ФЕЛИКС
На аистов я натолкнулся еще в апреле. Случайно, когда искал на ютубе какую-то музыкальную запись. Тогда они высиживали яйца, сменяя друг друга. И смены эти сопровождались настоящими ритуалами – с хлопаньем крыльями и щелканьем клювами.
Казалось бы, ну что такого, ну аисты – подумаешь. Но первое время я буквально залипал в экран, наблюдая за ними. Ира правильно сказала, как аквариум. Завораживает. Потом привык немного, но не выключал, поглядывал время от времени. Было очень интересно наблюдать, как вылупились птенцы, как они росли.
То, как отреагировала на этот стрим Ира, было своего рода маркером. А вот Лика, когда увидела, только хмыкнула: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы водки не просило. И тут же добавила: а ты знаешь, Фил, что аисты слабых птенцов убивают?
Иногда мне казалось, что тесный контакт со смертью отравил ее душу, и она сама отравляла каждого, кто оказывался рядом. И только, пожалуй, сейчас, по контрасту, понял: нет, не показалось. Так и есть.
Я, конечно, здорово облажался, что сразу не забрал у нее ключи. Ее бесцеремонный визит словно набросил тень на это солнечное, такое яркое и безмятежное утро. Я видел, как сразу пригасла Ира. Так бы и надавал себе по мордасам.
Но вот удивительно, аисты нас из этой тени вытащили. Разорвали ее в клочья своими длинными красными клювами. Я думал об этом сейчас, когда Ира задремала носом в подушку. Спальню затопил солнечный свет, мы лежали в его лучах, как на пляже. Тонкий светлый пушок на ее руках отливал золотом, так и тянуло погладить.
Когда я поговорил с Арией и вернулся к Ире, она сидела перед компьютером и смотрела на аистов, которые обсуждали что-то свое, семейное. Подумал, что они попались мне на глаза не случайно. Наверно, нет вообще ничего случайного. Это был повод задуматься.
Когда Оля ушла, я сказал себе, что больше не женюсь. Если верить статистике разводов, шанс второй раз наступить на те же грабли был велик, а как больно терять, я уже знал. Обходился чем-то недолгим и несерьезным – тем, что заканчивалось без особых сожалений. Но, видимо, то, что в тебе заложено с детства, палкой не выбьешь. Я рос в дружной любящей семье, и эта модель прошилась в меня накрепко.
А еще я сильно скучал по Аньке. Когда она только родилась, я был молодым и глупым. Парил в эмпиреях. От того времени в память отложились вопли, пеленки и болезни. А сейчас жалел – слишком много важного прошло мимо меня. Потом тем более – когда остались только разговоры по скайпу, переписка и редкие встречи.
Я сколько угодно мог врать себе, что не хочу, но на самом деле хотел – семью, детей. Хотел любить, хотел, чтобы любили меня. Если бы сказал об этом Лике, она бы фыркнула в своей обычной манере: что, проснулся инстинкт гнездования? Впрочем, с ней я как раз семью представить и не мог. А вот с Ирой – мог. В теории, конечно. Мы были еще слишком мало знакомы. Но я чувствовал в ней что-то очень близкое, нужное.
Я смотрел на нее, спящую, и не мог насмотреться. В ложбинке груди выступила испарина, хотелось собрать ее губами, языком. Нет, пусть отдохнет, ночью почти не спали. Вместо этого облизывал ее взглядом, всю-всю, с ног до головы.
Такая красивая и такая… светлая. Тут тоже был резкий контраст с Ликой. И не хотел, но все же невольно сравнивал их. А еще никак не мог поверить, что все так круто переменилось. Каких-то два дня назад, когда играли на Дворцовой, почти не сомневался, что между нами ничего не будет. И вот вдруг она спит рядом со мной. Я могу дотронуться до нее, поцеловать, разбудить, и мы снова займемся любовью. Как ночью, как сегодня утром…
Ближе к вечеру Ира засобиралась домой, и так не хотелось ее отпускать.
- Фил, мне надо немного отдышаться. И выспаться.
- Хорошо, - нехотя согласился я. – Только давай с твоей скрипкой сначала порешаем.
Я позвонил Максиму Савельевичу, и тот сказал, что мы можем приехать сегодня.
Меня свел с ним четыре года назад все тот же Женька, который знал, наверно, весь музыкальный Питер. Я искал тогда виолончель на замену старой, еще с училища, «Каденции», у которой треснула дека. Хотел отдать в ремонт, но отсоветовали: раз начала трещать, пойдет и дальше. У Савельича нашелся вполне приличный концертный Рубнер. В процессе тест-драйва мы разговорились и с тех пор время от времени общались. Сам он играл на альте, после училища занялся ремонтом, а потом и продажей инструментов.
- Значит, итальянцы? – уважительно кивнул он, когда Ира, перепробовав все, что было в магазине, рассказала о своих скрипках. – Есть у меня человечек, который хочет продать Рокка. Это Турин.
- Рокка? – испугалась Ира. – Это круто, конечно, но боюсь, не потяну, дорого. К тому же мне нужна рабочая лошадка. Чтобы в автобусе с ней ездить.
- Ну, барышня, вы хотите и на елку влезть, и… И чтобы звук был на уровне ваших, и чтобы орехи скрипкой колоть. Так не получится. Это Энрике Рокка, последний из династии. Начало прошлого века. Не такой уж и дорогой. Тысяч четыреста, может, чуть больше. Если поторговаться, думаю, немного скинет.
- А попробовать? – после долгих колебаний решилась Ира.
- Телефон оставьте, перезвоню. Договоримся о встрече.
- Ну вот, - вздохнула она, когда мы вышли на улицу. – Думала купить что-то новое, стандартное. А тут еще один старый буржуй в компанию.
- Новое ты потестила. И что?
- Ничего. К хорошему привыкаешь. Вообще у меня есть нычка. Думала, может, машинку купить в кредит. Но как я езжу… лучше уж и правда на автобусе.
Я отвез ее домой и попрощался до завтра. Пожалуй, мне тоже надо было немного отдышаться. Чтобы все разложить по полочкам.