Развод и прочие пакости

Глава 40

Я бы, пожалуй, предпочла, чтобы мы провели эту ночь у меня, но Феликс не спрашивал. Не свернул, как обычно, в сторону Кондратьевского, а поехал по набережной дальше – к Пискаревскому.

Ну и ладно, посмотрю, как он живет. Квартира очень многое может сказать о человеке. Тем более завтра выходной, вообще никуда не надо.

Остановившись в кармане у «точки» советской постройки, Феликс пошел к багажнику за виолончелью. Я взяла с заднего сиденья сумку и контейнер с пирожками, подождала, пока он закроет машину. Ветерок коснулся обнаженных рук, заставил вздрогнуть.

- Замерзла? – Феликс провел пальцем по гусиной коже, и мурашки побежали следом за его прикосновением. Целая стайка мурашей на тоненьких лапках.

А ты меня согрей, сказала про себя. Хотя черепахой, с футляром на спине, и обнять-то толком не получится.

В тесной прихожей я скинула туфли и остановилась, с любопытством оглядываясь.

Квартира была небольшая, стандартной планировки, мне приходилось бывать в похожих. Однако ремонт сделал ее более современной. Хай-тек в моем представлении не слишком вязался с Феликсом, но я вынуждена была признать, что все достаточно органично.

- Это твоя? Или снимаешь? – уточнила на всякий случай.

- Моя.

Откуда-то из комнаты доносились странные звуки: как будто кто-то быстро мешал ложкой в стакане, клацая ею о стенки.

- Что это? – испугалась я. - Кто там?

- Аисты, - рассмеялся Феликс.

- Какие аисты?

- Пойдем покажу.

Он включил в гостиной свет, поставил футляр в угол и подошел к письменному столу. Толкнул мышку, монитор ожил, показав красивую фотографию водопада. Клацанье тем временем продолжалось – видимо, в одном из свернутых окон. Феликс открыл его, и я увидела ютубовский ролик, точнее, стрим. Камера ночного видения снимала гнездо, в котором стояли два аиста. Вот они-то и клацали клювами, выгибая шеи и закидывая головы на спину.

- Что это они делают?

- Разговаривают.

- Я серьезно, Фил!

- Серьезно, разговаривают, - он обнял меня за плечи. – У них глотки так устроены, что они не могут звуки издавать, только клювами щелкают. Переговариваются, информацией обмениваются, просто эмоции выражают. У них в конце мая птенцы появились. Их сейчас не видно, гнездо глубокое, да еще и темно. Обычно один с ними, а другой еду добывает. По очереди. Прилетают и вот так болтают. И просто друг другу радуются. Любовь у них такая, что ты.

- И ты все время за ними наблюдаешь?

- Нет, конечно. Но включено все время. Это же лив. Прямой эфир. Иногда открываю, смотрю, интересно. Какой-то чешский заповедник. Случайно наткнулся и залип. Там еще цапли всякие ходят, утки, кролики бегают. Олени.

- Ну да, - кивнула я. - Как аквариум. У нас был раньше. Сидишь, смотришь, и не оторваться.

- Ага. Только чистить не надо. Когда играю, звук выключаю, чтобы не мешали. А так – будто лес за окном. Деревья шумят, птицы поют, дождь идет.

И правда, было в этой паре аистов что-то… завораживающее. И остро волнующее – то, как они смотрели друг на друга и разговаривали.

Феликс нажал кнопку на колонке и выключил звук.

- Ирка… - так низко, бархатно… виолончельно…

Мне очень нравился тембр виолончели, было в нем что-то остро сексуальное, отзывающееся эхом в животе.

На концерты я обычно собирала волосы в узел на шее. Феликс осторожно вытаскивал шпильки, одну за другой, пропуская пряди между пальцами, поглаживая за ушами и ямочку под затылком, мягко и нежно. Я стояла с закрытыми глазами, едва не мурлыча. Молния на спине разбежалась под его рукой, платье соскользнуло с плеч.

Тесно прижавшись спиной к его груди, животу, я запрокинула голову. Его губы коснулись виска, щеки, нашли мои губы, жадно открывшиеся навстречу. Высвободив руки из платья, я замком закинула их Феликсу на затылок. Грудь приподнялась и оказалась у него в ладонях – как два яблока. Я наслаждалась его запахом, в который желание добавило острые, терпкие нотки – как у вина в ресторане.

Вчера и сегодня я пыталась представить, как все будет. Даже на концерте, когда играли чопорную симфонию, похожую на саундтрек к советскому фильму. Это были такие короткие, мгновенные вспышки-флеши. Как воспоминания, только из будущего. Флешфорвард – вот как это называется. И вот сейчас будущее превращалось в настоящее.

На руках в постель он меня не понес – ну и прекрасно, не хотелось никаких ассоциаций. Пусть все будет по-другому. Иначе! По-особенному.

- Включи свет, - попросила я, когда мы вошли в спальню.

Его глаза блеснули, поймав отсвет уличного фонаря. В мягком свете бра я жадно следила за тем, как он раздевает меня, обводя контуры моего тела, как раздевается сам. Это было так красиво – и так возбуждающе!

Как я хотела этого и как ждала! Счастье было похоже на высокую скрипичную ноту, и я сама сейчас была как скрипка в его руках, как туго натянутая струна, отзывающаяся на каждое прикосновение. Он что-то говорил мне, и я отвечала – те самые глупости, прекрасные в тот момент, когда их слышишь, и которые потом вспоминаешь, розовея ушами. Я раскрывалась навстречу его губам и рукам, принимала его и отдавала себя без остатка, сливаясь воедино и растворяясь в нем.

Каждое движение – в одном темпе и ритме. Вот теперь мы играли свою особенную мелодию, для нас двоих, и она точно была про секс… но не только. Горячо – и нежно. С темной страстью – и одновременно легко, светло, поднимаясь куда-то так высоко, где уже нечем дышать, чтобы на последнем вдохе, одном на двоих, разлететься яркой вспышкой – ярче звезд и ярче солнца…

- Как хорошо… - прошептала я, еще дрожа в сладкой звенящей истоме, но уже уплывая, проваливаясь в блаженную дремоту.

- Спи, Иришка, - Феликс прижал меня к себе, и я обвила его руками и ногами, оплела собою.

Так спокойно, так тепло.

Необыкновенно…