Февраль 1994 года.
Мертвые петли.
Ушел я чисто — спустился мимо психиатрического диспансера до речки Оружейки, пройдя метров триста, по смеси воды и глины в сторону дачного кооператива, разбрасывая по ходу движения части пистолета и патроны, которые без следа исчезали в черной воде городской речки. Избавившись от улики, закончил дело на бывшей даче Князя, где спалил в печи медицинский халат и марлевую маску, заодно просушил носки и обувь, после чего, еще до рассвета, покинул территорию дачного кооператива, доехал на автобусе до ближайшей к больнице остановки, немного пройдясь, забрал машину с парковки.
Собак из квартиры я вывел до того, как проснулась Ирина, а вернувшись с прогулки, застал ее, мечущуюся по квартире в одних трусиках.
— Ты во сколько вчера пришел? — девушка на бегу поцеловала меня в щеку.
— Наверное часов в десять или одиннадцать… — я замер, ожидая реакции.
— А я вчера хотела тебя дождаться, а на программе «Время» чувствую, что вырубаюсь. Как уснула, так и спала, хорошо, что услышала, как ты собак гулять вывел, а то будильник почему-то не сработал…
Доктор Кросовская пробежала мимо меня, уже одетая в водолазку и теплый сарафан черного цвета, после чего стала торопливо обуваться.
— Ты завтра как? — из коридора выглянула девичья мордашка в лисьей шапке-ушанке.
— Пока не знаю, возможно придется уехать ненадолго, если что, я в вашу диспетчерскую позвоню и сообщение оставлю. — я сделал два шага, припал к сладким от помады губам и обнял так, что Ира ойкнула от неожиданности, обозвала медведем и махнув на прощание ладошкой, выскочила из квартиры.
Вот так мы и живем, женщина по ночам людей штопает и перевязывает, а мужик этих людей стреляет. Я прошёл на кухню, засыпал в турку коричневый порошок, залил его водой и стал ждать, когда кофе начнет выгибаться над краем сосуда.
Мне было необходимо решить, когда появится на публике. В этой квартире я мог жить достаточно долго, но ведь начнут искать, приедут к родителям, начнут их дергать, долбиться в известные места моего пребывания, а оно мне надо? Лучше сразу дать заинтересованным лицам возможность допросить меня, благо, что прямых доказательств моей вины в ночных злодеяниях уже нет.
Дно речки Оружейки завалено металлом на полтора метра в глубину, там, при желании можно выловить не один, а десяток пистолетов, автоматов и прочего стреляющего безобразия. Халат и маска прогорели до золы, а золу я развеял на соседский участок — весной будет удобрение, поэтому доказательств моей причастности сейчас физически не существует. Слава Богу, у нас не Америка, где по одному только принципу «Ищи кому выгодно», присяжные могут вынести обвинительный вердикт. Плохо, конечно, что я немного опоздал и участковый успел опросить гражданина Кулькова, хотя… Я представил, что я приехал немного раньше, вывел Кулькова на лестницу, по которой в этот момент стал бы подниматься участковый и зябко поёжился… Вступать в перестрелку с младшим лейтенантом в мои планы не входило. Значит надо сдаваться властям, а для этого… Я не торопясь допил кофе, позвонил на подстанцию «Скорой помощи», передав сообщение своему личному доктору, что вынужден уехать, возможно на десять дней, после чего оделся в старый спортивный костюм с спустился к машине, где в багажнике у меня хранилась потрепанная фуфайка. Облачившись в старье, я собрал вещи, зашел в магазин, купил папирос, карамелек вразвес, несколько пачек чая и карту для таксофона, приступил к телефонным переговорам.
— Здравствуйте, служба «ноль девять»? Мне, пожалуйста телефон областного управления юстиции. Благодарю вас.
— Здравствуйте, управление юстиции? Вы ведете реестр адвокатов? Девушка, я не буду вам перезванивать, я сразу в приёмную главы областной администрации позвоню и расскажу, что сотрудник на этом номере телефона свои обязанности не выполняет. Жду. Благодарю.
— Здравствуйте. Мне ваш телефон дали в приёмной и сказали, что вы мне поможете. Меня интересует, где я могу найти адвоката Прохорову Софью Игоревну. Да, деньги взяла, обещала помочь и исчезла из офиса, где меня принимала. Да, жду. Благодарю вас.
Ну что сказать. Преждевременно выехав из офиса в центре города, Софа въехала в обшарпанный кабинет бывшего заводоуправления на окраине города. Да, рядом располагался Старостинский районный суд и одноименный райотдел милиции, но только самые ушлые адвокаты снимали помещения или в самом здании суда, судя по архитектуре, бывшей школе, или в соседних зданиях, в радиусе пятидесяти метрах от входа в суд. Чтобы идти десять минут до кабинета, занимаемого адвокатом Прохоровой, надо быть действительно преданным поклонником ее юридических талантов. Когда я ввалился в кабинет молодого юриста, девушка сидела за столом и рассматривала падающие за окном снежинки.
Наверное, у меня тоже было такое испуганное лицо, когда три дня назад ко мне в офис ввалился покойный Михалыч и его банда. Софа на пару секунд опоздала, и когда ее ротик открылся, я успел пересечь кабинет и закрыть его ладонью.
— Не ждала, сучка? Думала, что я уже сдох? — второй рукой я аккуратно кольнул нежную девичью шейку кончиком швейной иголки: — Знаешь, что у меня в руке? Это шприц с кровью спидозного наркомана. Только дернись, и я ее в тебя волью. Если поняла меня, то кивни.
Девушка часто закивала головой, и я убрал испачканную в темно-красной помаде, ладонь от лица молодого юриста.
— Ну и что мне с тобой сделать, за то, что ты меня предала? — я приобнял девушку за талию и наклонился над ней, заглядывая в глаза: — Или ничего не делать, просто кольнуть иголочкой и уйти навсегда. Ты же этого хочешь, правда? Один укольчик, и я уйду насовсем? Ну, соглашайся, кивни головкой.
Почему-то, девушка старательно замотала головой, но я решил у нее уточнить:
— Ты не хочешь, чтобы я ушёл, да? Хочешь, как в старые добрые времена?
Софья выдавила «Да» и кивнула.
— Тогда расскажи, зачем ты меня сдала этим деревенским бандитам?
— Я тебя не сдавала…
— Софа, еще одно слово лжи, и с тобой больше разговаривать не буду, лет через пять приду плюнуть на твою могилку. Кстати, говорят от СПИДа быстро худеют. Ты же помниться мне жаловалась, что в во многие вещи влезть не можешь? Теперь точно влезешь…
— Меня заставили… — по гладкой коже адвоката скользнула одинокая слезинка.
Угу, заставили ее. Сама нашла Михалыча, и сама сдала адрес офиса.
— Ладно, Софа, давай забудем всё плохое. Мне нужна твоя помощь. Где у тебя бланки соглашений?
— Что?
— Я говорю… — я помахал ладонью перед изумленным лицом адвокатессы: — Мне нужна юридическая помощь в виде участия в уголовном процессе. Давай скорее бланк соглашения, подпишем и поедем. У тебя кстати, деньги есть?
Первым желанием девушки было мотнуть головой в жесте отрицания, но я уже шагнул к дамской сумочке, лежащей на подоконнике.
— Есть, немного совсем, пятнадцать тысяч.
— Нормально. — я потянул к себе сумку: — Я посмотрю? Говорят, что новые купюры выпустили, а я их еще не видел.
Я заглянул в сумку, выудил из кучи дамских мелочей кошелек, пересчитал деньги.
— Пятнадцать семьсот. — и, под изумленным взглядом Софьи, сунул из на место, зато вытянул кое — что иное.
— Машину взяла? Поздравляю. — я сложил вещи в сумочку и повернулся к своей собеседнице: — Ну что, заполнила соглашение? Давай скорее, времени совсем нет.
Когда соглашение было составлено, я прочитал его и потыкал в пропущенную адвокатом строку «Стоимость услуг».
— Давай, здесь напишем сумму в пятнадцать тысяч, а на оборотной стороне обоих экземпляров ты напишешь, что деньги в сумме пятнадцать тысяч ты получила и расчет произведен полностью.
Сунув в сумочку одну из копий документа, второй я упрятал в спортивную сумку со своими вещами, после чего сделал вид, что внимательно просматриваю содержимое:
— Угу. Доллары взял, пистолет взял, документы тут. Ну всё, можно ехать.
Софа, ты же меня довезешь до выезда из города? А то, говорят, меня менты пасут.
Девушка заторможено кивнула и начала одеваться.
Галантно приняв у Софьи ее сумку, ключи от автомашины, я приобнял девушку за талию и с улыбочкой похлопал себя по карману фуфайки:
— Ты про шприц не забывай, хорошо? Начнешь глупости творить, я миндальничать не стану…
Наверно, вместе мы смотрелись диковато — парень в фуфайке, серых брюках Трясинской швейной фабрики и разбитых полусапожках, и барышня в шубе из «щипанной норки», в обнимку выходящие из здания конторы, но выпускать из своих рук, приятную во всех отношениях, талию адвокатессы я не собирался.
Машинка у адвоката оказалась не ахти. Маленькая, серенькая «Тойота — Корса», троила, чихала, а обороты двигателя не «плавали», а скорее скакали. Усадив адвоката на заднее сидение, чтобы не выскочила по дороге, так как кузов был трехдверный, я вырулил с парковки и погнал в сторону выезда из Города.
— Паша, прости меня пожалуйста! — адвокат, ловя мой взгляд в зеркале заднего вида, пустила вторую слезинку.
— Бог простит, Софа, ты меня не отвлекай. Тебе кто это чудо подогнал и за сколько? — я боялся заглохнуть на светофоре, и боялся слишком жать на педаль газа, так как двигатель захлебывался и на холостых, и на больших оборотах.
— Ты мне правда, ничего не делай, меня честно-честно заставили. Они мне угрожали… — Софья приободрилась и полезла в сумочку за зеркальцем.
— Ты что там выдумала? — я глядел в глаза бывшей подруги самыми честными глазами, которые лгать просто не могут: — Мне бы за город только выехать, а там я попутку поймаю и больше ты меня не видела. А то слишком много человечков я за последнее время…
— А зачем ты со мной договор подписывал, если из города уезжаешь? — Софья во всю творила волшебство красоты, выудив из сумки губную помаду и тушь с щеточкой.
— А вдруг меня менты повяжут, и начнут мне своего адвоката навязывать, а у меня уже с тобой договор… — пробормотал я, вписываясь в поворот загородного кольца, после чего лихо притормозил у вагончика поста ГАИ, не глуша машину, вылез из салона и, широко улыбаясь, двинулся к, настороженно глядящему на меня, инспектору, в серой шинели и с белой портупеей.
— Здравия желаю… — я не успел задать свой вопрос, как за моей спиной завыла сирена, и имя ее было Софья.
— Милиция! Милиция! Это преступник, у него оружие! — спинка переднего сидения «Тойоты» до конца не откинулась вперед, поэтому адвокат застряла, и теперь громко орала в приоткрытую дверь малолитражки.
Инспектор недоуменно уставился на меня, но потом его рука потянулась к кобуре на поясе.
— Воу! — я медленно поднял руки: — Я сдаюсь…
Хорошо, что я надел старую фуфайку, так как инспектора ГАИ надо мной изрядно покуражились. Набежавшая на крики из вагончика дежурная смена стационарного поста автоинспекции уложила меня мордой в мокрый снег, сцепив руки сзади тяжелыми наручниками, после чего долго слушали всхлипывания Софьи, которая, постоянно перескакивая с мысли на мысль, пространно рассказывала, как я над ней надругался.
Водители проезжающих мимо сплошным потоком автомобилей, сбрасывали скорость, внимательно рассматривая мою поверженную в грязь, тушку, а стоящие надо мной гаишники, по моим ощущениям боролись с желанием поставить на меня начищенный сапог, и гордо стоять с видом победителя. Во всяком случае, из переговоров по рации с дежурной частью, я узнал, что инспектора сегодня умудрились освободить заложницу и предотвратить прорыв за границу Города опасного и вооруженного маньяка. Ввиду моей общественной опасности, дежурный по полку ГАИ строго наказал сотрудникам мои вещи не ворошить, деньги и прочие вещи не искать, а дожидаться прибытия следственно — оперативной группы территориального органа. Вот и лежал я мордой в мокром и грязном снегу, на третий раз слушая историю захвата в заложники молодого, но достаточно известного адвоката. А Софья просто купалась в волнах симпатии и заботы сотрудников дорожной инспекции. Через полчаса девушку пригласили погреться в вагончик и испить чаю, оставив меня под охраной самого молоденького инспектора, что добросовестно ходил вокруг меня, периодически похлопывая по, висящей на плече, «Ксюхе».
За нами приехали через час. Молодая девушка в наброшенной на форму, куртке, дождалась, когда ей приведут понятых, дала команду приступать к осмотру.
— Ты, урод. — оттащив в сторону, зарычал мне в лицо оперуполномоченный, прибывший со следователем от Сельского Городского РОВД: — Где шприц? Где оружие? Если ты все это скинул и нам придется потом снова сюда ехать, я тебе не завидую. На зоне ссаться кровью будешь до конца жизни, понял меня?
Когда меня перестали трясти, я громко заорал, обращаясь, скорее, к хмурой девушке-следователю, что, от безысходности, составляла протокол осмотра автомобиля Софьи.
Все карманы моей фуфайки, а также брюк, были вывернуты наружу, и теперь торчали во все стороны белыми тряпочками, как флаги капитуляции. Подкладку ватника надорвали в нескольких, подозрительных местах, надеялись, что шприц выпал в ватин через прореху кармана, но ничего не нашли. В моей сумке никакого оружия не нашли, только паспорт, нехитрые арестантские пожитки, две пары теплых носок, варежки и уголовно-процессуальный кодекс с постатейными комментариями. Правда, мою будущую судьбу это не особо облегчало, так как где-то, на начальственном столе лежало заявление на меня, подписанное покойным гражданином Кульковым, поэтому местный опер тряс меня без зазрения совести, да пытался незаметно стукнуть куда-то, в особо болезненные места. Наконец, вся суета была закончена, меня запихнули в «собачник» милицейской «дежурки», и вся компания, включая и моего несостоявшегося адвоката (о каком доверии между нами может идти речь после того, как она меня сдала?), покатила обратно в Город.
Знаете, такое выражение — «У победы множество отцов, а поражение всегда сирота»? Так вот, оно — чистая правда, по истечению вторых суток моего пребывания в Сельском Городском РОВД, я могу сказать со всей ответственностью. Но, обо всем по порядку. Здание Городского Сельского РОВД располагалось в тихом центре Города, через двор от моего университета. Когда меня, с повешенной на шею, спортивной сумкой, не снимая наручников, приволокли в самый просторный кабинет отделения уголовного розыска РОВД, я почувствовал себя солистом малого театра на сцене — слишком похож был, собравшийся в кабинете начальника розыска, десяток оперов на восторженных зрителей и моих, самых преданных поклонников, из модных сейчас, активных постановок, где зрители сами являются равноправными участниками пьесы.
Я поёжился под взглядами двух десятков пристальных глаз и сел на ближайший стул. Сейчас, через несколько секунд, начнётся спектакль. Зрители уже заняли свои места, кто-то просматривает программку, или объяснение гражданина Кулькова, который подробно расписал, какой я ужасный злодей, повинный в гибели прекрасных молодых людей… Вот кто-то разминает костяшки пальцев, вертит, до хруста шеи, головой. Всё очень серьёзно, партии заранее расписаны, но, в процессе театрального действа, возможны и импровизации. Все прекрасно понимают, что спектакль может растянуться, а солист на «сцене» — матёрый зверюга, и всем ужасно интересно, чьи же фамилии будут сегодня или завтра вписаны в книгу раскрытий, а потом прогремят в приказе на поощрение, кто подберёт ключик к этому жулику, что сейчас, с видом невинной овечки, скукожился на крае стула. Бросая на оперативников короткие и внимательные взгляды.
Ну вот, прозвучали последние звуки увертюры и спектакль начался.
— А кто тебе разрешал садиться? — что-то свистнуло у моего уха и шапка-петушок, чёрным воробушком, спланировала с моей головы в угол кабинета, чуть не попав в корзинку, заполненную обрывками бумажных листов и мокрыми, одноразовыми пакетиками из-под чая.