Развод. Расплата за обман (СИ)

Глава 27

Это личное.

Это. Личное.

Это, мать вашу, что вообще было?

Я стою в коридоре, как выставленный с урока двоечник, лицо горит — да не только лицо, все внутри полыхает.

Руки сжимаю в кулаки, аж колотит всего.

Звонок незнакомца для меня настоящая неожиданность. Я вообще не думал о том, как Мира справлялась все это время без меня. Представлял, что она преодолевала все проблемы самостоятельно, но что если… что если с ней рядом был кто-то другой?

Чужой мужчина.

Прикрываю веки, жадно вслушиваясь в окружающие звуки. Пытаюсь услышать, о чем говорит жена. Мне это важно, жизненно необходимо. И потому, наплевав на все правила приличия, я ухом припадаю к двери в ее палату, нетерпеливо впитывая звуки.

Сам себе боюсь признаться, что будет, если услышу, как она воркует с этим Александром. Как говорит слова, которые я мечтал услышать от нее, другому.

Хочется крикнуть — что ты творишь, детка? Я из кожи вон, я кишками наружу, я все ради тебя, ради сына!

Тебе делать даже ничего не нужно, просто перестать сопротивляться и дать мне еще один шанс.

Слышу только интонации и тембр голоса, и говорит она с ним совсем иначе, чем со мной.

По доброму как-то, и это бьет по нервам, сводит меня с ума.

Жмурюсь до белой ряби в глазах, сдерживаясь, чтобы не бахнуть кулаком по двери, не ворваться в палату.

Перед глазами картинка, как забираю чертов телефон и кричу этому гребаному Александру, что если еще раз позвонит моей жене — Моей! Жене! — я ему все ноги переломаю и руки тоже, чтобы номер набрать ее больше никогда не мог.

До этого момента я себя ревнивым никогда не считал. Мира поводов особых и не давала, я всегда был в центре ее внимания. Видел, что другие засматриваются, но это только в собственных глазах придавало значимости. Потому что владел женой целиком и полностью, безраздельно. Не делил ни с кем.

А теперь?

Вопросов так много, а ответа ни одного, и что делать дальше я не знаю. И сколько стою вот так, на глазах у проходящего мимо персонала, тоже не в курсе. Из ступора выводит вибрация мобильника в заднем кармане, я достаю его — Рав звонит.

— Здорово, Марк! — радостным голосом кричит он в трубку, — уже весь город в курсе, что ты отец, один только Рав, как последний долдон, узнает из левых рук! За это надо проставиться, дружище!

Я прекрасно помню, чем кончилась наша последняя попойка, где я стресс заедал крепким алкоголем. Нет уж.

— Отметим, когда моих из больницы выпишут, — отрезаю, — но поговорить надо. Заеду к тебе?

Рав удивляется, но не возражает. Я раздумываю, не зайти ли, чтобы попрощаться с Мирой, но не решаюсь. Лютая ревность внутри огнем полыхает, и я не хочу сейчас увидеть в ее глазах радость от звонка Александра, которая снова сменится равнодушием при виде меня.

У друга оказываюсь через полчаса. Встречаемся в его кабинете, — несмотря на позднее уже время, Рав все еще торчит на работе.

— Поздравляю с сыном, брат! — мы обмениваемся крепкими рукопожатиями, а потом Равиль привлекает меня к себе, обнимая и хлопаю по плечу, — как отец трех дочерей и главный ювелир нашей семьи, мое почтение!

Улыбаюсь, хотя не до веселья вовсе. Рассказываю, что стал отцом. Нет, имя еще не выбрали. Да, на меня похож. Да, порок был. Да, уже прооперировали. Нет, уже ничего страшного.

Вопросов у Рава много, и по мере ответов, он становится все серьезнее, напускное веселье сменяется сочувствующим взглядом.

— Марк, главное, все страшное уже позади. Тем более, врач обещала, что все нормально будет. Ей виднее. Мира-то как?

Я кручу в руках тяжелый бокал, на дне которого плещется янтарная жидкость. За весь разговор и глотка не сделал, но тяжесть приятно успокаивает. Выдохнув, встречаюсь взглядом с Равом:

— Слушай, я помню… помню, что пять лет назад ты перед своей проштрафился по-крупному, думал, уже развод. А потом оп — и у вас две девчонки родились. Как она тебя простила?

Рав допивает коньяк залпом, пожимая плечами. Ту ситуацию он вспоминать не любит, но, все же, отвечает:

— Как, как? Да как обычно. Что там женщинам надо? Признание в любви. Цветы. Брюлики да подороже. Тачка новая.

— С моей так не прокатит, — мотаю головой. Мира другая. Ей все эти вещи даром не нужны, прощение новым Картье или Мерседесом не заслужить.

— Погоди, братан, так ты тоже… того? Закрутил шашни с кем-то, а она узнала?

— Ты совсем дурак? — я смотрю на друга, округлив глаза. Как ему вообще это в голову пришло? Он прекрасно знает, что мне кроме Миры, никто не нужен.

Я даже других представлять не хочу, от этой мысли сразу мутит и холодный ком оседает тяжестью в желудке. Слишком мерзко думать о других женщинах, когда мы через такое прошли.

— Я к себе бабы никогда ни одной не подпускал, кроме того раза в баре. И себя за него до сих пор корю.

Рав встает, подливая очередную порцию коньяка к себе в стакан, проходит ближе и тихо говорит:

— А она? Где была-то все это время? Неужели, ей одной удалось сбежать так, что ни менты, ни детективы частные ни нашли? А главное, бабки она откуда на это все взяла? Без твоей помощи.

Его слова отравляют нутро ядом. Я и сам задаюсь этим вопросом, но теперь, когда на горизонте объявляется какой-то Александр, все приобретает другой, новый смысл.

Ее нежелание прощать меня и мириться. Отстраненный взгляд. Отдаленность. Я прокручиваю последние дни, мрачно осознавая, что этот незнакомый черт с горы может вдруг стать третьим лишним.

Но я все еще не готов делиться своей женщиной, и отступать — тоже. Я отец ребенка, и нас связывает с ней куда больше, чем с любым другим мужиком на планете.

— Есть тут у меня одно подозрение, — медленно, нехотя сознаюсь я, — нужно пробить одного человечка… и выяснить, чем жила Мира все это время.