Ронин

Глава 20

Февраль 1994 года.

Офисное здание в центре Города.

Кабинет, арендуемый Заводом.

Мысли метались в голове испуганным зайчиком — я прекрасно понимал. Что одно неловкое движение или не вовремя сказанное слово, и максимум что мне светит — короткий комментарий ведущей вечерних новостей, что помер такой-то, от аллергии на металл в организме, милиция связывает его смерть с профессиональной деятельностью, а никто из моих родных даже не знает всех моих активов… От этой мысли мне еще больше поплохело — одно дело уходить, когда знаешь, что что-то осталось после тебя, не зря рвал анус и стаптывал ноги, и другое дело, когда никто ничего не знает… Все мои активы исчезнут, поглощенные приятелями-неприятелями соучредителями…

Бля! Если выберусь живой, то составлю полный список того, что имею и куда вложился, и положу его на видное место…

— Эй! ты чё, сомлел? — по-крестьянски жесткая ладонь Михалыча съездила меня по носу, и я почувствовав, как потекла кровь, слизнул кончиком языка соленую жидкость…

— Лишь бы не обосрался… — хихикнул кто-то сбоку.

— Мне гарантии нужны… — не своим голосом, прохрипел я, так как во рту мгновенно пересохло.

— Гарантии ему… — кто-то ухмыльнулся, после чего меня скрючило от удара под ребра. Не настолько было больно, вложиться в удар нападавшим мешали подлокотники кресла, но физические страдания я изображал, как футболист сборной во время матча.

— Скажите, чего вы хотите от меня? — придал я голосу истеричности, но мне не ответили, как репку выдернули из кресла которое откатили в сторону, сбили с ног и попытались запинать под стол, но тут у них с развлечением не вышло, я кувыркнулся в угол и стал отбиваться ногами, отчего замарал одному из парней черные брюки, после чего мгновенно подвергся наказанию — на меня навалились с трех сторон и несколько раз больно ударили куда попало, не особо вглядываясь.

— Ну все, хорош, хорош! — Михалычу, до этого безучастно наблюдавшему за забавами своих подопечных, пришлось вклиниваться между моей тушкой и сопящими от злости парнями.

— Ну ты понял, что с тобой будет, если ты нам аппаратуру не отдашь? — председатель склонился надо мной.

Все тело горело огнем, говорить я не мог, поэтому только молча кивнул.

— Говори, куда спрятал?

— В гараже… — с трудом просипел я.

— В каком гараже? — удивился Михалыч: — В чьем?

— Ехать надо, показывать. — я откинулся к стене: — Общество «Лютик», по дороге к Затоке.

— Чего? — меня схватили за ворот свитера и встряхнули так, что в голове замутилось.

— Вы что, город совсем не знаете? — я зажмурил глаза, но даже перед закрытыми глазами плавали круги: — С Нового моста съезжаете на Затоку, а там, через пару километров гаражи капитальные, в два этажа.

— Сука! — Михалыч вскочил на ноги и отвесил одному из парней увесистую оплеуху: — Я смотрел, я смотрел! Куда ты смотрел?

— Понятно, значит не только соседи в Журавлёвку следили за моими погрузочно-разгрузочными работами. Один из банды Михалыча где-то прятался.

— Понятно. Говори, какой номер гаража, какой этаж… — Михалыч бесцеремонно вырвал клок бумаги из моего ежедневника и взялся за ручку.

— Мужик, ты считаешь, что я номер помню? — от удивления у меня глаза открылись: — Я вот рожу твою никогда не забуду, даже через десять лет, если где-то случайно встречу — вспомню. А цифры я не запоминаю, совсем не помню.

— Сука, он мне еще угрожает! — Михалыч собирался пнуть меня, но взглянув на мою зеленую морду, передумал: — Ладно, поехали.

Меня подхватили под руки, набросили на плечи куртку, а на голову надвинули шапку — «петушок», судя по всему, специально набекрень, после чего потащили на выход.

По обеденному времени, в коридорах офисного центра было пусто, поэтому, всякая надежда на божественное проведение и чудесное спасение быстро развеялась. Охранник в черной униформе, сидящий у входа в офисный центр на нас даже не посмотрел, увлеченно читая статью «Как удержать мужчину своей мечты» в толстом глянцевом журнале, а всякое желание кричать или вырываться убивал приставленный к моему боку свинокол, который я успел хорошо рассмотреть в кабинете — длины клинка хватило бы, чтобы пронзить меня насквозь, как жука булавкой.

Две развеселые девушки, идущие с обеда с пакетом, полным ватрушек, вежливо придержали дверь, пока меня выволакивали из фойе, даже не бросив в нашу сторону мимолетного взгляда — у всех свои дела, никто не смотрит по сторонам.

Меня запихнули на заднее сидение «жигуленка» — «тройки», зажав между щекастым и худым, скуластым парнем с криво набитыми татуировками на руках. Судя по ним, он лет с пяти должен был не вылезать от «хозяина», если попадет на настоящую зону, придется незаслуженные знаки воровской доблести стирать кирпичом, но это дело не мое…

Михалыч, что уселся за руль, видимо город все-же знал — за всю дорогу не дал мне ни одного шанса — честное слово, появился бы впереди патруль ГАИ или еще какая оказия, прыгнул бы на руль, пытаясь совершить ДТП, уж больно выразительно поглядывал на меня с переднего пассажирского сидения светловолосый владелец свинокола, периодически проводя наточенным лезвием по своей небритой щеке, так что щетина скрипела под ножом.

— Вот здесь, направо. — я мотнул головой и Михалыч направил машину к черному зеву распахнутых ворот, заехал в длинный коридор и остановился.

— Чё за нах? — длинный проезд, ограниченный справа и слева бесчисленными въездными воротами в гаражные боксы, терялся вдали, в неярком свете фар остановившегося на границе света и тьмы, автомобиля.

— Обычно свет тут горит. — пожал я плечами: — Вон, выключатель на стене черный…

— Миха, разберись. — председатель кивнул владельцу свинокола и тот, надув пузырь жевательной резинки, полез из кабины, несколько раз щелкнул выключателем, после чего заорал благим матом: — Михалыч, походу не работает…

— Тьфу ты, Боже ж мой, дебил. — Михалыч включил передачу, и мы покатили, оставив растерявшегося Миху стоять у выключателя.

— Вот здесь останови… — я мотнул головой на окрашенные суриковой краской ворота моего бокса, и «тройка», скрипнув тормозами, замерла, после чего все полезли из салона.

Дебил Миха (не мои слова) всё еще стоял у ворот и орал на всю округу: «Михалыч, меня забыли!», но к сожалению, на шум никто не вышел, очевидно, что электричество в гаражах отключили давно и надолго, оттого всяческие гаражные обитатели расползлись по своим домам и делам. И теперь я остался здесь наедине со своими похитителями. И еще к нам идёт крайне раздражённый Миха, поигрывая своим мечом. У меня в голове ложилась картинка, как меня летом достанут из глубокой ямы в гараже, потому что я завоняю, и соседи почувствуют запах… И завалит меня именно Миха, вон он какой злой плетется, и жить мне осталось всего несколько минут, пока этот дебил дойдет до нас, а эти уроды, открыв мой бокс, поймут, что никакой импортной техники здесь нет…

— Давай я открою… — я отпихнул плечом щекастого, что матерясь, ковырялся моим ключом в моем замке, так как надо было знать, какой стороной вставлять ключ в замочную скважину…

— Сейчас свет включу… — распахнул я калитку в воротах, куда щекастый тут-же вставил свою кряжистую ногу. Я шагнул в гаражный бокс, потянулся рукой в сторону, ухватился рукой за черенок лопаты, что стоял у меня сразу за воротами и, не задумываясь, рубанул боковиной штыковой лопаты по мясистому колену.

Поросячий визг щекастого был слышен, наверное, за километр, но мне от этого было не легче — если бы не дурацкое отключение света, сюда бы сбежался не один десяток людей… Нога щекастого убралась, после чего он рухнул на пороге, мешая Михалычу и «татуированному» ворваться в гараж, я сразу захлопнул калитку, навалившись на нее всем телом и вставив в петли на дверях черенок лопаты…

К сожалению, черенок был слишком тонкий, а металлические петли ворот — слишком широкие. После обязательных уговоров, в стиле «Володенька, отвори дверь, я ведь тебя зубами загрызу», под завывание щекастого, жители Журавлевки, в шесть рук, принялись рвать на себя створки гаражных ворот, засовывая в щель жало монтировки или ломика, мне в темноте было не очень хорошо видно, но ворота ходили ходуном, а черенок бился в петлях, готовый в любой момент переломиться. Я закружил по гаражу, в поисках трубы, или еще чего-то, что можно было вставить вместо, не прошедшего проверку, черенка, но ничего не мог нащупать в темноте, тогда я оторвал картонку, что закрывала окошко…

В гараже стало светлее, но ничего подходящего я не видел… Мой взгляд метался по запчастям и прочему барахлу, что отвозят в гараж, когда негде складывать дома, как вдруг я замер поражённый. Для чего мне метаться, как крысе в западне, если в моем гаражном боксе есть аварийный выход? По непонятному капризу строителей здания ГСК, в моем боксе, вместо дырки для вентиляции, соорудили волне себе приличных размеров окошко. Конечно, оно было габаритами не как в ванной комнате советской «хрущёвки», но очень близко к этому. Я перевернул пластиковое ведро, стоящее у стены, встал на него, распахнул раму и примерился плечами. Вроде бы должен пройти.

— Адью, неудачники. — гаркнул я радостно и вытянув вперёд руки, нырнул в окно проём…

Тварь! Если выживу, буду! Буду по утрам бегать. В проем по плечам я прошел, а вот жопа… И теперь я висел вниз головой, выставив перед собой руки и извивался в безумной ламбаде, постоянно защемляя рамой свое «хозяйство». Ну еще немного, еще миллиметр. Земля внезапно рванула мне навстречу, я успел подставить руки и рухнул лицом в сугроб, ошалело встал на четвереньки, пытаясь понять, куда бежать. В гараже грохнул металл и в окошке появилась отвратительная рожа скуластого… Что-же я лежу, и отплевываюсь снегом, как на горнолыжном спуске в Шерегеше? Я вскочил и бросился вперед.

Наше гаражное общество было построено на землях энергетиков, по доброй воле энергетического начальства, которое, в обмен на несколько кирпичных боксов уступило нам участок, примыкающий к подстанции. Я не разбираюсь в этих киловаттах и мегаваттах, я просто бежал в сторону людей в красных касках на теплых подшлемниках, что столпились у производственно-бытового корпуса подстанции, что-то орали и махали мне руками. Да знаю я, что за мной бегут — у пристяжи Михалыча жопы оказались более поджарыми, и они в окошке не застряли, а даже слышал, как они пыхтели за моей спиной. Я рвал из-за всех сил, торопясь к людям. Тем более, что некоторых из них я должен был знать, половина соседей по гаражу работала на ТЭЦ и его разветвленном хозяйстве, что занимало здесь всю округу…

Я замер как вкопанный, боясь опустить вторую ногу в снег. Прямо передо мной, с серьезной такой П- образной опоры, свисал толстый и зловещий провод, конец которого свернулся на снегу, как удав, поджидающий свою добычу.

Теперь я понял, что стало причиной отключению подачи электрической энергии в наш кооператив, а еще в голове всплыл текст из серой, отпечатанной на плохой бумаге, брошюрки. «Шаговое напряжение». Я не так много запомнил из курсов обмотчиков, на которых учился перед армией, но то, что в этой ситуации надо держать ноги вместе я выучил накрепко… Я поставил ноги вместе, сжал накрепко колени, повернулся вбок и пошел, быстро переставляя ступни, гусиным шагом, слыша за своей спиной хриплое дыхание и хруст снега под ногами преследователей.

Я, когда был маленький, часто был вынужден ходить под проводами могучих ЛЭП, провода которых вполне ощутимо потрескивали от мощи, проходящих через них, мегаватт. И мне казалось, что в любой момент один из этих толстых проводов, что висели высоко, на уровне пятого этажа, сорвется вниз, с изолятора, и ударившись о землю, с легкостью разрежет меня на две половинки. И я подолгу задумывался, буду ли я, располовиненный на две части, стоять, глупо хлопая глазами или угасну сразу, как перегоревшая лампочка. Видимо, этот детский ужас и заставил меня не думать о бегущих за мной, по пятам, убийцах из пригорода, а, лишь старательно переставлять ноги, сжав их как можно плотнее.

Характерный треск, раздавшийся у меня за спиной подтвердил, что линия не была обесточена, а мои опасения — напрасными…

— Серег, че за нах… — снова треск и новые крики людей в синих спецовках.

Я ускорился, передвигая ноги с запредельной частотой и лишь у самого ограждения подстанции позволил себе идти нормальным шагом. Перелезая через забор, и чувствуя себя в относительной безопасности, я позволил себе оглянуться.

Среди опор ЛЭП и прочих трансформаторов, на белом снегу, в паре метров от провода, лежали друг на друге два темных силуэта и, кажется, даже немного дымились, но это были уже не мои заботы. Я перемахнул через забор и побежал вдоль, исходящего паром, канала, что отводил от ТЭЦ перегретую воду.

Михалыча я застрелил этой же ночью. Без затей, после полуночи, постучал в окошко его избы, и когда председатель, держа перед собой фонарь, приблизил лицо к стеклу, пытаясь разглядеть через изморось, у кого появилось к нему срочное дело, просто дважды выстрелил в ненавистное лицо, спокойно подобрал гильзы, пока в избе орали два женских голоса и, не торопясь, ушёл.

Дойдя до трассы, выбросил в кусты огромные, измазанные в навозе калоши, в которые умудрился засунуть ноги, обутые в кроссовки, сел в свою черную «копейку», припаркованную за высоким снежным валом отгребённого с дороги снега, и спокойно поехал в Город. Если милиция привезет собачку, и она встанет на, пахнущий навозом след, то, максимум, приведет собачка своего вожатого к оживленной дороге и для меня это не будет иметь никакого значения. К сожалению, щекастого этой ночью я не нашёл, так как фамилию его я не знал, и слишком много времени заняли разговоры в сестричками из приемных покоев городских больниц с целью узнать, не поступал ли к ним пациент с рубленой раной колена. Когда я, под утро, добрался до областной больницы и двинулся ко второму хирургическому отделению, держа подмышкой пакет с медицинским халатом, марлевой маской и пистолетом, от которого собирался сегодня же избавиться, то чуть не напоролся на неприятности. Услышав знакомый голос, осторожно выглянул из-за угла и узрел стоящую у крыльца приёмного покоя знакомую уже «дежурку» из Городского сельского района. Участковый инспектор младший лейтенант Судаков Артём Юрьевич, нервно затягиваясь сигаретой, стоял у распахнутой двери машины и держа серую тангенту автомобильной рации, докладывал дежурному о результатах опроса гражданина Кулькова Бориса.

Я, стоя за углом, плотно прижавшись спиной к кирпичной стене, выслушал весь расклад, что без утайки выложил милиционеру раненый в ногу гражданин Кульков, дождался, пока громко хлопнет дверь машины и выродок Ульяновского автозавода, троя двигателем, укатит, после чего решительно двинулся к освещенному неяркой лампочкой, остекленному тамбуру больничного корпуса.

Охранник в черном комбинезоне высунул голову из темного кабинета, а после того, как я махнул удостоверением, кивнул и скрылся в темноте, как черепаха прячется в панцире. Я прошел темным коридором приёмного покоя мимо распахнутой двери кабинета, где дежурный доктор оформлял очередного страдальца, спустился на пролет вниз, убедившись, что черный вход закрыт лишь на могучий металлический крюк, после чего поднялся на третий этаж, по дороге натянув на свитер медицинский халат и маску на лицо.

На посту второго хирургического отделения никого не было, только горела настольная лампа. Я нашел карту больного Кулькова, что лежала на посту, вместе с другими, кого утром ожидали уколы и прочие процедуры, прошёл в конец коридора и пихнул в плечо щекастого.

— Кульков? Вставай, тебя там милиция зовет…

— Что? — Борис оторвал голову от подушки и недоуменно уставился на склонившегося над ним санитара.

— Говорю, милиция зовет, вставай.

Ругаясь, больной опустил ноги на пол и нашарил пятками стоптанные тапочки, после чего, оперевшись на спинку кровати, поднялся и пошёл за мной.

Никем не остановленные мы вышли на широкую лестницу, ведущую вниз, а там, спустившись на несколько ступеней, Кульков заупрямился.

— Я ногу сгибать не могу. — щекастый лег грудью на перила, тяжело дыша: — Скажи менту, чтобы сам сюда поднялся. У меня нога просто огнем горит…

— Хорошо. — я выстрелил в голову своего врага и быстрым шагом начал спускаться по ступеням. Когда на лестничной площадке наверху послышались крики я уже был у черного выхода, откинул кованный крюк и вышел на зады больницы, плотно прикрыв за собой дверь после чего дошел до общежития медиков, в торце которого притулилась моя машина, и спокойно уехал.