Ронин

Глава 15

Февраль 1994 года.

— Ты скажи, зачем тебе всё это надо? — Ира лежала, вкусно положив подбородок мне на грудь и легко гладя меня в разных неожиданных местах. Несмотря на мои опасения, мне все понравилось, да и ей, судя по некоторым признакам, тоже.

— Что это?

— Ну вот это… — коротко остриженный, но от этого, не менее острый коготок прошелся по груди, заставив меня дернуться в сладкой истоме: — Ты то милиционер, то коммерсант, постоянно куда-то бежишь, даже собаку не можешь никуда пристроить, кроме как снять квартиру и заселить туда малознакомую девицу…

— Ну, после всего что было, нельзя сказать, что мы с тобой малознакомы… В старые времена, после такого, я как честный человек должен был бы на тебе жениться… — я попытался легонько укусить в четко очерченное плечо девушки, но сильные руки уперлись в мою грудь, а зеленые глаза требовали ответа на вопрос, прежде чем мы вновь займемся всякими глупостями и непотребством.

— Хорошо. — я сел, прислонившись спиной к стене и набросив на грудь Иры край пододеяльника, чтобы меня ничего не отвлекало: — В восемьдесят четвертом году я поступил на юридический факультет. Тогда это была одна из самых востребованных специальностей, в области ежегодно выпускали сто двадцать пять юристов и это была капля в море. У меня в группе «вечерников» половина студентов была дяди и тёти за сорок, которые стали маленькими начальниками, но дальнейший карьерный рост затормозился, потому, что не было диплома юриста. Казалось бы, живи и радуйся, но прошло девять лет, и что мы видим? Юристов клепают тысячами, в десятке шарашкиных конторах, причем туда, зачастую, попадают самые тупые представители молодежи, которые просто не способны обучиться чему-то другому. И вот результат — перепроизводство. Теперь юристам платят ниже, чем год назад или два года назад, куда-то пробиться в хорошее место практически невозможно. Считай, что профессию убили. Куда-то идти переучиваться — это не мое, в цифрам, и вообще, к точным наукам, у меня с детства отвращение. Остается что? Остается только становиться собственником чего-то, что будет приносить доход в будущем. А самое доступное из того, что можно прибрать к рукам — это недвижимость, дома, квартиры и, в какой-то степени, земля. Остальное всё могут отобрать, если кто-то, более сильный, глаз положит на твое добро. И сейчас время такое, что можно задешево прибрать к рукам, так сказать, вечные ценности, которые будут кормить тебя всю твою жизнь, да еще и твоим детям останутся.

— У тебя дети есть? — насторожилась Ира.

— Есть, дочь Кристина…

— А жена у тебя тоже имеется? — глаза девушки заледенели.

— Жены не было никогда. С матерью Кристины мы расстались еще до рождения ребенка, она посчитала, что я не подходящий отец. Через несколько лет Аллу убил ее тогдашний сожитель, и мне пришлось официально удочерять свою дочь. Она сейчас живет у моих родителей, не с моим образом жизни селить к себе ребенка. Примерно половина моих доходов идет от магазина, которым мы с Кристиной владеем совместно, так Алла составила завещание. Еще есть квартира, стройка в центре, там у дочери половина доли есть…

— То есть у тебя своего ничего нет? — выяснив, что никакая женщина возле меня не маячит, Ира вновь пришла в игривое настроение.

— Ну почему, я довольно-таки богатенький Буратино, но этого мало, чтобы чувствовать себя спокойно в будущем. Вот скажи, ты кем себя видишь через десять лет?

Ира задумалась.

— Ну не знаю. Мне нравится моя работа. Наверное, буду дальше на «скорой» работать или в больницу уйду…

— Ну, наверное, насчет больницы — мысль хорошая, а вот в отношении «скорой помощи» я сомневаюсь, что тебе будет через десять лет это также нравится.

— Ладно… — Ира отбросила пододеяльник и отвернулась от меня, выставив вверх круглую попку: — Как говорила Скарлетт О Хара, я подумаю об этом завтра, когда буду тосковать в пустой квартире без крепкого мужского плеча, а пока целуй меня, пока есть возможность.

— Я хочешь, я тебе машину «скорой помощи» куплю? — хрипло спросил я, осторожно дуя на шею девушки.

— Хочу… купи, а то наш «рафик» не столько едет, сколько в ремонте стоит… — Ира извернулась, схватила меня за голову и притянула к своей груди…

Через два дня.

С утра мы выгуляли собак, после чего я проводил Иру до подстанции «скорой помощи», где мы и расстались, очень надеюсь, что ненадолго. А мне предстоял переезд в Журавлевку, к которому надо было хорошо подготовиться. Во- первых свой «Ниссан» я сменил на битую «копейку» брутального черного цвета, что недавно купили «на запчасти» братья — арендаторы-автомеханики на моей базе отдыха профсоюза. Машина, хоть и выглядела неказисто, но «на холодную» заводилась довольно таки бодро, да пришлось поставить на все колеса японские «бэушные» шины-липучки, которыми начали завозить в Город ушлые коммерсанты, снабженные камерами, так как стальные диски давно утратили свою геометрию, да на каждое колесо поставить болты-секретки, чтобы не обнаружить машину, утром заботливо установленную на кирпичики.

Свой переезд я наметил на сегодня не просто так, а по поводу. Вчера сельская милицейская общественность пришла к выводу, что председателя местного колхоза пора «брать». Двое из парней, ранее задержанных за «мелкое хулиганство», не выдержали ежедневных допросов и начали давать признательные показания, в том числе, упомянув и имя председателя, и начальник местного розыска дал команду задерживать всех, указанных в протоколах допросов. По информации Вити Брагина, который продолжал поддерживать самые теплые отношения с местными операми, сегодня, с утра, должны были задержать и увезти в Город пятерых, в том числе и председателя колхоза, так что, по моим подсчетам в деревне осталось только три «активных штыка», с которыми я должен справиться, тем более, что, за дополнительное вознаграждение, для журавлевских бандитов у меня был подготовлен еще один сюрприз.

«Холостые» обороты двигателя у «копейки» «плавали», приходилось периодически поддавать обороты с помощью педали «газа», зря я не стал заморачиваться очисткой и настройкой карбюратора. Я стоял на троллейбусном кольце у выезда из города, ожидая оговоренную машину. Примерно через полчаса ожидания мимо меня пропыхтел старый «уазик» с металлической будкой, долженствующий был сегодня изображать дежурку местного районного отдела. В салоне машины сидели двое в форме цвета «маренго», просто, согласно служебных удостоверений, экипаж машины служил совсем в других подразделениях. Подождав примерно пятнадцать минут, я вырулил на дорогу и поехал в сторону Журавлевки. Ожидаемо, въезд в деревню был перекрыт металлическим шлагбаумом, у которого мирно тарахтел двигателем псевдо милицейский «уазик» и стояли четыре фигуры. Я подпер «уазик» сзади и вылез из машины.

— Проехать то можно, товарищи?

— Вот видите, граждане… — Виктор Брагин, не похожий на себя самого, в расстёгнутой милицейской шинели, обернулся к трём местным парням, что набычившись стояли у заграждения, всем своим видом показывая, что они будут защищать его до последней крайности: — Люди недовольны, люди жалуются. Сюда не могут проехать ни «скорая помощь», ни пожарные, ни милиция, ни простые граждане…

— Мы вас и не вызывали, что вы сюда приперлись… — пробурчал здоровяк в поношенной «кожанке», видимо, оставшийся за старшего: — А кто жалуется? Это этот, что ли? Так мы его не знаем, и нечего ему сюда ездить.

Брагин проследил взглядом за некультурно направленным на меня пальцем с обгрызенным ногтем, и покачал головой.

— Этого гражданина я не знаю, но если ему надо проехать, то он на это имеет полное право, а жалуется на беспредел и произвол местная жительница, гражданка… — опер — «оборотень» достал из кармана шинели блокнот и перелистнул в нём несколько страниц: — Ага! Жалуется гражданка Шпанько Е. К., вот. Есть у вас такая?

— Это баба Катя, что ли? — пренебрежительно хмыкнул верзила: — Так мы с ней сейчас поговорим, и она больше жаловаться не будет…

— Да мне насрать, с кем ты там говорить собрался! — взорвался Брагин: — У меня есть заявление, и я обнаружил, что факт нарушения имеет место быть. Если я узнаю, что ты или еще кто заявительнице угрожал, я сюда приеду и накажу тебя, именно тебя, по всей строгости. Кстати, как твоя фамилия? Паспорт с собой? Чтобы знать, кто здесь теперь ответственный за здоровье и всяческое благополучие гражданки… а, Шпанько…

— Я паспорт не обязан с собой таскать… — с надрывом заявил абориген.

— А вот тут ты ошибаешься — обязан таскать паспорт, как миленький. Это у тебя на последней странице паспорта записано. А если паспорта нет, я имею право тебя задержать на три часа для установления твоей личности…

— И что ты сделаешь? — «кожанка» оглянулся на своих корешей, ища поддержки.

— Ты точно хочешь это узнать?

Я напрягся. Брагин сознательно шел на обострение ситуации и если начнется драка, то мне придется отбросить личину нейтрального туриста и влезать в веселую возню, так как один Брагин не вывезет, и с помощью прапорщика Реканова Олега, которого я, вместе с его машиной, списанным и выкупленным в собственность, бывшим патрульным «Уазиком», которого я рекрутировал на эту операцию, троих повязать они не смогут.

«УАЗ» сердито рыкнул и подался на полметра вперед, показывая, что трое на одного тут не получится, и я решил разрядить обстановку.

— Товарищи, давайте вы меня пропустите, а потом будете разбираться, нужен паспорт или нет…

— Да что ты к нам пристал — «пропустить», «пропустить»! — обрадованно переключился на меня местный житель, явно сам не особе желавший драться с борзым ментом: — Нет у нас ключей от шлагбаума. Ключи только у председателя колхоза, а его с утра в город вызвали, так что, ждите теперь его…

— То есть шлагбаум принадлежит председателю колхоза? — ухватился за версию Брагин: — Погоди, сейчас я с тебя объяснение возьму.

— Я ничего не говорил, что эти железяки колхозные… — тут же переобулся парень: — Я сказал, что ключи есть у Михалыча, а эти трубы с незапамятных времен здесь стоят, никто уже не помнит, кто их установил.

— То есть ты не знаешь, чье это имущество, но точно знаешь, что оно не колхозное? — уточнил Брагин.

— Точняк. — сплюнул на снег «кожаный»: — Так и есть, как вы, гражданин начальник, сказали, сразу видно — грамотный человек. Не знаем мы, чье это имущество. Пошли пацаны отсюда.

— Ну и ладно… — пробормотал Виктор удаляющимся спинам оппонентов: — А так мило болтали.

Местные успели уйти не далеко, сразу выглянули из-за угла ближайшего дома, как только тишину морозного утра разрезало резкое тарахтение, непрогретого,

двухтактного двигателя.

Когда парни, поскальзываясь и запинаясь, подбежали к шлагбауму, Брагин, ловко орудуя бензиновой «болгаркой», уже допиливал трубу заграждения, с одной стороны.

— Это что? Ты что творишь… Че за беспредел? — задыхаясь, то ли от суматошного бега, то ли от возмущения, заорал «кожаный».

— Ты же сказал, что это не колхозное, а неизвестно чьё… — не отвлекаясь от работы, буркнул Брагин, и в тон ему, отрезанный японским инструментом, конец трубы ткнулся в снег и зашипел.

— Вот я и убираю бесхозное имущество. — опер шагнул ко второму концу трубы и в воздух взмыл веселый фейерверк оранжевых искр.

— Колян, Михалыч тебя убьёт… — пробормотал один из парней, на что кожаный досадливо отмахнулся и побрел в сторону деревенских построек.

— Ну как, Паша получилось? — убедившись, что остались только свои, негромко спросил Виктор.

— Так, ты давай здесь режь и здесь… — из кабины выбрался хозяйственный Олег, который, уверен, уже прикинул, куда в его хозяйстве можно использовать халявный металл: — Здорово, Паша, ручкаться не будем.

— Не будем, не будем. — подмигнул я: — Вы только не забудьте пилу эту парням в мастерскую вернуть, а то они потом скажут, что не могли работать, потому что у них инструмента не было.

— Вернем, вернем. — пообещал Реканов: — Хотя вещь хорошая, моим в деревне бы подошло.

— Так в чем вопрос? Давай двести долларов и забирай…

— Сколько? — выпучил глаза прапорщик: — Не, спасибо, будем как-то по старинке обходиться…

— А зря. Она гранит режет, почти как масло. Можно мастерскую открыть по изготовлению памятников, деньги будешь лопатой грести…

Олег отмахнулся и деловито потащил обрезок трубы в «УАЗик», а жаль, что не согласился, мне бы мой знакомый моряк из Находки другую пилу, не хуже этой, конечно, бывшую в употреблении, за пятьдесят долларов бы прислал.

Порезав шлагбаум «под корень», милиционеры поехали уничтожать второй шлагбаум, что перекрывал выезд из деревни в сторону болот и поселка Ирусино, а я смог наконец, приступить к выбору места моего временного проживания. Сверившись со списком домов, которые я собирался купить, я выбрал самый приличный, у которого присутствовал забор вокруг участка и были целыми окна, входная дверь и даже будка туалета в дальней части, занесенного снегом, огорода.

Я достал из багажника лопату и поплевав на руки, приступил к откапыванию ворот.

Первый гость заявился на двор через три часа — я как раз успел загнать машину к крыльцу, выдернуть доски, прибитые к дверной коробке и перетаскать вещи. Поленница, заботливо прикрытая куском рубероида, обнаружилась между домом и сараем. Первые дрова пришлось разжигать с помощью бензина и еще натаскать несколько охапок поленьев, чтобы они сохли возле начавшей разогреваться печи.

Возню у входной двери я услышал в тот момент, когда заделывал лентой липкого скотча лопнувшее стекло в окне спальни.

Крюк с входной двери я откидывал с опаской, от местного населения ожидать можно было чего угодно. На крыльце никого не было, если не считать…

Небольшая дворняга, «мальчик», если быть точным, елозил хвостиком по плохо обметенным ступеням крыльца, преданно заглядывая мне в глаза. Захлопнуть дверь перед мордой, дрожащего от холода, пса, я не смог, поэтому шагнул в сторону, освобождая вход в дом. Безусловно, если бы я приехал с Демоном, этот доходяга даже не посмел бы зайти за ограду, но я приехал один. Почему не взял с собой своего друга? А не хочу давать повода местным жителям поиграть в увлекательную игру «Отрави собаку соседа» или «Застрели пса городского», больно много печальных историй на эту тему слышал я, начиная с далекого детства. А эта живая душа, что, не веря в свое счастье, забежала в почти теплую горницу, и теперь сидит посреди помещения, дрожа еще сильнее.

— Тебя как зовут? — я протянул руку к носу дворняги и дал обнюхать себя, после чего погладил пса по голове, между прижатых от страха или волнения, ушей: — Мухтар? Трезор? Пират?

При каждой названной кличке короткий хвостик собаки начинал вилять еще сильнее еще энергичнее, поэтому, на слове «Пират» я решил прекратить эксперимент, а то оторвется придаток от костлявой задницы.

— Значит будешь Пиратом. Пират, а мы с тобой кушать будем?

Говорят, что собаки не различают слова, воспринимая лишь интонации человеческого голоса, но я готов заложить миллион рублей на кон, что слово «кушать» Пират знал отлично, иначе я ничем не могу объяснить боевой гопак, который начал выделывать пес после этого слова.

Говядина с перловкой, разогретая на печи, зашла хорошо, что мне, что моему гостю. После ужина или позднего обеда, я выглянул в окно. На улице начало быстро сереть, со стороны фермы к домам двигалось несколько темных женских фигур, одетых в какие-то телогрейки и темно-серые, грубой вязки, шали. Делать с наступлением темноты в доме было особо нечего, заряд в аккумуляторном фонаре следовало беречь, и я решил немного прогуляться по деревне, посмотреть и послушать, кто и чем живет. Первым делом меня потянуло к дому гражданки Шпанько Е. К., за подписью которой я исполнил несколько жалоб в различные инстанции о невыносимо тяжких условиях проживания пенсионеров в деревне Журавлевка, да и сегодня товарищ Брагин имел с собой, на всякий случай, письменное заявление, подписанное якобы гражданкой Шпанько Екатериной Климовной, о невозможности проезда к ее дому машин оперативных служб, все таки, в России, без бумажки ты какашка, а Брагин и Реканов сегодня творили, чистой воды, самоуправство. Устанавливать шлагбаумы есть самоуправство, но и без заявления от граждан, срезать эти шлагбаумы самоуправство тоже.

— Ты кем себя возомнила, старая кошелка? — через оконное стекло, из дома Екатерины Климовны доносился знакомый голос. Значит местные бандиты не пропустили мимо ушей фамилию заявительницы и, с наступлением темноты, заявились в дом, воздать бабке должное.

Двор гражданки Шпанько мало чем отличался от моего, только у меня калитка была целой, а у бабули сиротливо висела на одной петле, собаки у нее не было, старая собачья будка была перевернута на бок, а ржавая собачья цепь висела на толстом проводе, проходящем через весь двор, поэтому ничто не мешало мне пройти во двор и спокойно стоять под окном, вслушиваясь в разговор, идущий в доме. Судя по звукам, доносящимся из дома, злой от потери шлагбаумов, «кожаный» решил отыграться на бабке и уже начал ее душить. Мне было стыдно, что я стал виновником этой ситуации, и я уже двинулся к приоткрытой двери в избу, чтобы вмешаться в конфликт, но тут в дискуссию вступил еще один человек.

— Колян, бабку Катю не придуши, у нее и так здоровья на пару дней, всего, осталось. Михалыч приедет и скажет, что с ней делать, а вдруг она еще нужна будет. — остановил, злобствующего «кожаного» Коляна, кто-то, более рассудительный: — Пошли лучше с городским разберёмся, он в доме у тетки Агаповой, как у себя дома расположился…

— Че, в натуре? А пошли, хоть с городским туристом разберемся, всё интересней будет… А ты, старая сиди тихо, мы еще с тобой разберемся. — хлопнула дверь, заскрипели старые ступени крыльца под тяжёлыми шагами, и мимо меня протопали три крепкие фигуры.