Марк
Марк кипел. Внутри его будто жерло вулкана ворочалось.
Соседи. Друзья. Просто друзья!
Нет, не этого он ждал. Точнее, ничего не ждал, но всё же даже представить не мог, что его Мила так скажет.
Это сродни предательству. Удар под дых, когда не ждёшь. Он хотел уйти сразу же, но решил всё же Милу дождаться.
Марк понимал, почему она так сделала. Испугалась, отступила. Вправе ли он был ждать от неё большего? Да, если у неё есть к нему хоть какие-то чувства. Нет, если она стыдится его или не готова к дальнейшим отношениям.
Он даже немного порадовался, что ничего у них не зашло дальше ухаживаний. Если слово «порадовался» в данной ситуации вообще уместно.
— Пап, ты чего? — спросила его дочь.
Кажется, он невольно вышагивал по кухне, пытаясь справиться с эмоциями.
— Всё хорошо, Катя, — вымучил из себя Марк улыбку.
Катя с Андреем переглянулись. Дети. Переживают. Надо бы получше следить за собой. Им и так досталось от взрослых. А возраст нежный, подростковый, могут нафантазировать чёрт знает что.
В общем целом — не утешалось. Как горело в груди — так и не потухло.
Наверное, он устал быть хорошим… соседом и просто другом. Каким-то бесполым существом, что всегда рядом, всегда поможет, подставит плечо, жилетку. Как ни крути, но всё в этом мире делается не бескорыстно, а с определённой целью.
Марк надеялся на взаимность. Марк мечтал о бурных ночах с этой женщиной. Но Марк давал ей возможность прийти в себя, понять, чего она на самом деле хочет. Не хотел торопить, подталкивать и «благодарить» телом.
Всё его благородство вылилось сегодня вот в это безликое — сосед и друг. Замечательно. Хуже и быть не может. Ну, то есть быть другом и соседом не стыдно, но мало. Он ведь совершенно о другом мечтал. А теперь получается вот так.
Мила вернулась взъерошенная, как после хорошей драки. Глаза блестят, волосы растрёпаны, на щеках — алые пятна.
— Ты уж прости их, ладно? — выпалила она.
— Катя, Андрей, идите в детскую, — попросил он детей, что маячили неподалёку и грели уши.
Марк дождался, когда они скроются, и только потом перевёл взгляд на Милу.
— Мне незачем их прощать. Я их совсем не знаю, твоих маму и папу. Поэтому абсолютно спокойно воспринял некую и нервозность, и переживания, и неприятие твоей матери.
Мила облегчённо выдохнула. Зря. Марк так и не отошёл. Не смог закрыть глаза на то, как сама она обозначила его место в своей жизни.
— И, наверное, не против, что я твой сосед и просто друг, — прорвалась горечь в его голосе. — Но мне казалось, я всё же куда больше для тебя, Милана. Но, наверное, только казалось.
— Марк… — Мила выглядела виновато, и это ещё сильнее ударило в сердце.
— Не надо говорить ничего, Мила, — поднял он вверх руки, — я и так всё понял. Не делай хуже, чем уже есть. Сосед так сосед, друг так друг.
— Но Марк, послушай… Всё не так же!
— Если бы было всё не так, ты бы не металась. Не лезла бы из кожи вон, пытаясь доказать матери, что мы с Катей — просто соседи, друзья, что наш ужин — это так, дружеские посиделки, а на самом деле между нами ничего нет. Прости, но я и так слишком хорошо это прочувствовал. Не желаю навязываться, не хочу жалости. Хорошего вечера, Мила.
Он прошагал мимо и не стал задерживать взгляд на её лице. Слишком горько и больно. И всё труднее держать себя в руках. Не крикнуть, не задать миллион вопросов, почему так? За что? Это неправильно. А Марк всегда старался поступать не сгоряча. Как бы там ни было с её стороны, сам он любил эту женщину и не хотел ни делать больно, ни давить. Лучше уйти и успокоиться, чтобы не наломать дров.
— Катя, пойдём домой, — позвал он дочь.
— Я побуду ещё немного, — смотрела она на него просяще.
Марк только кивнул в ответ. Кате здесь хорошо. И она не обязана поддерживать его решение. В конце концов, соседи же. Друзья. Это тоже много значит. Жаль, что ему этого бесконечно мало.
В это же время в детской
Две головы склонились друг к другу. Два заговорщика сидели близко и разговаривали шёпотом, чтобы никто-никто их не услышал.
— Они что, посрались?
— Андрей!
— Ну, а что, неправда, что ли? Твой обиделся, Моя накосячила. Что делать будем?
— Что, что… мирить, конечно. Они ж как дети: друг без друга не могут и вместе пока не получается. Надо что-то придумать, а то надуются, и всё пойдёт не так, как надо. Папа у меня знаешь какой? Гордый. Если упрётся, его с места не сдвинешь.
От таких слов Андрею оставалось только нос задрать и глаза прищурить.
— Мама у меня тоже гордая. Бегать за твоим папой не станет, хоть и виновата вроде как. Из-за ерунды же поцапались!
— Ну, ты скажешь тоже — ерунда. Вовсе это не ерунда. Папа хочет, чтобы его любили, а она его соседом обозвала.
— И ничего не обозвала. Соседи же? Соседи. Дружим? Дружим. Бабушка, видела, с каким лицом сидела? Ты вот своему отцу можешь сразу всю правду сказать? Или напомнить тебе, как ты его обманывала?
— Вот умеешь ты! — Катя лучилась возмущением и даже ударила Андрея кулаком в плечо. Но тот и не дрогнул даже.
— Вот бабушка для мамы — то же самое, что папа для тебя, — родительница. А когда родители рожи корчат, то хочешь-не хочешь, а соврёшь или что-то не то скажешь. И, между прочим, папа твой мужчина. Мог бы прощать женские слабости.
— Ты здорово прощаешь?
— Не сомневайся!
— Мы с тобой по три раза на день ссоримся!
— Но миримся же? А наши могут и не помириться.
На лицах детей — печать сосредоточенности и напряжённая работа мысли.
— Может, пойдут животных выгуливать и помирятся? — Катя всё ещё верила в чудеса.
Андрей лишь скептически головой покачал.
— Боюсь, животных мы сегодня сами пойдём выгуливать.
— Они нас одних не пустят ночью. Да и Фрикадельку можно вообще не выводить, — тяжело вздохнула она. — У него лоток имеется. Это так, больше чтобы размялся, воздухом подышал. Ну, и общаются наши родители. Общались, — помрачнела она. — Как их друг к другу теперь подтолкнуть — не понятно.
— Мы им мешаем, наверное, — тяжело вздохнул Андрей. — Вот они и танцуют вокруг да около. Может, уйдём на время? Ты к своей бабушке, я — к своей.
— Да какой смысл? Будут сидеть в гордом одиночестве по разным углам. Мой злится. Твоя гордая тоже. Уйти не вариант. То есть вариант, но прежде... Надо как-то так сделать, чтобы их вместе запереть в одной квартире. И тогда им придётся разговаривать. Побухтят немного, выскажут претензии друг к другу и разберутся, помирятся. Вон, мой ушёл, даже не выслушал тётю Милу.
— У тебя есть план?
— Пока нет. Но что-то нужно обязательно придумать!
— А как? Мама в жизни не спустится сама к вам. Да и папа твой тоже… попробуй его вытащи.
— Кажется, она плачет, — прислушалась Катя к тому, что происходило за стенами их комнаты. — Давай пока так. Я — домой, на разведку. Спишемся потом. А ты маму успокой. Расскажешь, как она. И думаем, как нам их свести и запереть.
— По рукам, — Андрей уже весь превратился в слух. Сейчас его куда больше мамино настроение беспокоило, нежели их с Катей грандиозные планы.
Но, как ни крути, одно вытекало из другого. Не поругайся взрослые, мама бы не плакала, а улыбалась, как в последнее время. А так… сплошные тревоги от этой любви.
Вот он лично решил не влюбляться. Точно-точно. Никогда-никогда.