Реконкиста

Часть первая. ПОКОЛЕНИЕ МСТИТЕЛЕЙ. Весна 2593 года. Глава 1. Римма Коршунова. Прогулка на свежем воздухе

Начало марта — настоящая весна где-нибудь на побережье Турецкой Ривьеры, скажем, в Олюденизе или Аланье. Но если ты находишься по другую сторону малоазийского полуострова, на борту яхты, неторопливо пересекающей Чёрное море с юга на север, от Синопа до Одессы, ощущение весны с каждым днём становится всё более абстрактным. Потому что зябко, ветрено, шторм, холодная вода за бортом и временами, — «для разнообразия», не иначе, — такая же холодная вода с небес на голову. Лена Крапивкина сама не понимала, как поддалась на авантюрное предложение Риммки «устроить девичник на лодочке».

Понимала, разумеется. Всё дело в Скен-эннаэ. Ниневийка выкроила время в своём сверхперегруженном жизненном графике, чтобы прилететь на Землю и отдохнуть в компании школьных подруг. На вопрос Коршуновой: «Куда поедем?», — Скен, не задумываясь, ответила: «Куда угодно! Лишь бы прохладно и настоящей воды побольше». Естественное желание для уроженки планеты вечного лета, моря которой настолько солёные, что при должной сноровке по ним ходить можно — чем ниневийцы и занимаются в своём национальном виде спорта. Риммка исполнила пожелание подруги в свойственной ей манере добавлять адреналин в самое невинное развлечение. Лене не оставалось ничего другого, как присоединиться к компании: в последние годы собраться вместе получалось всё реже. И очень не хватало четвёртой «скрипки» в их некогда неразлучном квартете — Кийры Каррохос. Но президент Демократической Республики Ракшас права на личную жизнь не имеет.

Впрочем, сегодня денёк выдался вполне приличный: ветер умеренный, дождя нет и даже солнышко выглянуло из-за туч. Шкипер умудрялся вести яхту так, что болтанка почти не ощущалась. Воспользовавшись благоприятными условиями, женщины расположились на баке, застелив палубу матрасиками и махровыми полотенцами. Земные фрукты, ниневийское вино, приятная беседа — настоящий девичник. Римма вырядилась в шорты и майку, демонстрируя пренебрежение к холоду, Скэн предпочла спортивный костюм, мерзлячка Крапивкина в добавок к спортивкам натянула джемпер.

— Рассказывай, что у тебя нового-интересного, «главная присматривающая», — предложила ниневийка, потягивая густой янтарный напиток. — Когда я прошлый раз прилетала, ты у Кийры на Ракшасе порядок наводила.

Коршунова поморщилась. Шутливое прозвище ей не понравилось. «Главным присматривающим» звала её старшего брата смысловица Верхнетагильского интерната медеанка Утренняя Роса, Росинка. После Большого Блэкаута этих существ не называли медеанцами, исключительно — паразитами. Паразитка Росинка? По мнению Крапивкиной, которым она ни с кем не делилась, неудачное сочетание, неправильное. Лена слишком хорошо помнила свою смысловицу. И помнила детскую влюблённость в неё Риммы.

— Интересного? Меньше, чем тебе кажется. Проблема ракшасов постепенно рассасывается, — спасибо Кийре. Теперь они бегут не на «великую небесную землю», а к ней в республику. Да и здешние туда потянулись, за прошлый год выехавших втрое больше, чем прибывших. По остальным — как обычно. То непонятная эпидемия среди вогуров, то мессия-пророк, объявившийся в лагере цефеян. Ну и разумеется, неисправимые контрабандисты с Новой Ниневии, — Коршунова многозначительно покачала в пальцах бокал с вином. — А если и случается изредка что-то действительно интересное, то, извините девочки, оно под грифом «для служебного пользования».

— Не нужны нам твои служебные секреты! — отмахнулась Крапивкина. — Свои личные выкладывай!

— Да-да! — поддержала Скен-эннаэ. — У тебя, наконец, появился близкий друг?

— Конечно! Вы с Ленкой мои близкие друзья, — ехидно ответила Коршунова.

Лена возмущённо закатила глаза, но прямолинейная в интимных вопросах, как все ниневийцы, Скен парировала:

— Близкий друг — это человек, с которым ты занимаешься сексом.

— Или нечеловек, — уточнила Крапивкина. Кивнула на стоящего за штурвалом сэла: — Может быть, это Алекс? Или Бро? Или оба?

Алекс и Бро, похожие как братья близнецы, составляли команду яхты в этом путешествии. Когда-то они были профессиональными моряками, обслуживали и развлекали отдыхающих на транс-тихоокеанских круизных лайнерах. Потом сотню лет выполняли почти ту же работу на окололунных туристических шаттлах. Блэкаут резко изменил их специализацию. Последние двадцать лет Алекс и Бро служили офицерами по особым поручениям при главе Карантинного Комитета.

Римма скривила недовольную гримасу.

— Некогда мне всякой романтической ерундой заниматься. Работы много!

— Сделать счастливым любимого человека, произвести на свет и воспитать детей — не ерунда! — строго возразила ниневийка. — Это такая же социально-значимая работа, как любая другая.

— Ой, знаю я ваши аргументы! Ладно, если честно, то у меня никого нет, потому что… — Римма сделала глоток вина, — потому что я пока не встретила того, кто мне по-настоящему нравится!

Крапивкина и Скен-эннаэ расшифровали эту фразу однозначно: «Я пока не встретила мужчину, похожего на Тимура!» Старший брат всегда был для Риммы идеалом, образцом для подражания. Именно поэтому она избрала свою профессию. Тимур Коршунов погиб на Медее, выполняя секретное задание: пробраться в логово паразитов и узнать их тайны. Погиб по вине Утренней Росы, — во всяком случае, Римма в этом не сомневалась.

На баке яхты повисла тишина. С каждой минутой она становилась всё более гнетущей, неуместной. Её следовало как-то разрушить. Однако сделала это не Крапивкина, не Скен-эннаэ. Тишину прервал Бро, поднявшийся на палубу из камбуза с подносом, на котором выстроились три тарелки.

— Девушки, обед готов! Средиземноморский салат с осьминогом для Лены и Риммы, мультиовощной — для Скен. Там морковь, свёкла, капуста, лук, кукуруза, фасоль… в общем, около пятидесяти компонентов. Все выросли на земных грядках.

Узкие, чуть раскосые глаза ниневийки расширились от восторга.

— Пятьдесят вкусов детства?! — Она повернулась к Коршуновой: — Ты подсказала?

— Тоже мне бином Ньютона! Бро — офицер Кей-Кей, выяснить твои вкусы он и сам может.

На баке вновь установилось безмолвие, но на этот раз приятное и жизнеутверждающее: подруги предались гастрономическому блаженству. Ниневийцы не могли усваивать земные белки, но что касается растительной пищи, то они были практически всеядны. Их восхищала флора Земли, на порядок более разнообразная, чем на родной планете.

Крапивкина украдкой поглядывала на Скен-эннаэ, Скенечку, как называли её в интернате. Прошлый раз они виделись шесть лет назад, и с тех пор Скен заметно не изменилась. Собственно, она мало изменилась со дня их выпускного в Верхнетагильском интернате. С ниневийцами всегда так: достигнув половозрелого возраста, они остаются до самой старости «в одной поре». Разве что некогда густые рыжие кудряшки Скен поредели и потускнели, и на бронзовой коже от встречи к встрече морщин добавляется. В интернате она была младше Риммы и Лены на три года, хоть и учились они в одном классе. С тех пор всё изменилось, — если считать биологический возраст, а не релятивистский. Для землян тридцать пять лет — самое начало зрелости, но тридцать два земных года равны семидесяти четырём на Новой Ниневии, и для туземцев это почти старость. Крапивкина прекрасно понимала, хоть предпочитала об этом не думать, что через каких-то десять лет — земных — Скенечки скорее всего и в живых не будет.

Впрочем, ниневийку это ничуть не заботило. Свой жизненный план она выполнила с лихвой: произвела на свет трёх замечательных ребятишек, стала уважаемым членом Ниневийского научного сообщества, известным на планете генетиком. А дело, которому она собиралась посвятить оставшиеся годы… О, Крапивкина о подобном могла только мечтать.

Скен-эннаэ, хоть как погрузилась в наслаждение «вкусами детства», следить за бокалами подруг не забывала. Едва те опустели, взяла стоявшую у её ног пузатую бутыль из горного хрусталя, долила. Напиток производился из ягод колючего стелящегося кустарника, произрастающего на берегах сверхсолёных ниневийских морей. В докосмическую эпоху пили его исключительно вельможи — возделывать и собирать винную ягоду было сложно, оттого напиток стоил дорого. Но неожиданно он пришёлся по вкусу представителям многих разумных рас, и платить за него инопланетники готовы были весьма щедро по меркам Новой Ниневии. А когда на планету пришли достижения в агротехнике и селекции землян, ригелиан, цефеян ниневийское вино сделалось главной статьёй экспорта, — и контрабанды, как без этого в обществе «пост-античного социализма»? Плантации винной ягоды заняли сотни миллионов гектаров некогда плодородных, а теперь превращённых в солончаки земель. Целые научные институты занимались повышением урожайности и улучшением вкусовых качеств. Специалисты ново-ниневийского отдела Контакт-Центра морщились, глядя, как монокультура пожирает планету, но отказываться от ароматного, вкусного, не вызывающего похмелья напитка никто не желал. В конце концов, жители Новой Ниневии не голодают, не воюют. И если благодаря столь быстрой и удачной интеграции в межпланетную торговлю они смогли проскочить стадию капитализма со всеми его «родимыми пятнами» — то, что в этом плохого?

Скен-эннаэ пригубила вино, попыталась вернуться к прерванному разговору:

— Всё же я тебя не понимаю. На Земле много достойных людей, огромное количество потенциальных партнёров. Нужно лишь дать им возможность…

— Хватит обо мне, закрыта тема! — раздражённо прервала её Коршунова. — Лучше о своих планах расскажи. Не ожидала, что ты такая авантюристка.

Уголки рта Скен-эннаэ приподнялись. Мимика уроженцев Новой Ниневии отличается от человеческой, но те из них, кто вырос на Земле, быстро перенимали у одноклассников манеру улыбаться, хмуриться, строить рожицы.

— Это отнюдь не авантюра, — возразила Скен. — Дома я достигла предела в когнитивном развитии, со светилами земной науки мне никогда не сравняться. А ригелиане предложили «копнуть» мироздание в ту сторону, куда позитивная наука соваться не хочет. Очень жаль, что Земля отказалась участвовать в проекте. Наверняка в архивах ваших институтов остались какие-то наработки, материалы исследований, закрытых Особой Комиссией.

Крапивкина закусила губу, чтобы не брякнуть лишнего в повернувшемся в неожиданную сторону разговоре. О да, материалы остались…

В детстве у их компании была мечта — одна на четверых. Выучиться на генетиков и скрестить между собой все разумные расы, чтобы Галактику населяло единое Галактическое Человечество. Чтобы все стали братьями и сёстрами не только по разуму, а просто — братьями и сёстрами. Чтобы Homo universum чувствовал себя не гостем, но полновластным хозяином на любой планете, шёл дальше и дальше, до самого края Галактики. До края Вселенной, если тот существует.

Детская мечта не сбылась ни у кого из них. После убийства родителей и нападения террористов на Верхнетагильский интернат Кайра Каррохос будто повзрослела за один день. Генетика, биология отошли для неё на задний план. Она усиленно изучала социологию и юриспруденцию, историю и геополитику Ракшаса. Кайра словно решила взвалить на себя ответственность за весь свой народ. И закончив учёбу, улетела на родину предков сначала секретарём посольства в Империи Чёрных Ракшасов, затем — послом. А когда вспыхнувшая революция смела прежний режим, и на месте империи возникла Демократическая Республика Ракшас, стала её первым президентом — неожиданно для одних и вполне ожидаемо для других.

Римма Коршунова охладела к детской мечте чуть позже. Гибель старшего брата и события Большого Блэкаута заставили девочку осознать, что в галактике есть существа — вполне разумные с виду! — вовсе не стремящиеся быть «братьями и сёстрами». Сама природа которых — убивать других, чтобы жить и размножаться самим. Могущественная, толерантная и великодушная цивилизация Земли оказалась не готова к встрече с подобным. Это было неправильно, с этим Римма не могла смириться. Защищать людей от любых врагов — вот достойная цель! А Homo universum пока подождёт. Когда первая отличница Верхнетагильского интерната вдруг пошла служить в Карантинный Комитет, это оказалось сюрпризом для учителей, знакомых, даже родителей. Разве что подруги всё понимали.

По служебной лестнице Комитета Коршунова поднималась быстро. Несколько лет — и она «правая рука» легендарного ригелианина Са-аха. Когда вспыхнула революция на Ракшасе, Римма возглавила объединённую бригаду собковцев и оперативников Кей-Кей. Именно благодаря бригаде землян вспышка народного гнева не закончилась массовым побоищем, а то и планетарной катастрофой, — имперские физики-ядерщики умудрились-таки изготовить «грязную бомбу». Потом Коршунова помогала создавать вооружённые силы и СБ ДРР, а вернувшись на Землю получила новое назначение — руководителя Карантинного Комитета. Самый молодой руководитель за всё время его существования.

Лена Крапивкина биологом и генетиком стала. Правда, лаборатория Одесского Научно-Исследовательского Института Прикладной Ксеногенетики, в которой она работала, занималась не межпланетным скрещиванием, но делом не менее интересным: они изучали ДНК медеанских паразитов. Образцов уцелело крайне мало, — невероятная, прямо-таки запредельная способность этих существ к регенерации не позволяла их просто убить. Останки требовалось сжечь или хотя бы сварить белок при тысячеградусной температуре. Но после нескольких лет скрупулёзной работы удалось вырастить жизнеспособную клеточную культуру. Следующим логичным шагом в эксперименте было воссоздать живой экземпляр. Разумеется, для этого требовалось разрешение Совета Земной Федерации.

Вместо разрешения в Одессу прибыла Особая Комиссия по оценке перспективности и целесообразности фундаментальных научных исследований. Проект закрыли как несвоевременный и потенциально опасный, клеточную культуру уничтожили. Спорить было бессмысленно, — за решением Комиссии стоял Верховный Сумматор со своим непререкаемым авторитетом. Хорошо, что лабораторию не разогнали. Теперь Крапивкина этой лабораторией заведовала и занималась исследованиями вполне обыденными, востребованными здесь и сейчас: генетическими заболеваниями, спровоцированными воздействием на человека инопланетных паразитов. Не галактических, самых обыкновенных.

Скен-эннаэ заведовала не лабораторией, а целым Научным Институтом. Но, увы, — ни средств, ни возможностей воплощать детскую мечту у неё не было. Пусть за двести лет контактов с землянами ниневийцы совершили огромный прыжок от ветряных мельниц и двупольного земледелия до солнечных электростанций и разработки вакцин почти от всех туземных инфекционных заболеваний, генетика их едва вышла из младенческого состояния. Минимум лет двести понадобится, чтобы ниневийская наука догнала земную, — если та остановится на достигнутом. То есть в реальности — никогда.

Но дружба с землянами подарила ниневийцам не только мощный импульс научно-технического прогресса и бесценный опыт преодоления социальных конфликтов. Они стали частью содружества, познакомились с другими разумными расами. Когда полгода назад ригелиане — аборигены четвертой планеты в системе двойного компонента B бело-голубого сверхгиганта Ригеля — построили свой первый межзвёздный корабль, вдруг оказалось, что земляне в качестве посредников при контактах необязательны.

Великие Магистры Ригеля были мудры, они прекрасно понимали, что их согражданам никогда не сравниться с земными братьями в изучении и освоении космоса. Внешнего Космоса. Но есть Космос Внутренний. Цивилизация Четвёртой Ригеля возрастом не уступала земной, но тысячи лет шла путём мистических откровений. Так почему бы не воспользоваться этим? Попытаться осуществить прорыв в «серой зоне» научного познания, на зыбкой грани, отделяющей его от эзотерики. Великие Магистры взялись построить и обслуживать космическую станцию на орбите звезды, лишённой планетной системы. Они пригласили учёных со всех миров развернуть на станции свои лаборатории и заняться исследованиями, которые на родных планетах, мягко говоря, не приветствуются. Ригелиане готовы были вкладывать заметную часть своего не такого уж большого по земным меркам ВВП в проект — без отчётов о результатах, без надзирателей, координаторов и «особых комиссий». Это был откровенный вызов землянам, особенно явственный на фоне того, что Совет Федерации инициативу ригелиан встретил холодно. Реакция Верховного Сумматора была и вовсе своеобразной.

— Это авантюра хотя бы потому, что Совет Федерации не рекомендует земным учёным в ней участвовать, — холодно произнесла Коршунова.

— Почему же? Земля участвует в проекте, пусть косвенно. Верховный Сумматор пообещал выделить нибелунгер с полным вооружением, который будет дежурить возле станции и разнесёт всех нас в пыль, если ситуация в какой-либо лаборатории выйдет из-под контроля, — с улыбкой обречённого парировала Скен-эннаэ.

Коршунова насупилась пуще прежнего.

— У меня разногласия с Сумматором по многим вопросам. Но конкретно в этом я его поддерживаю полностью! Трагедия Тестурии и Медеи не должна повториться нигде и никогда. Какими бы разглагольствованиями о свободном неограниченном познании не прикрывались безответственность и тщеславие!

Чем сильнее хмурилась Коршунова, тем шире делалась улыбка Скен-эннаэ. Крапивкина поняла: сейчас ниневийка брякнет нечто неприемлемое для главы Карантинного Комитета Земли. Следовало немедленно менять тему.

— Вижу, я здесь лишняя! — заявила она. — Я так надеялась похвастаться своим новым парнем, но личная жизнь Зелёной никому не интересна.

Коршунова и Скен-эннаэ переглянулись обескураженно. И дружно возразили — очень интересна!

Повторить посиделки на баке более не получилось. Чем дальше на север, тем ветренее и холоднее становилось. Римма, как заправский мореход, регулярно выбиралась на палубу, стояла у штурвала под солёными брызгами морской воды и пресными дождевой. Коршунова и Скен-эннаэ предпочитали сидеть в тесном салоне, смотреть на море в иллюминатор, а то и попросту отлёживались на кушетках в каюте. Качка действовала на ниневийку специфически: она засыпала мгновенно и неожиданно в любой позе. Крапивкина боролась с «морской болезнью», коей оказалась весьма подвержена, медикаментозно. Римма старательно делала вид, что круиз проходит как запланировано, но понимала — это не так, переборщила с адреналином. Она уже хотела изменить маршрут, повернуть на восток и закончить прогулку в Севастополе. Но тут случилось ЧП.

Посреди ночи Коршунову разбудил Алекс.

— Босс, только что пришло сообщение от чрезвычайщиков. В нашем квадрате потерпел крушение «Стриж» с человеком на борту. Минут через двадцать они будут на месте и начнут поиски. Мы успеваем быстрее.

Римма рывком села, тряхнула головой, прогоняя остатки сна. За иллюминатором стояла непроглядная темень, но, судя по качке, вчерашний шторм не утих.

— Какой идиот пропустил туриста в такую погоду? — прошипела сквозь зубы.

— На борту не турист, а… — начал было Алекс, но Коршунова перебила:

— Сообщи чрезвычайщикам, что мы участвуем в поисках. Меняй курс!

— Уже сделано, — признался сэл. — Мы засекли сигнал автограва. Он в семи километрах от нас, погружается. Глубина здесь сто шестьдесят метров, Бро донырнёт.

Коршунова хмыкнула.

— Хвалю за инициативу. — Вскочила с койки, открыла рундук, достала гидрокостюм. Скомандовала: — Ты следишь за сонаром и на связи с чрезвычайщиками, Бро ныряет, я на подстраховке. Девчонок не будить пока.

На палубе близкий к ураганному ветер вперемешку с водой пронизывал даже сквозь гидрокостюм, заставляя ёжиться от холода. Римма позавидовала Бро — у сэлов с терморегуляцией дела обстоят значительно лучше. Вон, сидит как ни в чём небывало, держится за бортик, ждёт команду начать погружение.

Яхта замедлила ход. Теперь двигатель работал, чтобы удержать её в отмеченном сигналом утонувшего автограва месте, не дать ветру и волнам снести в сторону. Бро кувыркнулся за борт, исчез под пляшущей чёрно-белой от пены водой. «Стриж» всё ещё погружался. Возможно, сэл его догонит, если нет — найдёт на дне. Вытащит пассажира из кабины, наденет на того фильтр-маску, высвобождающую растворённый в воде кислород, поднимет на поверхность. На всю спасательную операцию минут пятнадцать уйдёт, как раз к прилёту чрезвычайщиков уложатся.

Внезапно в голове стрельнуло: с чего она решила, что пассажир будет безропотно тонуть вместе с автогравом? Если потерял сознание при падении, тогда конечно, а если нет? Что он сделает? Откроет дверь кабины и выпрыгнет в штормовое море? Спасательный жилет входит в аварийный комплект любого автограва, но его же надеть надо!

Отмахнулась от глупого опасения: «Разумеется, наденет, не полный же он кретин!» Но, с другой стороны, если не кретин, то зачем полетел на прогулочном «Стриже» в такую погоду?

Римма невольно принялась вслушиваться в окружающий мрак. Спрашивается, что можно разобрать за воем ветра и грохотом волн? Но — о, чудо! — почти сразу услышала человеческий крик. Не показалось? Она вся превратилась в слух, поводила головой из стороны в сторону, будто локаторы нацеливала. Откуда кричат? Взяла фонарь, попробовала светить за борт — без толку, в глазах рябит от бликов на гарцующих волнах.

Открылась ведущая к каютам дверь, оттуда высунулась голова Крапивкиной. Лицо бледное то ли от света сигнальных фонарей, то ли от «морской болезни».

— Римма, что случилось?!

— Человек за бортом! — коротко ответила Коршунова, тут же приложила палец к губам, призывая молчать. Спросила: — Ты крик слышишь?

Крапивкина прислушалась. Отрицательно качнула головой.

— Нет. Только ветер гудит!

Как так? Римма слышала крик о помощи всё более отчётливо. Прошла к носу яхты, уцепившись за форштаг, перегнулась через борт. Затем вдоль другого борта — к кокпиту. Остановилась. Теперь она точно знала направление. С расстоянием хуже. Ничего, найдёт! Больше не раздумывая, прыгнула за борт.

— Римма, стой! Ты что?! — донёсся испуганный крик подруги.

Плавала Коршунова хорошо, можно сказать — превосходно. Хоть в официальных соревнованиях со школьной скамьи не участвовала, но потягаться могла даже с сэлами. Но не при такой волне! Римма защёлкнула маску на лице, нырнула. На глубине десяти метров болтанка начала стихать. Проплыла, поднялась к поверхности. Вынырнув, оглянулась на огни яхты. Вроде несколько гребков сделала, а отнесло порядочно. Она опять вслушалась в рёв шторма. Ага, есть! Источник крика стал гораздо ближе. Правда, не прямо спереди, а правее.

Римма снова нырнула, поплыла как могла быстро, не забывая, в какую сторону сносит волна. Жаль, под водой крик не услышишь, не скорректируешь направление!

И вдруг — услышала? Нет, почудилось, разумеется! Но всё-таки рванула вверх. И чуть не врезалась в человека, отчаянно дрыгающего ногами.

— Спокойно, спокойно, я тут! — крикнула, вынырнув. — Держись за меня!

Человек не паниковал — во-первых, спасательный жилет надел — во-вторых. Собственно, он и не тонул: выбрался из кабины упавшего автограва и ждал, когда его подберут спасатели. Это была хорошая новость. Плохая: температура воды — пять градусов, и нахлебался он этой воды наверняка. Римма перевернула его на спину, схватила за ремень на жилете, потянула. Предупредила:

— Я тебя вытащу, не пытайся помогать! — И — в ларингофон: — Алекс, я его нашла! Пеленгуешь мой сигнал, сможешь подвести яхту?

Горошина телефона в ухе ожила:

— Сильно близко не получится, босс. Рыскание большое, боюсь задеть вас.

Спасаемый всё же пытался помогать, колошматил по воде ногами. Это Римме не мешало. В отличии от волн. Алекс самоотверженно старался подогнать яхту, но волны каждый раз отбрасывали пловчиху с «прицепом» в сторону. Она-то могла прекратить эти «танцы» в любую минуту — нырнуть поглубже и преодолеть расстояние до яхты там. «Прицеп» не мог. И долго бултыхаться в холодной мартовской воде не мог. Каждая минута его пребывания здесь была лишней!

Когда рядом вынырнула голова Бро, Коршунова выдохнула с облегчением. А спасаемый испугался от неожиданности, дёрнулся в сторону, так что ремень жилета едва не выскользнул из ладони Риммы.

— Тихо, тихо! — успокоила она. — Всё нормально. Уже скоро!

Вдвоём в самом деле получилось гораздо быстрее. Алекс ждал в кокпите, принял пострадавшего, втянул на борт. Подставил плечо, повёл в салон, где хлопотала Крапивкина.

Римма взобралась по лесенке сама, и лишь тогда ощутила, скольких сил ей стоил заплыв. Доплелась до своей каюты, рухнула на койку не снимая гидрокостюм, — плевать, что мокрый! Следом сунулся Алекс, сообщил:

— Чрезвычайщики прибыли. Спрашивают, в каком состоянии Клейн, есть ли необходимость его немедленно транспортировать в клинику.

— Клейн? — Фамилия была знакома, но из-за усталости Коршунова никак не могла вспомнить откуда.

— Генрих Клейн, член Совета Федерации, — подтвердил Алекс. — Я пытался сразу сказать, но вы…

Ну конечно, Генрих Клейн, тот самый гениальный психолог и психиатр! Создатель методики, спасшей сотни тысяч несчастных «индейцев» от эпидемии суицидов! И получивший за это прозвище «Добрый доктор Клейн». У Коршуновой было собственное мнение относительно человеколюбия к заигравшимся мерзавцам, предавшим свою планету и свой народ, но вслух она его никогда не высказывала. Даже в разговоре с лучшими подругами.

Не думая больше об усталости, Римма вскочила и поспешила в салон. «Добрый доктор» лежал на диване, укатанный в мохнатое одеяло. Глаза закрыты, мокрые волосы взъерошены, тёмно-русая бородка, обрамляющая в меру бледное лицо, тоже.

— Как он? — спросила у Крапивкиной.

— Небольшое переохлаждение, стресс. Но, можно сказать, отделался лёгким испугом, ты его вовремя из воды вытащила. Я дала согревающее, и пусть поспит.

— Ясно. — Римма кивнула. Повернулась к Алексу: — Сообщи чрезвычайщикам, что помощь не требуется. Член Совета Федерации спит, завтра утром мы его сами в Севастополь доставим.

Генрих Клейн мгновенно открыл глаза и попытался сесть. И сел бы, если бы Крапивкина вовремя не среагировала, не удержала за плечи, настаивая сохранять горизонтальное положение.

— Никакого Севастополя! Мне нужно на Змеиный, срочно! — Он посмотрел на Алекса: — Отсюда далеко до Змеиного?

— За час дойдём, если нужно.

— Очень! У пациентов суицидальный рецидив!

Коршунова хмыкнула. Поинтересовалась с изрядным сарказмом:

— Почему бы члену Совета Федерации не воспользоваться телепортом, если ему «очень» и «срочно»?

— Потому что на Змеином нет ТЛП-кабины.

Римма прикусила губу, осознав, что сарказм получился неуместным. На острове Змеиный находилась клиника для бывших «Друзей индейцев». Лет десять назад таких было множество по всей планете, но подавляющее большинство пациентов «Добрый доктор Клейн» вернул в социум. В клинике на Змеином находились последние, самые тяжёлые, те, которые многие годы провели в искусственной коме и теперь шаг за шагом учились заново быть людьми, а не заготовками для новых паразитов.

— В таком случае член Совета Федерации мог обратиться в Комиссию по чрезвычайным ситуациям и его доставил бы в клинику профессиональный пилот на патрульном глифе, — Коршунова нашла-таки контраргумент. Добавила, прищурившись: — Или вы считаете, что гениальный человек гениален во всём? В том числе в пилотировании пассажирского транспорта?

Генрих Клейн виновато улыбнулся.

— Вы правы, это моя промашка. Я как раз в Симферополе был, когда пришло сообщение. Недолго думая, схватил первый подвернувшийся автограв и полетел. — Заторопился объяснить, будто оправдываясь: — В Симферополе такого ветра не было! Пасмурно и небольшой дождик.

Помолчав, спросил осторожно:

— Так вы довезёте меня до Змеиного? Если нет, то прошу дать мне связь с чрезвычайщиками.

Коршунова хмыкнула. Уточнила:

— «Лучше поздно, чем никогда»? Не будем отвлекать людей от работы, а мы — вольные пташки, куда захотим, туда и повернём. Будет вам Змеиный, друг Генрих.

Крапивкина против изменения маршрута не возразила, спящая крепким сном в своей каюте Скен-эннаэ — и подавно.

Пятьдесят минут спустя яхта причалила к острову. На счастье, пристань располагалась с подветренной стороны, так что трудностей с этим не возникло. Доктора Клейна встречала целая делегация от местного персонала — пять человек. Римма не сильно удивилась бы, подними они доктора на руки и понеси. Но нет, — всего лишь провели к пассажирскому кару, стоявшему в конце пристани. Кар развернулся, покатил к группе строений в центре острова. Коршунова смотрела ему вслед и размышляла над последней фразой Клейна.

— Рад, что познакомился с вами, Римма, — сказал доктор, перебираясь с яхты на настил причала. — И спасибо за помощь! Отныне я ваш должник. Верну сторицей, как говаривали в старину.

— Ого! — Римма засмеялась. — Предложение помощи от члена Совета Федерации многого стоит. Смотрите, друг Генрих, поймаю на слове!

— Очень хочу быть пойманным.

Она в самом деле надеялась воспользоваться этим неожиданным знакомством. Разумеется, глава Карантинного Комитета знала всех членов Совета Земной Федерации. Однако общаться приходилось пока с двумя из них: председателем Контакт-Центра и руководителем КЧС — специфика работы. А поддержка Совета Федерации была крайне необходима. Только коллективное мнение его членов способно пересилить авторитет Верховного Сумматора. Потому что с недавних пор Верховный Сумматор Земли Сандро Лордкипанидзе стал для Риммы Коршуновой первейшим… не противником пока, — оппонентом. Преградой между ней и целью всей её жизни. Где-то в недрах его кабинета полгода лежит без движения старомодная картонная папка с надписью «Реконкиста» на титульном листе. В этой папке, словно явившейся не из прошлого века даже, а из прошлого тысячелетия, — напечатанный на бумаге, а местами дописанный специально для Сумматора каллиграфическим почерком Асель Кодрянской план операции, способной изменить будущее Земли и всей Галактики.

Конечно, авторитет «Доброго доктора» в глазах землян не сравним с авторитетом Верховного Сумматора. Но Коршунова знала: к мнению Клейна прислушиваются многие в Совете. Склонить его на свою сторону — сделать если не полдела, то треть наверняка. Значит, их знакомство не должно закончиться обменом дежурными любезностями.

Римма и представить не могла, каким станет продолжение.