Развод. Расплата за обман (СИ)

Глава 35

От резкого рывка перед глазами становится темно, а низ живота тянет острой болью. Я вскакиваю, оглядывая кровать, в ужасе боясь найти малыша упавшим на пол, но его там нет. Выбегаю из комнаты, ощущая себя персонажем дурного сна, знакомые стены кажутся чужими, и я врезаюсь в дверной косяк, не замечая боли.

Заглядываю во все комнаты, пока не оказываюсь на большой кухне, завидев знакомую фигуру.

Инна Владимировна стоит ко мне спиной, я слышу ее воркование, и когда она оборачивается, замечаю в руках Колю.

— Дайте мне его, — не так просто развеять остатки ужаса, что я испытала мгновения назад, оттого мой голос звучит громче и требовательнее, чем обычно.

Я почти выхватываю сына из рук свекрови и лишь прижав малыша к себе, выдыхаю громко и шумно.

— Никогда больше так не делайте, — прошу глухо, уткнувшись в Колину макушку и вдыхая его запах. Он действует на меня, как обезболивающее — успокаивает и снижает волнение.

— Прости, — слышу в голосе свекрови сожаление, — ты такая уставшая была, я хотела дать тебе поспать подольше. Услышала, как сынок проснулся, решила его пока развлекать.

Кровь приливает к лицу. Меня все еще коробит от обращения «сынок», но я в который раз за день испытываю неловкость, странно реагируя на помощь.

Ощущаю себя дикой и невежливой, но ничего не могу с собой поделать. Коля так непросто достался мне, после стольких лет в попытках забеременеть, после того, через что пришлось пройти за все это время… Господи, я люблю его больше жизни. Но и асоциальной становиться и обижать бабушку не хочу. Мне всегда мечталось о большой полной семье, я сама рано осталась без родителей на попечении пожилой бабушки. И она долго была для меня всем — папой, мамой, подружкой, самым близким человеком. До сих пор с теплом вспоминаю ее старческие, узловатые пальцы, которыми она расчесывала мои волосы и плела тугие косы.

— Это вы меня простите, — все же говорю матери Марка, — проснулась и не нашла сына, поэтому ужасно испугалась.

— Да куда же он денется, — она с улыбкой смотрит на Колю, и в ее взгляде столько любви и нежности — не передать. Я давно не видела ее такой живой, заинтересованной. Она всегда мне напоминала снежную королеву, красивую и очень далекую, но теперь даже бабушкино сердце оттаивает при виде долгожданного внука. — Ты поешь пока, чтобы молоко было, а я еще посижу с ним, — и добавляет тише, — если ты не против.

— Сначала Колю покормлю, — я вижу, что он уже открывает требовательно ротик, словно ему достаточно только запаха моего и прикосновений, чтобы почувствовать голод.

И все же, на кормление я ухожу в другую комнату, мне неловко, когда при этом интимном процессе находится кто-то третий, и не важно, Марк это или Инна Владимировна.

Сын прижимается плотно ко мне, сжатые в кулак ручки касаются моей кожи, но в этот раз он ест меньше обычного.

Я ощущаю это по тому, что не наступает долгожданное облегчение в тугой налитой груди: он с причмокиванием отпускает сосок, и молоко льется прямо за детское ушко.

— Мы так не договаривались, сынок, — мягко журю его, — давай не лентяйничай, тебе нужны силы, чтобы расти и развиваться.

Однако, Коля к еде теряет интерес, я пробую еще раз, но он начинает недовольно хныкать.

— Хорошо, хорошо, я тебя поняла, — целую его в лоб, — насильно сыт не будешь.

И мы выходим в гостиную, где на большом диване уже разложено его плюшевое одеяло и лежат игрушки.

Нехотя, делая усилие над собой, передаю Колю свекрови, и отправляюсь на кухню. Есть особо не хочется, но я накладываю себе в тарелку еду и медленно, задумчиво жую, прислушиваясь к звукам из другой комнаты.

Не могу заставить себя расслабиться, я все так же на страже — кажется, что если Коля закричит, я брошусь к нему, сшибая все на пути. Но слышно только тихое бормотание мамы Марка и оно немного успокаивает, отвлекая от неприятного ощущения в груди.

Выпив большую кружку чая с молоком, я возвращаюсь к сыну и застаю неприятную картину.

Свекровь, держа его на одной руке, другой маленькой ложечкой заливает в приоткрытый рот воды.

— Вы… что вы делаете?

За недолгое время моего отсутствия Инна Владимировна и переодеть его успела. Естественно, в те вещи, что привезла сама, в чужие.

От ее умершего много лет назад сына, и меня кипятком обдает от ужаса происходящего.

— Он ротик так открывал, пить хотел. Да ты не бойся, мы не в первый раз, — и снова прикладывает ложку к его рту. Маленькую совсем, серебряную, которой дома у нас до этого момента я ни разу не видела.

Я в три шага сокращаю расстояние между нами и решительно требую:

— Отдайте Колю. Ему нельзя пить воду.

Ловлю недоуменный взгляд, будто я сказала дикую чушь, но все же с трудом, женщина подчиняется и передает ребенка мне. На этот раз взгляд у нее оскорбленный:

— Что значит нельзя воду? Как же без допаивания?! Всех детей всегда поили и ничего.

Я молчу, сцепив зубы, чтобы не перейти на повышенные тона. Она просто не знает, какого труда мне стоило сохранить молоко для ребенка! Как я мучилась с молокоотсосом, сначала ручным, до боли сжимающим соски, а потом электрическим — но все таким же неприятным! Как долго мне приходилось стараться, чтобы нацедить первые драгоценные капли и постараться, чтобы ребенок не перешел на смесь, а ел как положено!

Меня раздражает сейчас все.

Что я в этом доме, с этой женщиной. Что на сыне вещи Владика, что она поит его водой. Перед глазами от гнева плывут мошки, и я еле контролирую себя, чтобы от злости и страха не сжать слишком сильно хрупкое тело моего сына.

— Просто так не делайте! Это предписание консультанта по грудному вскармливанию.

— Но Владику…

— Он не Владик! — рявкаю я, потеряв терпение. За спором мы совсем не слышим, что домой вернулся Марк, застывший сейчас на входе в комнату. Без пиджака, рукава белой рубашки закатаны, обнажая сильные руки.

Он переводит взгляд с меня на свой мать, а я все еще часто дышу от злости, и на него взираю так же — раздраженно. Потому что просто не способна сейчас на другие чувства.

— Мам, — его голос звучит предостерегающе, — давай на кухне поговорим.

На мгновение мне становится легче, потому что выдерживать это сумасшествие в одиночку нет больше никаких сил.

Пока свекровь обходит меня, обдавая обидой, я пытаюсь выровнять дыхание. Марк подходит ближе, большим пальцем касаясь моего подбородка и поднимая голову, вынуждая заглянуть ему в лицо.

— Все в порядке?

Я делаю глубокий вдох, прежде чем ответить и… чувствую это. Приторный запах шлюшьих духов. Женских. Ненавистных. И я знаю, кому они принадлежат.

— Нет, — шиплю в ответ, дергая головой и пытаясь скинуть его руку, — не в порядке! И вообще, не надо трогать меня, не помыв руки с улицы. Сходи сначала… смой с себя всю грязь.