- Как ты думаешь, нам заплатили?
Ира лежала на диване, положив ноги мне на колени, а я гладил ее пятку.
- Что-то подсказывает, что нет.
- Правильно подсказывает. То есть какие-то копеечки из фонда дадут, конечно, но чисто чтобы не ругались матом.
Зарплата наша в оркестре складывалась из базовой ставки и концертных. Ставку платили за репетиции, в зале и дома. Выступления оплачивали всему оркестру целиком, эти деньги шли в зарплатный фонд. Часть заработанного получали мы, часть оставалась на общие расходы.
- То есть на День города был благотворительный концерт?
- Нет, конечно. Просто Марков пробил его через комитет по культуре, а те нашли нам помещение для репетиций. С сентября. За символические деньги.
- И где?
- В Политехе.
- Печально, - вздохнул я, обводя пальцем косточки на лодыжке. – Концертов в Доме музыки больше не будет.
- Печально, - согласилась Ира. – Но оркестр с них ничего не имел. Только те, кого приглашали.
- Ничего себе ничего! Двадцать репетиционных часов на халяву в неделю!
- Об этом можно забыть. Но тебя-то Филиппов и так пригласит.
- Только если не будет вечерней репетиции или другого концерта. Теперь-то Марков фиг отпустит.
- Фил, кто бы знал, как я устала, - Ира накрыла лицо диванной подушкой.
- Ляжем пораньше?
- Да я не об этом, - подушка полетела в меня. – В отпуск хочу.
- Кстати, об отпуске. Мы так и не решили, поедем ли вместе, а если поедем, то куда.
- А не боишься? Совместный отпуск – это челлендж.
- Заодно и проверим.
Это был вполне так намек. Если за две недели не сожрем друг друга и не пошлем в самые экзотические пешие эротуры, значит, можем ужиться вместе. Значит, можно потихоньку двигаться в этом направлении.
- Мы, кажется, начинали это обсуждать. Но нам помешали.
Ира, у меня все хорошо с памятью. Ты сказала, что обсудим позже. И только после этого притащилась Лика. Но если тебе хочется свалить на внешние обстоятельства, ладно, притворюсь, что так и было.
- Ты говорила, что собираешься к каким-то родственникам в Геленджик.
- Ну… не совсем к родственникам. Это тетка папиной невесты. Я ее не знаю. Ира сказала, что она сдает комнаты в гостевом домике.
- Ира? – удивился я. - Папина невеста?
- Да, тоже Ира. На старости лет у меня будет мачеха. В сентябре должны пожениться. Если не передумают, конечно. Пойдешь со мной на свадьбу?
А вот это был удобный случай провернуть военную операцию.
- Ну если уж знакомиться, то по бартеру. Анька меня сдала с потрохами. Разумеется, маме хочется на тебя посмотреть. Можем после отпуска щенка ей отвезти. У нее внимание рассеется, и…
- И она меня не сожрет? Ты это хочешь сказать?
- Ну… как-то так.
- Хорошо, давай. А насчет Геленджика я прямо сейчас могу узнать. Может, там уже и нет ничего. В смысле, все сдано до самой зимы.
- Узнай.
Оркестр, точнее, половина, вернулся из Твери сегодня утром, но Марков все равно устроил вечером репетицию. Правда, шла она совсем вяло. Не промучившись с нами и часа, махнул рукой и отправил работать по группам. Володька скоро отпустил нас, Ира со своими тоже надолго не задержалась, и мы поехали ко мне. Приготовили в четыре руки ужин и сидели теперь перед телевизором, но на экран даже не смотрели. Не виделись всего три дня, а как будто месяц.
Я рассказал и о посиделках в спорт-баре, и о похоронах и о поездке с Анькой в Выборг. Промолчал только об Олином подкате – это было бы лишним. Противный осадок так до конца и не развеялся. Я не знал, что это было: что-то осознанное или минутная слабость. Но это не имело ни малейшего значения.
Пока Ира звонила отцу или его невесте, я пошел на кухню мыть посуду.
- Ну все, - она заглянула ко мне. – С первого августа на две недели комната за нами. С кухней. И с душем. Вот только билеты…
- На машине не хочешь?
- Не знаю, Фил, - Ира забавно выпятила губу. – Жаль время терять на дорогу. Но если совсем никаких вариантов не будет, можно и на машине.
Мне вдруг на секунду стало страшно. Все у нас шло слишком гладко – так вообще бывает?
И тут же одернул себя.
Не гневи бога, Громов. Радуйся, что все хорошо. Соскучился по драмам? Или забыл, как ходил по потолку, когда она не знала, что мы с Ликой уже не вместе, и построила баррикады?
Вытер руки, шагнул к ней, поймал эту ее губу. Облизывал, обводил языком, втягивал и отпускал, покусывал и уворачивался от ее языка. Как же вкусно с ней было целоваться! Ну и не только, конечно. С ней все было… необыкновенно. Она удивляла – и одновременно это воспринималось так легко и естественно, как будто иначе и не могло быть.
Приподняв за талию, посадил ее на стол, и Ира тут же подтащила меня к себе, обвив ногами. Расстегнул пуговицы на блузке, провел языком по ложбинке груди. Темные, туго сжавшиеся соски топорщили тонкую полупрозрачную ткань лифчика – тоже требовали ласки.
Промелькнула мысль, что сейчас мы бы сыграли Монти совсем по-другому.
Ну разумеется!
Ее пальцы зарылись в волосы, легко скользнули за ушами, по шее. Словно током било от ее летучих прикосновений – короткими жгучими разрядами. Я дразнил ее и себя, оттягивая тот момент, когда возьму ее. Когда войду и буду с ней… в ней, одним целым.
- Ира, Ирочка… моя…
И ее лихорадочный шепот, такой же горячий, как ее дыхание, касающееся уха:
- Фил… как хорошо…
Еще ближе, еще крепче, еще быстрее. Как будто поставили себе цель – добыть огонь трением. Как первобытные люди. И добыли же! Как только все вокруг не сгорело вместе с нами.
Не отпущу. Никому не отдам. Потому что моя. Только моя…