Развод и прочие пакости

Глава 8

Антон стоял, засунув руки в карманы плаща, и смотрел на меня. И чемодан рядом – как собака у ног хозяина. Красивый, элегантный. Из тех мужчин, которые с возрастом только хорошеют. Сейчас, в сорок, он выглядел интереснее, чем восемь лет назад, когда мы познакомились.

Я пришла в оркестр сразу после консерватории. Мне исполнилось двадцать четыре, ему тридцать два, и он был вторым дирижером, на подмене у вечно болеющего старенького Семена Гавриловича. Это сейчас мы уверенно занимали верхние строчки в рейтингах концертирующих симфонических оркестров, а тогда болтались где-то глубоко на дне. Семен Гаврилович, по основной специальности альтист, играть уже не мог из-за артрита, профессиональной болезни струнников, но палочку в руках еще держал и на покой не собирался. Вот только драйва в нашей игре не было. Скучный был оркестр, что бы ни исполняли. Удивительно, как для нас еще находились выступления.

Найти хорошее место сразу после консы, если нет серьезных связей, непросто. В моем багаже был диплом с отличием и две победы на международных конкурсах, не считая нескольких мест в первой пятерке. Мне прочили карьеру солистки, но я хотела именно в оркестр. В хороший оркестр, разумеется. В больших театральных не было вакансий. В ГАСО* нашлась одна, но меня не взяли. Мой педагог из училища, с которой я поддерживала отношения, посоветовала постучаться в оркестр «Виртуозы Санкт-Петербурга».

Наведя справки, я крупно засомневалась. Показалось, что это полная безнадега. Все равно что закопаться в тину.

«Не скажи, Ирочка, - загадочно улыбнулась Лилия Васильевна, явно что-то знавшая. – Там назревают перемены. Иногда куш срывает тот, кто скупает акции на понижении. В конце концов, что ты теряешь?»

Я и правда ничего не теряла. Все равно других вариантов не было. Не возьмут – ну и ладно. А возьмут и не понравится – уйду.

На прослушивании я играла все тот же «Лабиринт» Локателли и не менее сложную «Последнюю розу лета» Эрнста. Семен Гаврилович оживленно кивал и дирижировал. Антон, тогда еще Валерьевич, смотрел на меня горящими глазами. Концертмейстер скрипичной группы Павел Сергеевич поджимал губы – видимо, что-то из будущего подсказывало: это твоя конкурентка.

Меня взяли во вторые скрипки, но уже через два месяца перевели в первые. Как раз тогда и случилось то, на что намекала Лилия. А именно, революция. Когда Гаврилыч в очередной раз угодил в больницу, Антон созвал оркестр на общее собрание. Большинством голосов было принято обращение попросить дирижера, бывшего также худруком, уйти на пенсию. Я тогда от голосования воздержалась, поскольку была человеком новым, к тому же самой младшей. Да и в целом тема госпереворота мне не понравилась.

К счастью, обошлось без крови. Гаврилыч и сам понял, что не вывозит, поэтому, после недолгих колебаний, пост сдал. Антон, соответственно, принял. А вот в оркестре это приняли как раз не все. Пожилые музыканты отказались подчиняться «сопляку, который нагло выжил заслуженного человека». Положа руку на сердце, по всем стандартам Антон и правда был для большого оркестра непростительно молод. Правильный симфонический дирижер должен был закончить училище, консу, поиграть в оркестре лет десять, получить второе, дирижерское, образование, и вот тогда… может быть…

Антон окончил музыкалку и училище по классу флейты, а вот в консу поступил сразу на два отделения: очно на флейту и очно-заочно на оперно-симфоническое дирижирование. Одному богу известно, как он все успевал. В оркестр пришел по чьей-то протекции флейтистом, а по необходимости подменял Гаврилыча.

После смены власти коллектив какое-то время лихорадило. Концертная организация, занимавшаяся нашими выступлениями, с опаской наблюдала, но договор не разрывала. Правда, и в графики почти не ставила. Кто-то, не выдержав безделья и безденежья, ушел. Пришли новые музыканты, в основном молодые. Свежая кровь сработала. После системного кризиса наши ставки пошли вверх. И не только в денежном выражении.

Именно этот год стал первым и для нас с Антоном – во всех смыслах первый год новой жизни. Как он сам потом говорил, сначала его зацепила именно моя игра и все то, что я в нее вкладывала. Ну а затем он влюбился. И это было взаимно. После разрыва с Дарюсом я долго приходила в себя. Года два шарахалась от мужчин, как от чумы. И вдруг – словно с головой в омут.

Все развивалось не сказать чтобы стремительно, но через год мы уже были женаты.

«Ира, ты хорошо подумала? – с сомнением спросил отец, познакомившись с будущим зятем. – Один неудачный брак, тем более ранний, еще ни о чем не говорит. Но два?»

Антон и правда был дважды разведен. В первом браке, коротком, еще студенческом, у него родилась дочь, во втором, продлившемся четыре года, детей не появилось. Это действительно должно было наводить на мысли, но… кто же в любовном угаре слушает родителей? Обычно говорят, «мама-то была права», но поскольку мать из моей жизни самоустранилась, в этой роли выступал отец. Вот ему-то мне и предстояло сообщить неприятную новость.

- Внимательно слушаю, - я остановилась, не подходя близко.

- Ира, может, мы все-таки поговорим?

- Поговорим? – пожалуй, беседа с Громовым подействовала на меня успокаивающе, иначе я запросто могла бы сейчас вцепиться Антону в глотку. – Нет. Говорить надо было раньше, когда все только начало разваливаться. Если ты помнишь, я не один раз предлагала. Сесть и поговорить. Но у тебя не было ни времени, ни желания. А сейчас уже поздно. Я еду к отцу. Будь добр, собери все сегодня и завтра. Надеюсь, найдешь где устроиться.

- Ира!

Перед глазами яркой картинкой всплыли торчащие из-под простыни сиськи Инессы и испуганная рожа Антона, вжавшегося в дверной проем. Горькое лекарство, но прекрасно избавляющее от сомнений.

Покачав головой, я достала телефон и забила в приложение такси адрес отца.

--------------------------

*Санкт-Петербургский Государственный Академический симфонический оркестр

СЛЕДУЮЩАЯ ПРОДА В ПОНЕДЕЛЬНИК ВЕЧЕРОМ