Разводные процедуры

Глава 15

Клавдия Ильинична Сухорукова, а попросту — баба Клава, жила напротив. Нрав имела надменный, ум острый, язык как помело. Даже змеиный, я бы сказала. Что её сподвигло звонить в мою дверь, неизвестно. Особенно в такое время. Видимо, она что-то вынюхала, а теперь жаждала скандальных подробностей.

Не исключено, видела наш нелицеприятный скандал с изгнанием мужа из дому и мужественно терпела, наблюдая картину маслом в глазок, а сейчас по каким-то причинам решила узнать подробности. Ничего другого в голову мне не пришло.

Я бы могла на цыпочках отползти вглубь квартиры и не отсвечивать, но, подумав, подавила в себе трусливое желание избежать злой участи, которая всё равно меня догонит рано или поздно.

Именно поэтому я распахнула дверь.

— Миланочка! — показала баба Клава всю ширь своих железно-золочёных зубов. — Ты дома? — разглядывала она с жадностью моё лицо.

Чёрт. Там же синяк цветёт… До этого дня мне повезло со сплетницей не сталкиваться: тёплые деньки, когда бабки рядком сидели на лавочке и разглядывали всех входящих и выходящих в подъезд, прошли, а поэтому резко стало не хватать кое-кому пищи для размышлений.

— Добрый день, — показала я, что вежливость никто не отменял и, прежде чем собирать сплетни, всё же нужно поздороваться.

— Здравствуй, милая, здравствуй, — кивала баба Клава головой, как лошадь. — А что это ты дома? А я ж гляжу — никто утром из двери не выходит, ни ты, ни Олежек, не случилось ли чего, думаю? Может, полицию уже впору вызывать?

О, да. Она точно знала, что Олежек вчера отправился с вещами на выход. И, видимо, мокрого соседа тоже лицезрела во всех подробностях. Может, пропустила, как он уходил от меня поздним вечером, а сейчас жаждала убедиться, не спим ли мы в одной постели?

— Клавдия Ильинична, всё в порядке. Я работаю дистанционно, а Олег здесь больше не живёт.

Лучше правда, чем солгу, а потом она всё равно всё выведает и разнесёт пожаром выдуманные события. Мозг у соседки умел продуцировать такое, что иному писателю не под силу сочинить.

— А-а-а, ну, значит, всё хорошо? — вытягивала она шею, пытаясь заглянуть в квартиру поглубже.

Так и хотелось дать ей зайти внутрь и убедиться, что любовников я под кроватью не прячу. Но обойдётся.

— Да, всё прекрасно, — кивнула я, собираясь вежливо послать бабу Клаву и закрыть дверь. Но тут вмешалось провидение: звякнул лифт, останавливаясь на нашем этаже, и из него вывалили мои родители, мой сын и моя собака. Полный состав, так сказать.

— Мам! — кинулся ко мне ребёнок. Лайтик взволнованно подтявкивал.

— Не смогли удержать, — развела руками мама, а отец крякнул, подтверждая её слова.

Бабу Клаву буквально размазало от счастья.

— Ой, что ж это делается! — запричитала она и протиснулась в мою квартиру вслед за роднёй. — Так же хорошо жили, так любили друг друга! — выла она старательно. — А тут вот тебе здрасьте! Это ж надо! Вот в наше время такое не случалось! В наше время браки заключались на небесах и были крепкими да надёжными. А сейчас? Вот что это такое? Из дома ушёл, сервиз унёс!

Я видела, как побледнел Андрей. Как пялились на меня мать и отец.

— Ильинична, шли бы вы домой, — совсем не вежливо отшила я соседку, понимая, что наживаю врага не врага, но яростную атаку сплетен — точно. Мало мне было Марка с его претензиями, а тут ещё и баба Клава подвязалась.

До сегодняшнего дня мы ей были не особо интересны: не пили, не курили, не дебоширили, в гости кого попало не водили, почти не ругались. А если ругались, то ей точно не было слышно. Но сейчас попались на крючок, и она вцепилась мёртвой хваткой, как голодная пиявка.

— Зря ты так, Миланочка, — поджала губы Сухорукова. — С соседями надо дружить. Я к тебе со всем сердцем, а ты… — многозначительно просверлила меня взглядом, объявляя войну.

С этими словами она гордо выплыла вон, а я тяжело вздохнула.

Ну вот. Мало мне одного любителя выедать мозг, теперь ещё и баба Клава будет следить за каждым шорохом и писать доносы. За этой не заржавеет. Эта любила кляузничать и обсасывать каждую мелочь, как собака сахарную косточку.

— Мам, — шагнул ко мне сын, как только эта ярая сплетница скрылась за дверью.

Я обняла его и потрепала по волосам, успокаивая.

— Сядьте, — приказала родителям, указывая головой на диван.

Маму долго просить не пришлось — рухнула, как мешок с картошкой. Отец садился степенно и медленно. Крякнул недовольно, брови сурово нахмурил.

Он у меня немногословный. Но по его мимике можно и так всё увидеть. Сейчас он просто сдерживал гнев. И будь тут Олег, не исключено, что папа подправил бы ему профиль. Рука у отца тяжёлая.

Андрея я тоже усадила рядом с матерью. А сама осталась стоять, как на подиуме, открытая со всех сторон. Сейчас в меня полетят пули и стрелы.

— Я развожусь с Олегом, — выпалила, набрав побольше воздуха в лёгкие.

Мать ахнула. Отец в очередной раз крякнул.

— А что же?.. А как же?.. Ведь всё было хорошо? — запричитала мать.

— Было да сплыло, — кивнула я, соглашаясь.

— Но должны же быть причины? — всё ещё не успокоилась мать.

— Причины есть, конечно же, — посмотрела я на неё выразительно. Мне не хотелось при сыне сейчас вываливать подробности. — Без причин не разводятся. Но я бы пока не хотела об этом говорить.

Отец в очередной раз крякнул, поднялся и подхватил под руку мать.

— Ну, мы пойдём, — потянул он её на выход. Мать сопротивлялась, всё ещё не понимая, что творится. — Пойдём, Галя! — прикрикнул он, а затем обернулся и в своей жёсткой манере сказал: — Если что, звони. Вдруг помощь какая понадобится, — и сжал кулак, показывая, что он на моей стороне и в обиду не даст.

В глазах защипало. Папа. Родной мой. Немногословный, но всегда предпочитающий больше делать, нежели говорить.

— Да-да, Милочка, — кинулась ко мне и облобызала мама. — Вдруг чего — мы всегда рядом. Я ещё и Филиппу расскажу.

— Не надо! — воспротивилась я.

Фил — мой младший брат, и у них с Олегом — антагонизм высочайшего уровня. Он единственный, кому мой муж категорически не нравился, а поэтому они жутко поругались ещё на заре нашей семейной жизни, и я предпочитала встречаться с братом на нейтральной территории.

Мне только семейных разборок не хватало для полного счастья. Особенно зная взрывной характер братца.

— Я как-нибудь сама разберусь, ладно? Берегите себя, — поцеловала я и маму, и папу, и, наконец-то, закрыла за ними дверь.

— Мам, — в третий раз позвал меня мой сын.

Я стояла к нему спиной и боялась повернуться. Слышала, как он сопит, и не знала, как объяснить ребёнку, что наша жизнь изменилась. Что его отец ушёл к другой женщине. Что у него, вероятно, появится брат или сестра. И что я бы больше не хотела видеть Олега в нашей с ним жизни.

Он ещё ребёнок всё же. А у нас… никогда не было ссор или других признаков, что рушится семья. И, наверное, для него всё это — чуткий стресс. Но как-то из всего этого нужно было выбираться. И поговорить — тоже.

И я обернулась. Утонула в глазах сына — тёмных, тревожных, наполненных болью и шоком.

— Иди ко мне, — шагнула я к Андрею и обняла его, прижала к себе, пытаясь хоть немного дать тепла и выразить любовь, которую я ощущала и которую хотела выразить, чтобы дать понять: я рядом, я здесь, я поддержу и постараюсь, чтобы мы вместе пережили предательство того, кто должен был оберегать и защищать нас, но не справился с ролью отца и мужа.