Разводные процедуры

Глава 49

Милана

Марк ушёл, а во мне закипело возмущение. Он даже меня не выслушал! Отчитал, как девочку, обвинил — и шагом марш на выход!

Ну, раз так, значит так. Решил за всех — молодец. Не больно-то и хотелось что-то ему объяснять, дубине твердолобой. Он мне напомнил соседа на заре наших «отношений», когда без конца за что-нибудь меня ругал и хаял.

С другой стороны, он прав: я струсила, повела себя некрасиво, как малолетка, которую мать застукала с сигаретой и та с испугу врёт ей, что это вон того пацана, попросил подержать.

Но с подростками как раз всё понятно. А я взрослая женщина, а сделала то же самое. Марк обиделся. Плохо только, что психанул. Наверное, я бы сумела и объяснить, и прощения попросить. Но бежать за ним на полусогнутых, протягивая руки… нет. Не смогу. Это будет выглядеть жалко.

Я всё же думала, что в нём больше душевно щедрости. Вот, пришла в голову эта мысль — и стало противно от самой себя.

У меня хватило сил грязную посуду составить и со стола вытереть. А потом я махнула на гордость и прочие здравые мысли, села и разревелась. Так обидно и больно — словами не передать.

Где-то там хлопнула вначале дверь в детской, а потом входная. Я о детях совсем забыла из-за всей этой нервотрёпки.

— Мам, ну ты чего, а?.. — подлетел ко мне сын. — Ну перестань, слышишь? Ведь так бывает, что люди ссорятся, а потом мирятся. Вы с папой сколько раз? И нормально всё, пока он слишком уж круто не накосячил. А с дядей Марком вы вообще из-за ерунды поругались. Ты успокоишься, он отойдёт и поймёт, что погорячился. Конечно, ему обидно стало. Он же тебя любит, мам.

— Любил бы — хотя бы выслушал, а не обвинил и ушёл, — вытерла я слёзы и попыталась успокоиться. Но куда там — текли рекой по щекам, и я никак не могла заставить себя собраться.

— Был бы равнодушен, внимания не обратил бы или вообще бы устроило: сосед и сосед, друг и друг. Но нет же — задело его, — возражал мне сын.

— Ладно, — тяжело вздохнула я, — всё как-то образуется.

Хоть в душе я не особо верила в благополучный исход наших непростых с Марком отношений. И хорошо, что между нами ничего не случилось. А то бы я лила крокодильи слёзы куда горше.

— Мам, — ткнулся в меня сын, — вам бы поговорить. Но ты ж к нему не пойдёшь, да?

— Ни за кем не бегала и бегать не собираюсь, — выпрямила я спину и вытерла слёзы.

— А если он сам придёт? — смотрел на меня сын как-то испытывающе и напряжённо.

— Вряд ли, — покачала я головой.

Конечно, если разобраться, то это я уязвила Маркову гордость, мне и первой шаги навстречу делать. И я бы, может, рискнула. Но как представила, что я буду извиняться, а он будет гордо стоять, задрав подбородок, так и всякая охота отпадала идти на поклон.

— Разве что я снова его затоплю, — рассмеялась не очень весело. — Его великолепный потолок.

— Затопила? — наморщил лоб сын. — Это когда же ты успела-то?

— Да было дело, — снова вздохнула я. — У нас тут слив забился, а я ванную набирала. Ну, и… полилось. Пулей летел.

— А потом?..

— А потом ничего. Слив нам починил. И даже не ругался. Я в тот день твоего отца за двери выставила. А ты у бабушки с дедушкой был.

— Ага, понял, — кивнул очень серьёзно Андрей, но я как-то на все его расспросы и серьёзность внимания не обратила.

Мне ещё посуду надо было вымыть да поубирать. А ещё с Лайтиком погулять. Собака ж не виновата в наших трагедиях.

А ещё я надеялась, что Марк тоже выйдет с Графом. Но увы… сегодня мне пришлось вышагивать в гордом одиночестве. И так холодно от этого. Так горько. Хоть ложись посреди дороги и вой.

Андрей и Катя. Переписка в мессенджере

Андрей: «Как вас дела?»

Катя: «Пока всё печально. Папа на контакт не идёт, заперся у себя в кабинете. Переживает. С котом гулять не пойдёт, так что тут шансов ноль. А у вас там как?»

Андрей: «Мама плакала. Расстроилась очень. Но объясняться не желает. Тоже слишком гордая, чтобы на поклон идти».

Катя: «Я бы тоже не пошла. Ещё чего, а то потом всю жизнь будут вспоминать, как я прощения просила. Уж лучше устроить внезапную встречу. А там уж и поговорить. Вроде бы как на равных, а не кто-то к кому-то приполз».

Андрей: «Есть идея. Очень хорошая, и я уверен, что она сработает»

Катя: «Колись, а то Новый год мы рискуем встретить в печали, с разбитыми сердцами наших родителей».

Андрей: «Нужно организовать потоп. Оказывается, это уже раз сработало, сработает и ещё. Мы вас затопим, твой отец точно примчится выяснять, что случилось. И тут мы их запрём, сбежим, пусть разбираются. Если это не поможет, ничего не поможет»

Катя: «Класс! От себя мы сделаем всё, что возможно. Но, наверное, тебе следует поговорить с тётей Милой. Убеди её помочь. Иначе ничего не получится. Она ж папу обидела? Переживает? Пусть подыграет. А то мы потоп устроим, а она его ликвидирует очень быстро. Такое внезапно не провернуть, наверное».

Андрей: «Поработаю над этой концепцией. Думаю, всё получится. Это и в её интересах тоже. Вернётся домой с прогулки, я её обработаю. Завтра день Икс. Наметим на вечер, когда твой отец вернётся с работы. Подготавливаем пути отступления. Я сбегу к своим бабушке и дедушке, ты — к своей».

Катя: «Скрестим пальцы на удачу! И пусть у нас всё получится! Держи меня в курсе событий».

Андрей: «Ты тоже».

Катя: «Договорились. Спокойной ночи и до завтра!».

Марк

Пусто и холодно — вот что ощутил Марк, когда вернулся домой и очутился один на один со своими невесёлыми мыслями.

Он уже жалел о вспышке гнева, которую позволил себе. Не так часто из него выходило вот это. Но если уж случалось, то накрывало всех.

Мила виновата, да. Но он всё же мужчина. Непозволительно было так себя вести. Однако спустить на тормоза подобное — тоже не вариант.

Естественно, он не вернулся. Сразу — невозможно, потому что всё ещё кипел, позже — как-то непоследовательно, что ли…

К страданиям добавлялся жгучий перец обиды, что Миле он и в половину так не нужен, как она ему. Тоже ведь не пришла, не позвонила.

Ещё позже он жалел, что не вышел с котом на прогулку. Можно было словно невзначай столкнуться и поговорить. Непонятно пока, готов ли он к разговорам, но где-то внутри росло желание всё же расставить окончательные точки.

Она там сама с маленьким ушастым псом. На тёмных холодных улицах. А его нет рядом. И, чёрт подери, это мучило его неимоверно. Очнись он раньше — побежал бы. Но уже поздно. Мила домой вернулась, наверное.

Семья — это умение идти на компромиссы. А он повёл себя так, словно взял и отрезал, не дал возможности женщине, которую он любит, даже слова сказать. Она ведь говорила, что и он для неё что-то значит. Но тогда, ослеплённый гневом, он не хотел её слушать. Боялся, что это просто ложь из жалости.

Как всё же уязвимо сердце, что уже познало горечь предательства и нелюбви. Как сложно снова видеть мир не через кривое зеркало. Как тяжело принять, понять, не осудить женщину, которая так дорога тебе, но не смогла отстоять своё право быть рядом с тем, кто ей дорог. Если дорог, конечно…

Марк долго не мог уснуть. А утром проспал. И снова не вышел на улицу с котом. Снова не увидел Милу. Снова ощущал пустоту и какую-то чёрную пропасть, что затягивала его, тянула к краю, где ждали его безнадёга и мрак. Где не было голоса Милы, её улыбки, её оптимизма.

Всё шло неправильно. И пока он не знал, что можно сделать. Разве что приползти к ней на коленях и умолять любить… Но разве этим можно заставить любить? Снова только жалость. А жалости Марк не хотел. Уж лучше пропасть.

С тем он и уехал на работу, отключив все чувства, оставив только инстинкты и деловитость. Изображать из себя босса легко. Особенно когда не думаешь о том, чего лишился.