предостерегающе покачал головой Виталик, наш традиционный модератор. В музыкальном смысле модератор*. Заглушка. У него была такая способность - гасить конфликты на лету.

- Смотря как хватит, - заметил Карташов. – А то еще и не отпустит.

Каким-то бесполезным и нелепым атавизмом шевельнулась неловкость за Антона. Семь лет брака просто так не сотрешь. Вот только сочувствия больше не было. Зато были злость и злорадство. И беспокойство за Феликса.

Оркестр притих, с интересом ожидая продолжения. Все ведь прекрасно понимали, в чем дело. Хотела я этого или нет, разговоры все равно уже пошли. Антон очень крепенько облажался и, как следствие, сильно проигрывал в коллективном сознании по очкам. Вот если бы он меня бросил, ушел к другой, тогда да, тогда униженной была бы я. А так нет. Поймала на горячем, наваляла его толстой подстилке, развелась с ним, да еще и в оркестре осталась, а не сбежала, поджав хвост. В общем, я была на коне, и все понимали, что Марков мелко и гаденько мстит. И мне, и тому, кто осмелился посмотреть в мою сторону. Мстит и ведет себя крайне непрофессионально.

Интересно, а не приходила ли в какую-нибудь горячую голову, обиженную несправедливым выпадом дирижера, мысль свергнуть его с трона так же, как он сам некогда подвинул дедушку Гаврилыча? Если даже и приходила, то запасного дирижера у нас не имелось, а звать кого-то со стороны было бы для оркестра самоубийством.

- Свободны, - справившись с собой, отрезал Антон. – Ирина, останься.

Что, опять?

- Даже не думай, - предупредила сразу, когда все вышли.

- Не знаю, о чем думаешь ты, но явно не о работе, - он остановился на безопасном расстоянии, поскольку я держала смычок, как шпагу.

- В чем проблема? – огрызнулась я. – Плохо играю? Разучилась?

- Ты – нет. А твоя группа – да. Плохо. Какой ты на хрен концертмейстер, если не можешь вытянуть из них партию?

- Значит, все это время была хорошим концертмейстером, а тут вдруг внезапно стала плохим? Антон, ты взял сложнейшее произведение и хочешь, чтобы чуть ли не с листа сыграли. Кончится тем, что ты его просто загонишь. А если тебя не устраивает, как я работаю с группой, поставь Лабудинского. Наверно, у него получится лучше.

Это была чистой воды провокация. Он запросто мог сказать: окей, да будет так. Виталик действительно был хорошим музыкантом. И как педагог, по правде, был бы лучше меня. Но… в нем не хватало драйва. Он просто играл. Не жил в музыке, как я, не пропускал ее через себя. Поэтому его не приглашали в сборные концерты. Его сольные исполнения были технически идеально чистыми – и, на мой взгляд, откровенно скучными.

- Ира, ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Я просто прошу уделять больше времени работе, а не…

- Ну, договаривай, - хмыкнула я. – А не блядкам, ты это имеешь в виду?

- Ну зачем же так грубо? – он слепил фарисейскую улыбочку.

- Послушай, Антон, не тебе об этом говорить.

- Ты ведь мне никогда этого не простишь, да?

Это прозвучало с таким пафосным упреком, что заломило зубы. Мол, я совершил ошибку, раскаиваюсь, а ты…

А я не верю, да.

- У тебя все?

- Пожалуйста, поработай над финалом. В первой теме четыре ноты сыграть не можете чисто, как первоклашки. Потом фугато, тоже очень грязно идет. В побочной теме дружно отстаете. Зато в коде прямо радость такая прет: ой, ну все, спихнули, отделались.

По большому счету, он был прав. Все так и было. И много еще других ошибок. Это только неискушенный человек может думать: раз вы профи, консерваторию закончили, концерты даете, значит, все у вас идеально должно получаться. А вот и нет. Это как уровни квеста – чем выше, тем сложнее. Не зря мы вкалываем часами, и на репетициях, и дома, чтобы звучало так, будто это самое плевое для нас дело. Открыли любые-разлюбые ноты и сыграли так, что все умерли от восторга.

Но он мог сказать все это сразу. Спокойно. Пусть даже ядовито, но без насмешек и оскорблений.

- Послушай, Антон… Такими истериками, как сегодня, ты просто выставляешь себя на посмешище. Пожалуйста, держи себя в руках.

Он молчал. Я собралась и пошла к выходу, напряженно ожидая еще какой-нибудь гадости, но обошлось.

Со стоянки мигнуло дальним светом. Феликс ждал в машине. Даже если Антон крался за мной и наблюдал сейчас откуда-нибудь, как Арлекин за Коломбиной и Пьеро, плевать. Я слишком устала от всего этого цирка. Пристроила футляр на полу сзади, сама села спереди.

- И? – Феликс посмотрел вопросительно. – Мы уволены?

- Нет, - усмехнулась я. – Мне выдан список наших скрипичных грехов. Причем все по делу. Вопрос, что мешало ему сказать это всем и без воплей.

- Ты знаешь что.

- Хоботов, это мелко!**

- Скажи это Хоботову, - Феликс завел двигатель и выехал со стоянки.

Я снова никак не могла справиться с раздражением. А ведь вчера вечером было так хорошо. Надо было срочно как-то из этого выбираться. Не хватало только поссориться – хотя ничего еще по сути и не началось.

- Фил, а давай в кино пойдем? – предложила, когда уже подъезжали к моему дому. - Сто лет в кино не была.

- Сейчас? – он, кажется, даже не удивился.

- Нет, вечером.

- Давай, - он притормозил у арки. – Вылезай быстрее, я проезд перекрыл. Созвонимся.

-----------------------------

*приспособление в клавишном музыкальном инструменте для смягчения или приглушения звука

**известная фраза из фильма М. Козакова «Покровские ворота»