Развод. Расплата за обман (СИ)

Глава 8

Прихожу в себя постепенно, болезненными волнами. Сознание оживает первым, а вот тело кажется онемевшим и чужим, совсем не поддается контролю. И лишь сердце надсадно колотится, заставляя поверить, что я все еще жива. Мое бедное сердце… дырявая кровавая плоть.

Я пытаюсь поднять правую руку, чтобы пощупать живот… чтобы убедиться, что врач меня не обманул, но она не слушается. Меня словно кандалами приковали к этой кровати.

Паника уверенным потоком просачивается в кровь, разгоняя страх по венам. Что, если доктор меня обманул? Что, если только сделал вид, что согласился на мое предложение? Его страшные слова до сих пор резонируют в голове. Жестокие. Безжалостные.

Как он мог? Давать такие прогнозы еще до того как провел осмотр? А как же клятва Гиппократа? Как же банальная порядочность? Умом я понимаю, что он следовал приказу моего мужа, ему нужно было убедить меня, что все плохо, склонить меня к верному решению… Верному, по их мнению, конечно. Но душа болит, отказываясь верить в такой цинизм. В то, что у жизни ребенка есть цена. В то, что один человек может назвать эту цену, а второй не раздумывая согласиться.

К счастью, УЗИ показало, что кровотечение вызвано ретрохориальной гематомой и есть все шансы, что она рассосется… в отличие от порока сердца. Об этом доктор тоже, конечно же, не забыл напомнить.

Но он меня понял. Он поверил. Несмотря на то, что мои крики больше походили на истерику сумасшедшей, он согласился мне подыграть. Согласился рискнуть своей карьерой.

Не думаю, что причина была лишь в кольце. Оно безумно дорогое, но оплатить ему безбедную старость явно не в состоянии. Поэтому мне хочется верить, что решающую роль сыграла его человечность. Он дал нам шанс. Мне и моему малышу.

И я им воспользуюсь. Уеду из этого города, чтобы муж никогда не узнал. Чтобы никогда не понял, что его обманули.

На этот раз я не теряла сознание, но доктор убедил меня, что моему организму нужен отдых. Я не запомнила название лекарства, которое мне вкололи, но практически сразу погрузилась в тяжелый сон без сновидений. И вот сейчас я болезненными рывками выныриваю из него. Жадно хватаю воздух, с третьей попытки разлепляю веки и, наконец, понимаю, что за тяжесть я чувствовала на своей руке.

В кресле рядом с моей кроватью сидит Марк. Спит в неудобной позе, едва уместившись на слишком узком сиденье, но при этом держит мою руку.

Наши пальцы не переплетены. Его ладонь просто лежит сверху на моей и почему-то я рассматриваю это как верный знак. Словно сама судьба шепчет мне, что мы больше не пара. Не вместе.

Наше «вместе» дало трещину вчера в кабинете врача, а затем в холодном коридоре клиники оконательно разлетелось на осколки под гнетом его беспощадных слов. Слов, которые навсегда отняли у нас право на «жили они долго и счастливо».

Я пытаюсь вызволить руку из его стальной хватки, но тело не слушается. Не поддается никаким уговорам и вопреки здравому смыслу, наоборт, сжимает его ладонь. Марк не просыпается, но его пальцы автоматически переплетаются с моими. Что ж, такова наша новая реальность — наше «вместе» существует только во сне и в воспоминаниях.

Обессиленно прикрываю глаза и отсчитываю в голове сначала пять секунд, потом продлеваю до десяти, до пятнадцати… и только когда счет идет на сотни, я делаю глубокий вдох и резко вытягиваю свою руку.

Марк сонно открывает глаза, но в отличие от меня, в себя приходит за доли секунды и рвано выдыхает:

— Мира… любимая моя.

Болезненная интонация разливается глубокой печалью под кожей, щиплет слизистую и острыми иглами вонзается в сердце. На мгновение мне даже кажется, что тот разговор в коридоре мне послышался. Может, я все это время была без сознания и лишь бредила?

И только тонкая белая полоска на безымянном пальце напоминает мне о том, что реальность страшнее любого сна. Хотя бы тем, что кошмар не заканчивается после пробуждения. Нет, мой кошмар только начинается.

— Мира, детка, — муж снова хватает мою руку и подносит к губам. — Мне очень жаль. Мне безумно жаль, любимая.

Его поцелуи жалят похлеще раскаленного воска и я лишь морщусь, вырывая ладонь. Ему жаль? Как у него хватает совести на эти слова? Как у него язык поворачивается?

В уголках глаз собирается влага и уже в следующую секунду щеки покрываются мокрыми дорожками. Я сглатываю соленые слезы и остервенело мотаю головой:

— Не смей! Не смей там говорить! Я тебе не верю, слышишь? Ни единому твоему слову, Марк!

Из-за сухости во рту, мои слова больше похожи на змеиное шипение и несмотря на то, что Марк никогда не боялся пресмыкающихся, сейчас он отшатывается от меня со страхом в глазах.

Мне приходится прикусить язык, чтобы он не догадался, что я слышала его разговор с врачом, но честно признаться, в данный момент это заботит меня меньше всего. Я все равно не смогу… В отличие от Марка, у меня нет ни малейшей способности к двуличию. Я никогда не умела врать, не была способна вести двойную игру. Поэтому я прекрасно понимаю, что не смогу изображать из себя любящую жену, зная, что он пытался убить нашего ребенка. Даже если бы у меня не было необходимости скрывать от него беременность, я бы все равно не смогла…

— Где твое кольцо, Мира? — кажется, только сейчас он заметил мои голые пальцы.

— А его больше нет, Марк, — развожу руками с горькой усмешкой. — Так же, как и нашей семьи.

Он морщится, даже не пытаясь скрыть какую боль приносят мои слова, а я громко сглатываю и на одном дыхании выдаю:

— Я хочу развод. Как можно скорее!