Развод. Расплата за обман (СИ)

Глава 17

Эта встреча переворачивает все.

Я словно в лихорадке пребываю последние сутки: перед глазами только глубоко беременная Мира. Мира, внутри которой все еще наш ребенок. Я уже представляю в красках, что сделаю с врачом, который в больнице известил меня якобы о выкидыше, но все это позже. Сначала нужно ее отыскать.

— Соболевский, успокойся, — я по кабинету Равиля как раненый зверь, из угла в угол, а потом по диагонали и снова, — да хватит тебе! — прикрикивает друг и ладонью по столу хлопает, — достал со своей Мирой, сил нет.

Я его не осуждаю, мне вообще все равно, кто что скажет. Мысли сконцентрированы только на том, как она близко от меня. Мы в одном городе, и теперь я свое не упущу. Столько людей на поиски брошены, но сейчас, зная локацию, зная, что она на большом сроке, шансов отыскать мою жену предостаточно.

Язык не поворачивается назвать ее бывшей, хоть последние месяцы я и жил словно в одиночной камере, заставляя себя находиться в нашей общей квартире только потому, что был крохотный шанс на ее возвращение в любимый дом. В дом, который должен был наполниться детским смехом, слезами радости, запахом манной каши по утрам, игрушками, кубиками, машинками и куклами. А вместо этого он превратился в первоклассно отделанный склеп, а я в живого мертвеца, силой воли передвигающегося по этому миру.

А теперь я чувствую себя живым как никогда. Во мне столько энергии, что стоять на одном месте невмоготу, и если бы не Равиль, заведующий поисками Миры, я бы носился сейчас сам по всем остановкам с распечаткой ее фотографий.

Телефонный звонок заставляет замереть. Равиль отвечает кому-то, а я телефон готов вырвать, чтобы первым услышать человека по ту сторону. Сердце ухает как на Американских горках, и я безошибочно чувствую — нашли.

— Диктуй, записываю, — Равиль пишет адрес размашисто на листке бумаги, а я разве что не из рук его выдираю, жадно вчитываясь в название улицы и номер дома, которые пока мне ни о чем не говорят. Москва огромный город, и просто невозможно все улицы знать, если ты не Алиса из навигатора, впрочем, именно она мне и поможет отыскать мою жену.

— Спасибо, — от души жму руку Равилю, хотя даже этих секунд, ушедших на благодарность другу, безумно жалко. Сегодня я ощущаю течение времени собственной шкурой, и каждое мгновение снимает с меня слой за слоем наживую.

— Стой, — Равиль удерживает, не выпуская мою ладонь из рукопожатия, — найдешь ты ее сейчас, а делать что будешь? С ней?

И взгляд такой серьезный, что для друга моего редкость.

— Не бойся, дурака валять не буду. Мире зла не причиню, если ты об этом.

— А ребенку?

Чувствую кровь, приливающую к щекам. А вот это, дружище, уже удар ниже пояса.

— Да пошел ты, — бросаю ему и дверью хлопаю. Да, веду себя как неблагодарная скотина, ну и черт с ним. Разберусь потом.

На своем джипе под указания навигатора мчусь по заданному адресу. Улицы кажутся смутно знакомыми, но чем глубже в спальную часть района заводит маршрут, тем меньше разбираюсь, где я. Асфальт под колесами испещрен дырами и ямами, в которые периодически ухаю то одним, то другим колесом, абсолютно не жалея подвески.

Все дома, насколько хватает взгляда, одинаково серые и безликие многоэтажки, унылые до такой степени, что только от вида накатывает ядреная тоска. Дворы забиты автомобилями, и когда навстречу мне вылетает карета скорой со включенной сиреной, а я в отчаянии ударяю по рулю.

Как бы мне не хотелось наплевать на все на свете и не сдавать назад, я не такой мудак. Кто-то внутри нуждается в помощи, и я должен уступить.

Водитель приоткрывает окошко и кричит мне, что-то подсказывая, я кричу ему в ответ, но вряд ли он вообще слышит меня из-за душераздираюшего воя сирены над головой.

Сложными маневрами, с ворчанием и руганью, спустя пять самых долгих в моей жизни минут, мы разъезжаемся. Еще через три я паркуюсь возле нужного подъезда и бегу туда, где находится моя Мира.

Не так я представлял себе нашу встречу, не думал, что отыщу ее здесь, в пропахшем кошачьей мочой подъезде, где на каждом этаже с незапамятных времен все еще стоят банки от кофе «Пеле», полные бычков. Где еще живы ящики для хранения картошки прямо на лестничной клетке.

Нужная квартира под номером 136, я жму на кнопку звонка, а сердце бухает о грудную клетку до того сильно, что я почти готов обнаружить там сквозное отверстие.

Минута, другая, третья — тишина, и только перелив мелодии за тонким дверным полотном.

— Мира! — кричу, кулаком ударяя по косяку. Как глупо, она что, серьезно планирует сидеть там и просто не открывать мне? — Это я! И я знаю, что ты здесь!

Шум привлекает кого-то из соседей, периферическим зрением вижу, что дверь справа открывается ровно настолько, насколько позволяет цепочка.

— Молодой человек, вы чего расшумелись? Сейчас вызову участкового, что это такое, посреди дня к людям ломитесь и кричите?

— Там моя жена, — устало отвечаю, опираясь вытянутой рукой о стену. Еще с утра казалось, что сил у меня немерено, а сейчас, когда адреналин схлынул, я ощущаю себя просто развалиной. — Я должен с Мирой поговорить.

— Так вы муж Миры! — дверь на секунду захлопывается, а потом открывается нараспашку, и я замечаю сухонькую, любопытную старушку. До того маленькую, что она ростом мне почти по пояс, — заходите, заходите, чего в коридоре топтаться.

И я послушно иду за ней, ощущая себя как во сне, снимаю ботинки и даже — черт возьми! — напяливаю на ноги чужие тапки, не испытывая привычной брезгливости.

— Это от Паши, покойного мужа моего, царствие ему небесное. Да одевайте, одевайте, тапки чистые, он даже поносить их не успел, как помер.

А потом я оказываюсь на невозможно маленькой кухне, где мне кажется, что упираюсь конечностями во все четыре стены разом.

Бабка шустро наливает мне прозрачный — прозрачный чай, ставит передо мной плошку с сушками и пиалу с непонятного цвета вареньем, по виду которого я не могу квалифицировать, из чего оно сварено.

«Что я тут делаю? Мне надо к Мире, а не развлекать старушку. Я все равно не могу ни о чем говорить, кроме как о своей жене», — думаю оторопело, но мне все никак не удается ввернуть в разговор хоть одну фразу, так ловко забалтывает меня пожилая женщина.

— Ох, хорошая же она девчонка! Только худая больно, один живот и остался. Я, поначалу, как заехала, все за ней в глазок смотрела, а ну как рожать начнет прямо на площадке. А потом смотрю — пропала дней на пять, ну думаю точно, вернется уже со свертком на руках. Глядь, снова появляться стала, живот на месте. Тогда я не выдержала, зашла к ней с пирогами. Я пироги пеку так, что на запах все соседи слетаются, рецепт теста от мамы достался и никому его не рассказываю. Думала, детям передам, но какой там, ни сын, ни дочь готовить не умеют, никакой надежды… так вот, я к ней с пирогом зашла и начала расспрашивать, где она пропадала. Мирочка сказала, что в больнице лежала на обследовании, что у сына вашего хворь серьезная и перед родами надо обязательно подготовиться.

Я успеваю только выхватывать часть фраз. Сын? Это у нас… будет сын? В горле сразу возникает металлический шар с острыми шипами, и как не старайся, я не могу прогнать из головы картинку двадцатипятилетней давности. Как отец узнает, что у него будет еще один сын, а я представляю, каким родится мой брат, как нам будет весело с ним. Я буду учить его рыбачить и забивать мяч так, чтобы он пролетал над головой вратаря прямо под штангой, и никто никогда не мог его поймать.

Но всего этого не случилось. Моему брату не суждено было стать взрослым, а на сердце у всей семьи до сих пор остались незаживающие раны.

Я не могу думать о том, что мне придется пройти это во второй раз, уже с собственным ребенком. И мой бог, я знаю, какими хрупкими бывают женщины, когда дело касается их детей.

Я помню свою мать.

Мать, которую у меня отнял чужой порок сердца.

Электрический ток проходит по всему телу, а бабка продолжает говорить, какая сильная у меня жена, как утешала она соседку, когда та внезапно расплакалась, рассказывая о своих непутевых детях и о том, что не может им помочь с пенсии, потому что самой еле хватает на жизнь.

— И она мне, представляете, стала продукты время от времени заносить. То говорит купила и не хочу, потому что у беременной вкус изменился, то еще под каким предлогом. Я за чистую воду принимала, это потом только сообразила — она меня подкармливает… святая женщина, дай бог им здоровья, святая дева Мария.

— Где она сейчас, не знаете? — наконец, вклиниваюсь я. Виски ломит, точно железный обруч натянули вокруг головы, я поднимаюсь, слегка пошатываясь. В этой маленькой кухне для меня слишком мало воздуха, и я мечтаю быстрее оказаться на улице.

— Ну как где? Рожает, знамо дело. Вот только что скорая увезла, за пять минут до твоего прихода, сынок.