Ронин

Глава 3

Декабрь 1993 года.

Робин Гуд Сибирский.

Локация — общежитие Завода, Левобережье Города.

Сегодня утром я никуда не торопился — встал в районе обеда, выгулял измучившегося Демона и снова завалился на диван, страдая от нехорошего ощущения во всем организме и морального опустошения.

Вчера вечером наша квартира встретила меня только скулежом соскучившегося пса, темнотой и пустотой, а когда я полез в папку, чтобы собрать для Наташи ее документы на подмосковную недвижимость, то обнаружил, что девушка уже позаботилась об этом вопросе, избавив меня от лишних хлопот. Деньги она тоже взяла, но весьма скромную сумму, по моим расчетам, достаточную, чтобы очень бюджетно питаться в течении месяца. Во всяком случае, еще вчера я столько получал в месяц от государства, да и то, с задержками в два месяца. Ну, во всяком случае, она девочка взрослая, и о себе позаботилась и в ближайшие дни не умрет от голода.

Желание ехать утром в аэропорт мгновенно улетучилось.

Какой смысл вставать в четыре часа утра, гнать машину за двадцать километров, чтобы увидеть пустые, ставшие чужими глаза и окунуться в презрительное, ледяное молчание. Ну, на фиг. Для любителей мазохизма есть менее затратные способы убить время. Я подумал пару минут и двинулся к холодильнику, где в морозилке дожидалась своего часа бутылочка американской водки «Маккормик».

И вот сегодня все отрицательные последствия моего одинокого прощания с моей любовью отдавали головной болью и общей тоской — хотелось просто лежать, глядя в рисунок трещин на белом потолке и…

Тут у меня случился затык, с тем, чего же мне хочется. Сдохнуть, просто закрыть глаза и исчезнуть из этого мира? Хрен вам, ребята. Такой радости я никому не предоставлю. А хочется мне… Действительно же мне хочется… За окном стояло морозное, солнечное утро, а значит, самолет до Москвы не задержался из-за нелетной погоды, и по времени, Наташа уже в Москве, погружается в свою новую, надеюсь, счастливую жизнь. А значит и мне надо перелистнуть эту интересную, дорогую для меня, но, к сожалению, прочитанную до конца, страницу книги моей жизни.

Я встал с дивана, назло себе сложил постельное белье, и убрал его я ящик, хотя еще пять минут назад думал, что эти действия являются просто пустой тратой денег, после чего пошел на кухню мыть посуду, наваленную в раковине.

Кофе сегодня у меня даже не успел убежать. Я поймал момент третьей пенки, капнул в почти черную жижу капельку коньяка (не подумайте, не от похмелья, а исключительно для вкуса), после чего сделал глоток и зажмурился от удовольствия.

Через несколько минут в голове прояснилось, кровь быстрее побежала по венам, и я, принеся на кухонный столик ежедневник, стал записывать планы на ближайшие дни.

На первом этаже общежития, на доске объявлений у комнаты коменданта, висела фотография какого-то парня, с перечеркнутым черной ленточкой, уголком. Я остановился любопытствуя и присвистнул от удивления. Тот алкаш, что попал под пулю Князева, когда подкрадывался ко мне сзади, на фотографии выглядел даже симпатичным. Не знаю, с какого документа было переснято это изображение, но я его с трудом узнал. Забавно, что я эти дни столько раз проходил мимо, а фотографию заметил только сегодня.

— Вот видите, Павел Николаевич, такой молоденький, ему жить да жить еще…

— Да уж, как всегда это бывает, смерть забирает лучших. — лицемерно кивнул я.

— Вот что сейчас творится — убили молодого парня и виновных никто не ищет. — вздохнула комендант общежития.

— Вот тут вы сильно ошибаетесь, уважаемая Мария Михайловна. — я осмотрелся по сторонам и зашептал, склонившись к уху женщины: — Тот, кто его убил, уже в аду черти пятки поджаривают.

— Что правда? Не может быть. — сделала круглые глаза комендант.

— Может-может. Вот этой рукой я его застрелил. — я поднес к лицу женщины сжатый кулак.

— Ой, да вам бы все шутить, Павел Николаевич, хотя по этому поводу шутить как-то не принято… — осуждающе посмотрела на меня женщина.

— Да, какие тут шутки. — я достал из кармана куртки паспорт и вынул из-под обложки лист постановления об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления в моих действиях: — Вот, читайте, что прокурор написал — «действия Громова П. Н., повлекшие за собой смерть Князева О. Н. в этой ситуации, с учетом вышеперечисленных обстоятельств, были полностью оправданы и не влекут…».

— Так вы же этот, как его… юрист⁈ — комендант подняла на меня округлившиеся глаза.

— Я очень многолик. — я аккуратно сложил постановление и убрал его в паспорт: — Но, только, будьте любезны, никому не надо об этом рассказывать, договорились? Кстати, этот, убиенный, он же не на нашем Заводе работал?

— Нет, он трактористом был в «Сельхозстрое».

— Один жил?

— Ну, жена от него год назад сбежала, так после этого он в основном пил. Ходили к нему какие-то шалавы временные…

— Понятно. А «Сельхозстрой» нам за аренду квартиры тоже год назад перестали платить…

— Ну, они говорят развалились совсем.

— А вы комнату его опечатали?

— Нет, я думала…

— Слушайте внимательно — собираете комиссию, описываете имущество в его комнате, составляете акт, все, что там есть, что не мусор, переносите в кладовую, что у вас на первом этаже, и акт вместе с данными жены, если они у вас есть, отправляйте мне, на Завод, в юридическое бюро. И не вздумайте его вдову, если она появится, в квартиру пускать, пусть ключи у вас будут.

Все ясно?

Комендант очень странно посмотрела на меня и торопливо закивала головой. И, забегая вперед, скажу, что этот разговор имел неожиданные последствия — жители общежития стали со мной чрезвычайно вежливы и обходительны, старались лишний раз со мной не пересекаться очевидно, что рядом с юристом, с лицензией на убийство они чувствовали себя неуютно.

Вечер того же дня.

Локация — Институт экономики и управления.

Настя вышла из института одна из последний, увидела меня, стоящего у машины, несколько секунд стояла на месте, очевидно, раздумывая, что делать, но все же подошла ко мне.

— Привет.

— Здравствуйте.

— Мы уже на «вы»?

— Здравствуй.

— Тебя до дома довести?

— Зачем? Мне, кажется, что безопаснее всего держаться от тебя как можно дальше.

— Это тебе Наташа наговорила про меня? А она не рассказывала, как она оказалась в Городе?

— Нет. А как?

— Ну, захочет, сама тебе об этом расскажет, вы же теперь подруги. Она, кстати, у тебя последние дни жила?

— У меня. Сегодня улетела в шесть утра…

— Я знаю, но все равно спасибо.

— Так, я пойду? А то мне еще ехать далеко…

— Я же сказал, Настя — давай довезу до дома.

— Паша, а с тобой ехать безопасно?

— Три дня назад, на остановке общественного транспорта «Техникум» девушку двадцати трех лет затащили в машину трое неизвестных, после чего вывезли за город и изнасиловали. Как ты думаешь, как тебе безопасней добираться до дома?

— Ты умеешь находить весомые доводы. — Настя грустно улыбнулась и села на заднее пассажирское сидение.

— Кстати, предложение о работе еще в силе. — я сел за руль и завел двигатель.

— Паша, я не знаю. Мы с Наташей много разговаривали за эти дни…

— И что? Какие у нее ко мне претензии? Мне она ни о чем не рассказывала, просто в один не прекрасный день замкнулась в себе и практически перестала с тобой общаться.

— Паша, она тебя очень любит, но ей приснился сон, что тебя убили. Она сказала, что проснулась, когда тебя в гробу увидела и поняла, что дальше так жить она не может. Постоянное ожидание, что с тобой что-то случится просто сводило ее с ума. Если ты не ночевал дома, она в эту ночь практически не спала, каждую минуту ожидая, что, что сейчас позвонят или придут, и скажут, что тебя больше нет. Она даже твой телефон, что ты в общежитии протянул в квартиру, ненавидела, ей казалось, что именно на него ей позвонят и про тебя расскажут, что ты…

— Понятно… — перебила девушку и со злости нажал на педаль газа, вклинивая «японца» между машинами: — То ладно, с Наташей — дело прошлое. Я не могу ни себя изменить, не ее избавить от ее фобий, а жизнь, тем не менее, продолжается. Что у тебя с работой?

— Меня уволили за прогул, ну… когда это случилось. — Настя отвернулась к окну и поджала губы: — Скоро за комнату платить, а денег нет. Я эти дни побегала, но с моим опытом нигде не берут.

— Хорошо. Когда готова выйти на работу?

Настя помолчала, бросила на меня короткий, настороженный взгляд.

— Хорошо, я готова выйти к тебе. Скажи, когда выходить и что надо делать.

— Выходить? Скажем, через пару дней, мне надо подготовится. А делать… В первую голову, принимаешь все документы, делаешь анализ, потом начинаешь аудит, скажем, за год, ну и текущую, одновременно, бухгалтерский учет в магазине налаживаешь. То, что тебе рады не будут — это я тебе сразу говорю, но, надеюсь, что до рукоприкладства дело не дойдет. В общем, через месяц я хочу видеть понятную картину финансового положение магазина и, хотя бы в первом приближении, прозрачный учет, кассу, инвентаризацию. Любую, разумную, помощь я окажу. Если что-то надо для работы — звони, постараюсь достать и приобрести быстро. Вот в принципе и все.

— Ну, понятно. Начать и закончить. — Решительно кивнула головой девушка: — Но, в любом случае, мне деваться некуда, я готова приступить к работе.

— Отлично. После завтра, вечером, позвони мне на телефон в общежитие, я скажу, куда и во сколько приезжать.

Дальше ехали молча, так как больно общие темы разговора были тягостными для обоих.

А вечером в моей квартире зазвонил телефон. Я как раз, сидя на кухне, слушал трансляцию из Москвы, по проводной радиоточке, о том, что Верховный совет не одобрил вынесение на всенародное голосование проект новой Конституции, ссылаясь, что проект, выдвинутый президентом дает слишком много полномочий исполнительной ветке власти, когда очень тихо загудел телефонный аппарат. Радость и надежда, всколыхнувшие меня, погасли еще до того, как я взял трубку — «межгород» звонил совсем иначе.

— Здорово! — в микрофоне забасил жизнерадостный голос Руслана Конева: — Что не звонишь? Мне тут такого рассказали…

— «Депресняк» у меня. — оборвал я словоизлияния товарища: — С работы выгнали, и Наташа ушла. Сижу, третий день бухаю… Ты что хотел то, а то у меня водка греется, а ты знаешь, я теплую не люблю.

— Ты где сейчас? У себя? — «затупил» бывший коллега: — ты прервись, я скоро приеду…

— Ну, конечно, у себя, ты же мне звонишь. А приезжать ко мне на надо, я скоро спать ложусь, а то, с тобой, будем до трех часов ночи пить, а потом пойдем приключения на жопу искать. Если есть желание, то завтра с утра приезжай, а то я не знаю, чем в ближайшее время заняться. Планы есть, но мне нужен скептический критик, чтобы меня спокойно выслушал и все мои мечты обосрал.

— Ладно, давай завтра. Но, у тебя точно все нормально? — проявил неожиданную заботу бывший приятель.

— Слушай, ты не забывай, у меня на руках хвостатый иждивенец, которого дважды надо выводить гулять и дважды кормить. Я ему столько «по жизни» задолжал, что хочешь не хочешь, а надо существовать. Все, давай, завтра жду.

Я посмотрел на «иждивенца», что грустно смотрел на меня от батареи отопления. Демон переживал отъезд Наташи, как бы не тяжелее, чем я, спал, слишком часто скулил во сне, вздыхал, а спать укладывался, положив под голову ее домашний тапочек. Мне, к сожалению, тапочек под головой не помогал, надо было заниматься делами, либо медленно сходить с ума.

Утро следующего дня.

— Здорово. — Руслан вошел в квартиру, недоверчиво рассматривая меня, протянул пол-литровую бутылку «Русской» и пакетик, в котором лежало несколько пирожков. Очевидно, судебный исполнитель вновь был на мели, но выглядел он бодро.

Внимательно осмотрев меня и чуть ли не обнюхав, Руслан разделся и прошел на кухню.

— Садись, сейчас завтракать будем. Или ты не будешь? — подозрительно посмотрел я на него: — Пироги покупные или Тамара напекла?

— Ну, конечно Тамара. Строго сказала, чтобы я тебя угостил, а не съел по дороге.

— Как у вас с ней?

— Нормально, я у нее теперь живу. По утрам снег кидаю, дрова для растопки колю. Слава Богу, водопровод в дом проведен, а то бы совсем задолбался от этих простых радостей жизни в своем доме.

— Ну ты как-то заморенным совсем не выглядишь, даже лоснишься. Куртку я смотрю, себе новую справил. — я прошел в коридор и старательно пощупал обновку, висящую на вешалке: — Да ты вообще буржуй, меховые вставки, никак из норки!

— Да там обрезки сплошные, животики… — здоровяк засмущался.

— Да ладно, классная же куртка, и кожа смотри какая толстая, еще твои дети ее носить будут.

— Да, ей пришлось куда-то ездить, чтобы на специальной машинке такую кожу сшивать. Слушай, а нельзя…

— Гражданин Конев, идите в попу. Я вашей сожительнице никакую машинку покупать не буду. Я в Тамарин бизнес не лезу, она у меня бесплатно, в ломбарде, шьет, что ей нужно, электроэнергию, кстати, тоже я оплачиваю. Мне кажется, что этого достаточно. Это она тебя ко мне послала насчет машинки провентилировать вопрос? — подозрительно уставился я на собеседника.

— Да нет, ты что… — оробел Руслан: — Это мне ее жалко стало. Крутится как пчела целыми днями, я ей просто помочь хотел.

Слушай, давай поедим, потом поговорим, а то картошку скоро подогревать придется. Иди руки мой и садись. Я, между прочим, не завтракал, тебя ждал.

— На, страдалец, угощайся. — я поставил на деревянную подставку чугунную сковороду и открыл крышку — от замаха жаренной картошки и мяса Руслан, как кот, замурлыкал, а из комнаты прибежал Демон, которому в качестве компенсации пришлось дать сосиску из холодильника.

— Ты я вижу в порядке… — после стопки пары стопок, холодной, с уличного мороза, водки и миски картошки с мясом, Руслан раскраснелся и повеселел.

— Ну рассказывай, как тебя уволили?

— Сам рапорт написал, надоело. Да и народ, не все, но многие, волком смотрят. Короче, я решил тайм-аут взять…

— Ты что, еще вернуться собираешься? — от удивления Руслан отложил вилку в сторону.

— А ты что, не хотел бы вернуться? — я криво улыбнулся.

— Но мне то деваться некуда. Ни образования, ни профессии гражданской. Механик водитель гусеничных машин — куда с ней на гражданке, тем более, куча офицеров сейчас из армии увольняется, которые тоже самое умеют, только у них еще и дипломы инженеров. — Руслан пригорюнился и потянулся за бутылкой.

— То есть, была бы профессия денежная, ты бы даже не мечтал вернутся?

— Да мечтал, конечно. — Руслан коснулся моей стопки своей и выпил одним глотком: — Конечно, тянет, ты же знаешь, что сыск — это сыск, он навсегда.

— Ну у тебя сейчас тоже, почти тоже самое. — я пожал плечами: — Помнишь, как мы того директора, что зарплаты не платил, на попу приземлили?

— Да… — лицо моего собутыльника расплылось в довольной улыбке: — Но, только это была разовая акция, а в основном у меня мелочь, бедные люди с копеечными зарплатами и задержкой в несколько месяцев. Скучно, не интересно, и, зачастую, просто стыдно.

— Так будь как Робин Гуд, грабь богатых и раздавай бедным. У нас сейчас, по всей стране, миллионам людей зарплату не платят, а директора себе предприятия за бесценок приватизируют. Кто тебе не дает влезть туда и…

— Ха-ха. Смешно. Туда влезешь и тебя потеряют, после чего скажут, что так и было. Или ты знаешь, как можно? — Руслан хитро посмотрел на меня.

— Дорогой товарищ. — я ответил ему улыбочкой: — Ты свои ментовские заходы прекращай, на меня они не действуют. Если что-то хочешь, то говори прямо, а если просто, за бедность свою и неустроенность поговорить, то это не ко мне. Вон, Тамаре совей на ушко пожалуйся, она девка душевная, пожалеет.

— Ну, меня то Тамара, допустим пожалеет, а тебя сейчас только демон, может быть, оближем.

— Да, ты тут меня поддел. — я грустно опустил голову, практически не притворяясь: — Наташа была еще та зажигалка. А какой она мостик делала, а «ласточку» как исполняла… Ладно, давай по делу поговорим…

По вспыхнувшим глазкам Руслана, я понял, что моя стрела достигла цели, и сегодня ночью бедную Тамару будут пытаться поставить на мостик или на ласточку.

Я представил, как Руслан, с грацией бегемота, показывает девушке, как надо стоять в позе ласточки, а потом ломает голову, как, установленную в эту позу, прекрасную скорнячку, использовать для удовлетворения своих похотливых желаний.

— Ты чего хихикаешь? — подозрительно уставился на меня Руслан, принеся из коридора сумку с бумагами.

— Да смешно, ты шел сюда, считая, что я с горя бухаю, с псом на пару, с горя, но, бумажки, все-таки, принес… — соврал я.

— Так я это, тебе подработку принес, чтобы вывести тебя из депрессии. — отплатил мне той же монетой мой бывший приятель.

— Ладно, оставляй бумаги, я их сегодня посмотрю, вот только сразу тебе говорю — десять процентов.

— Что десять процентов?

— Десять процентов от того, что наша команда Робин Гудов отберёт у богатых, я забираю себе.

— Ты что? Как ты это представляешь? Там же все изымается и реализовывается…

— Ты мне только не рассказывай, как все изъятое реализовывается. — я поморщился, как от дольки лимона: — там все идет нужным людям за половину или треть цены. Ты помощи просишь, но у тебя, кроме исполнительного листа ни хрена нет. А с меня транспорт, оборудование, люди, юристы, и всем надо платить, да и ты завтра скажешь, что хочешь что-то получать, ведь ты у нас парень до денег жадный. А десять процентов — нормальная ставка за юридические услуги в Городе. Кстати, заметь, это за судебное решение, а если имущество или деньги удается истцу вернуть, то и все двадцать, так что я на тебя буду работать за полцены. Ну что, договорились?

— Но как я это буду делать, там же уполномоченные фирмы реализацией занимаются…

— Ну, это будет твой вопрос. Значит, мою долю надо будет изымать до того, как ты все официально оформил и этим, реализаторам передал. Думай, как ты будешь этот вопрос решать. Так что, давай, до завтра. Ты подумаешь, и я подумаю, твои материалы почитаю, а завтра встретимся и все обговорим.

Проводив гостя за порог и заперев дверь, я поймал себя на том, что настроение мое улучшилось, и хандра пропала без следа, а руки зудели от желания познакомится с бумагами, что принес Руслан. Новое, интересное дело было для меня весьма кстати.