Декабрь 1993 года.
Долг платежом красен.
— Я квартиру собрался покупать… — еще раз повторил майор, затравленно глядя на окруживших нас людей.
— Товарищ генерал, ну у меня слов нет от этого детского лепета. У меня есть запись телефонного разговора, в котором ваш сотрудник приглашает меня сюда, обещает рассчитаться за недостачу своей знакомой. В меня по дороге стреляют, но я все равно приезжаю сюда, но товарищ майор говорит, что у него эта сумма в машине, только мне он ее не даст, потому, что он собирается квартиру покупать. Вот и вопрос, меня сюда с какой целью пригласили? Под пулю подставить?
— Майор?
— Товарищ генерал, я просто неправильно сказал, то есть, я растерялся. Я эти деньги для покупки квартиры готовил, а тут у знакомой беда, вот я и согласился ей помочь и рассчитаться за нее… — Тимофей Федорович, глядя на носки своих ботинок, бормотал все тише и тише, явно понимая, что говорит глупость.
— Товарищ генерал, вы же не против, что Тимофей Федорович со мной сейчас рассчитается, и мы бы закрыли этот вопрос? — я замер, боясь вздохнуть
Начальник областного УВД, в задумчивости, пожевал сухими губами, качнулся с пятки на носок и обратно, после чего пожал плечами: — Я? Совсем не против. Зачем деньги туда-сюда возить, да и знакомой женщине помочь — дело благородное. Несите сюда деньги, товарищ майор.
— Кто? Я? — решение генерала майору Бушелеву не понравилось, он топтался на месте, не зная, что предпринять.
— Или вы не собирались гражданину деньги отдавать? — криво усмехнулся генерал под хихиканье свиты.
— Кто? Я? — повторился Тимофей Федорович: — Ну как не собирался? Конечно собирался…
— Ну так несите их сюда, при свидетелях и рассчитаетесь.
— Что, вот так просто? — изумился майор.
— Слышишь, майор. — разозлился начальник УВД: — Ты уже задолбал меня. Или деньги отдавай или…
— Иду, иду… — Майор просто бросился в сторону стоящих машин, не заметив, что двое сотрудников отделились от свиты и двинулись за ним.
— У меня деньги не с собой! Я сейчас их привезу! — через пару минут крикнул Бушелев с подножки заведенной уже «Нивы», с мигалкой на крыше, попытался закрыть дверь, но его уже выдергивали из-за руля два шустряка из областного управления. Машину заглушили, осмотрели наскоро и через минуту уже вели в нашу сторону, поддерживая под руки, еле переставляющего ноги, майора. Один из конвоиров держал подмышкой кожаный дипломат.
— Всё, уводите этого клоуна, он мне надоел. — отмахнулся генерал: — Начальнику Миронычевского РОВД его передайте, по подозрению в организации покушения на убийство вот этого, этого тоже забирайте.
«Этот», то есть я, на выдержал напряжения момента:
— Товарищ генерал, я свои деньги получу, или в меня сегодня бесплатно стреляли?
— Деньги? А, деньги. — мне показалось, что генерал просто забавляется. После этого он мотнул головой и мне просто сунули в руки «дипломат».
— Майору потом расписку напиши, а то у него сегодня, и так, неприятность за неприятностью. Так что у нас, на чем все закончилось? — последняя фраза относилась уже не ко мне, генерал вернулся к теме учений спецподразделения.
— Спасибо! — я схватил дипломат двумя руками и двинулся в сторону двух сердитых полковников, начальников местного и Левобережного РУВД, которые о чем-то ожесточенно спорили, а рядом переминались парочка генеральских порученцев, поддерживающих за плечи, совсем ослабшего майора.
Два часа ночи следующего дня.
Локация — Миронычевский РОВД.
Остаток дня и начало следующей ночи слились у меня в сплошную полосу допросов, опросов и прочих видов бесед. Запомнилась лишь ожесточённая схватка за деньги, когда следователь, уже не помню, какой прокуратуры, попытался изъять у меня портфель с деньгами. Несмотря на все угрозы, деньги «товарищу» я не отдал, а применить ко мне физическую силу он постеснялся.
Ни майора, ни Витю Брагина я не видел, а около двух часов ночи, внезапно, мне сказали, что на сегодня со мной закончили, и я могу быть свободным, но уезжать из Города мне не советуют.
Не чувствуя ног, я спускался с третьего этажа, переделанной из общежития «хрущёвки», когда уперся в запертую входную дверь в РОВД.
— Вы в двести пятый кабинет зайдите! — высунув голову из дежурки, крикнул мне дежурный, как я понимаю, не выпускающий меня на улицу с помощью хитрого электрического замка, и я, проклиная все подряд, двинулся вновь наверх.
Из приоткрытой двери «двести пятого» доносились взрывы хохота. Я шагнул в комнату, но мои ехидные вопросы застряли в горле.
Облокотившись на стол, держа в одной руке парящую чашку, а другой — молоденькую и хорошенькую девушку в форме лейтенанта милиции, Брагин вдохновенно вещал двум парням, по виду — местным операм, как он перестрелял и разогнал банду киллеров из пяти человек.
— А вот и живой свидетель! — заорал Витя, отпустив девицу и некультурно тыча в мою сторону пальцем: — Это Пахан Громов, вот такой чувак, мы с ним, если хотите знать…
— Витя, заткнись! — гаркнул я, обрывая поток откровений приятеля: — Если домой едешь, то поехали, а то меня ноги не держат. Если остаешься, то я тебя пойму, я бы тоже такой прекрасный цветок не отпускал. Мы с милицейской барышней поулыбались друг другу, пока Брагин прощался с коллегами, после чего двинулись к выходу.
— Бля, Паша! Начальник РОВД сказал. что на медаль документы подаст, ты как колдун, в натуре… — Виктор был практически счастлив и никак не мог успокоиться.
— Ну я же тебе говорил — сегодня станешь героем. — Я слабо улыбнулся, огляделся по сторонам и, сунув руку в «дипломат», одарил Брагина пачкой купюр.
— О, так ты деньги получил? — Брагин рассмотрел купюры, это были билеты тысячного достоинства: — О, четко! Сейчас куда?
— Тебя отвезу домой, потом к себе поеду. — я вел автомобиль по пустым улицам, все время тревожно поглядывая в зеркало заднего вида, но нас никто не преследовал. Распрощавшись с товарищем, я двинулся домой, где меня ждал, тоскующий, пес. Портфель, набитый деньгами, я побоялся оставлять дома, поэтому с Демоном мы гуляли с портфелем в руке. В другой руке я сжимал молоток, какое никакое, но оружие.
Следующее утро началось для меня на крыльце ближайшего банка. Не особо присматриваясь к текущему курсу, я практически всю наличность поменял на американские бумажки, которые волшебным образом превратились в полторы пачки, купюрами по сто долларов, после чего поехал в гости к Гамовой.
Дверь мне открыли не сразу, но, как только дверь распахнулась, меня втянули внутрь два крепких парня в «гражданке», под нос мне сунули раскрытое милицейское удостоверение, и я, с облегчением вздохнул. Пока у меня отлегало от сердца, мне быстро охлопали карманы и ввели в комнату. На стульчиках, чинно, с любопытством глядя на меня, у стенки сидели две классические дворовые бабульки в платочках, и, с любопытством глядели на меня, судя по всему, это были понятые, а в квартире в полном разгаре шел успешный обыск.
Ну и что вы здесь делаете, Громов? — следователь прокуратуры, который мне вчера надоел до оскомины, иронично глядел на меня из-за стола, на котором в беспорядке лежал уже знакомый мне револьвер, пачки денег, доллары, рубли вперемешку и немного западногерманских марок, а также пара горок ювелирных изделий, причем серебра я не видел.
Опухшая и непричесанная, с красными, заплаканными глазами, Олеся Викторовна сидела на диване, прожигая меня ненавидящим взглядом.
— Да я вчера товарищу майору забыл расписку написать на деньги, вот, гражданке Гамовой привез, тем более, что долг за ней числится…
Договорить я не успел — женщина, завизжав, бросилась на стол, пытаясь с него дотянуться до меня острыми, как ножи, когтями. «Деревянные» и инвалюта полетели во все стороны, следователь в испуге отскочил, опрокинув стул, а один из оперов, дернув женщину за ноги, стащил ее обратно на диван и теперь, сопя пытался заломить ей руки, но это выходило у него плохо — бывшая заведующая извиваясь плотным телом, не давалась, рвалась в мою сторону, и исход борьбы был совсем не ясен, пока на нее сверху не упал второй опер, взяв пухлую, белую руку на, совсем уж жесткий, излом.
— Ай, больно! — взвизгнула Ирина Михайловна и резко перестала сопротивляться, зато стала кричать:
— Чтоб ты сдох, Громов, чтоб у тебя на лбу х… й вырос! Чтоб у тебя все отсохло, тварь! Проклинаю тебя, хуе… с!
— Расписку положите на стол, я ее в дело приобщу. — совершенно спокойно пробормотал пробормотал следователь, внимательно рассматривая немного помятый протокол обыска. Удовлетворившись, что процессуальный документ переделывать не придется, следователь мотнул головой понятым, что во время безумного броска хозяйки квартиры, успели шустро эвакуироваться в соседнюю комнату, и теперь осторожно выглядывали из-за двери:
— Граждане понятые, возвращайтесь на место, у нас еще много работы. А вы Громов можете идти.
Я благоразумно последовал доброму совету и поехал домой к старшему кассиру.
Дверь мне открыл здоровый мрачный мужик.
— Что надо?
— Олеся Викторовна мне нужна.
— Нет ее. — Мужик попытался захлопнуть дверь, но я ему не дал.
— Передай ей, когда она перестанет прятаться, и вылезет из шкафа, что завтра я жду ее с деньгами в шестнадцать часов вечера в магазине…
— Да иди ты! — мужик попытался меня толкнуть, но я вцепился в дверь и уперся.
Мы сошлись в клинче и мне до безумия захотелось впиться зубами в поросший черным волосом кадык, сжать зубы, рвануть то, что удалось ухватить, почувствовать горький вкус теплой крови этого козла…
Видимо что-то нехорошее в моих глазах мой противник углядел, во всяком случае мужик отшатнулся и теперь настороженно буравил меня маленькими глазками, держа метровую дистанцию.
Я утвердился в дверном проеме и, с видом победителя, крикнул в глубину квартиры:
— Я подружку твою по-хорошему предупреждал, но она не вняла. Вчера человека, которого на меня натравили, застрелили и любовника ее задержали. Лет на десять. А сегодня у нее все ухоронки на обыске вывернули, весь стол деньгами завален. Хочешь, чтобы с тобой тоже самое было — изволь. Завтра деньги не отдашь, послезавтра с тобой разберусь. Давай, до встречи, не прощаюсь.
На злом, веселом кураже, я запрыгал вниз по ступенькам, совсем как пацан, а за моей спиной с гулким хлопком закрыли дверь квартиры.
Через час.
Локация — Дорожный РОВД. Квартира Огородниковой Матрены Васильевны.
Пенсионерка и мой бывший агент, бывшая партизанка, взяла из коробки очередную конфетку «Птичье молоко», откусила половинку, посмотрела на цвет начинки под слоем шоколада, после чего подняла на меня взгляд.
— Так что ты пришел, начальник? Почти год старуху не вспоминал…
— Повода не было, Матрена Васильевна.
— А сейчас повод появился?
— Появился. — Я хотел взять конфету из принесенной мной коробки, но хитрая бабка, видимо, почувствовав мой взгляд, подхватила мой подарок и отнесла его в холодильник:
— Потом, с чаем поем, да тебя, начальник вспоминать буду. Так что ты хотел?
— Работу предложить.
— Работу?
— Ну да. Директором промтоварного магазина. Вы же раньше в торговле, насколько помню, работали?
— Работала. Два года, пока за растрату не посадили. — спокойно ответила мне бабка, взяла папиросу. Несколько раз пыталась прикурить, но руки ее дрожали, поэтому я отобрал у нее коробок и сам дал ей прикурить.
— И, если я соглашусь, сколько ты мне зарплаты положишь? — вверх поднялось сизое облачко табачного дыма.
Я назвал свою последнюю зарплату в системе МВД, и пенсионерка поморщилась.
— И еще процент с оборота.
— Какой процент? — заинтересовалась старуха.
— Я же сказал — процент. Один процент.
— Один процент? — обиженно переспросила кандидатка на вакантную должность.
— Там работа не бей лежачего. По факту — один отдел, три ленивые задницы торгуют замками, иголками и пластиковыми тазами так лихо, что на свой месячный оклад наторговать не могут. Этот отдел должен функционировать по договору о приватизации. Сколько будет в нем работников, мне все равно. Есть уборщица, дворник и бухгалтер. Бухгалтер — мой человек, остальными будет распоряжаться директор. Остальная площадь занята арендаторами. Задача директора — порядок в магазине и на прилегающей территории, раз в месяц прием арендной платы, инкассация. Договор с охраной есть. Кто — ты или бухгалтер будет хозорганом, мне тоже все равно, но мне охрана по ночам звонить не должна, по поводу «сработок» сигнализации. Вот за это оклад и процент. Работа несложная. Если проблемы возникнут за рамками твоей компетенции, тогда выходишь на меня.
— А ты, начальник, к этому магазину какое отношение имеешь? — осторожно спросила старушка.
— Наследство моей дочери, а я при ней душеприказчик. Пока дочь не вырастет, я главный. — отрезал я.
— Вот, я мне Боженька такой хорошей дочи не дал… — закручинилась Матрена Васильевна: — Ладно, давай, я завтра приеду, посмотрю, что и как, а потом тебе окончательный ответ дам. А ты чего не хочешь этим заниматься?
— Скучно мне, не мое этой. — я встал: — Завтра во сколько тебя ждать?
— Открываешь во сколько? Вот к открытию приеду. — буркнула бабка, провожая меня у порога: — Заодно посмотрю, как и что с охраной.
— Вот такой боевой у меня директор магазина завтра выходит. — я провел пальцем по ложбинке, вдоль позвоночника, лежащего в изнеможении, на офисном столе, адвоката и Софья взвизгнула, подхватилась, схватила со спинки стула, чуть измятую, белую блузку (новую, раньше такую не видел), прикрыла мягкую грудь.
— Громов, я же просила не распускать руки… — девушка, собрав разбросанное по кабинету белье, спряталась за дверь шкафа, где пыталась одеться.
— Вообще-то я тебя, чисто по-дружески, обнял, никаких таких мыслей у меня не было… — я упал в кресло и крутился на нем, бездумно глядя в потолок.
— Ну и не надо меня было обнимать. Я же быстро завожусь… — казалось, только что за дверь убежала помятая, раскрасневшаяся, растрёпанная девица, прошло две минуты и на середину кабинета шагнула деловая молодая женщина, которая на работе никакими глупостями не занимается, осталось только пару прядей перед зеркалом поправить. Вот как они это умеют?
— Поедешь домой? — я встал, покрутив на пальце ключи от автомобиля.
— Если можно, подожди еще минут двадцать. — Софья сложила ладошки на груди: — У меня завтра дело сложное, надо кое-что посмотреть. Если хочешь. там, в шкафчике, кофе и печенье, угощайся.
Все-таки, бесплатная аренда офиса великое дело, у голодного молодого адвоката появился дорогой растворимый кофе и импортное печенье, в красивой упаковке. Глядишь, при моем следующем визите, Софья себе секретаря наймет или кофемашину купит.
Двадцать не двадцать, но через сорок минут мы вышли из офисного здания и стали рассаживаться в салон автомобиля.
— А это что? — глазастый адвокат ткнула пальцем в дырку в лобовом стекле, наскоро заклеенном скотчем.
— Да, камешек отскочил. Надо новое стекло заказывать, но, пока не успел. — я ответил самым честным взглядом, и мне, кажется, поверили, тем более, что я отвлек адвоката новой юридической задачей.
— Я на расчетный счет ломбарда денег внес, в результате у моего соучредителя, гражданина Фролова около десяти процентов осталось в уставном капитале. Все сроки, что на собрании были озвучены, истекли. Надо ему еще одно уведомление «заказным» отправить, а после праздников в регистрационную палату отнести протоколы, что наши доли изменились. А через полгода что-то придумать, чтобы этого ферта в числе учредителей не было совсем. И с тетками моими в магазине, тоже самое провести. Брагин сказал, что у Гамовой что-то нашли, нехорошее, ей, вероятно, будут соучастие во взятках ее майора, шить, так что, не факт, что ее из изолятора выпустят, а мне совсем не нужен соучредитель магазина по ту сторону колючей проволоки, даже с ее четырьмя процентами. Прикинь, она на зоне в буру или в очко свою долю продует и ко мне оттуда кто-то придёт, за дивидендами. Тебе смешно? А ты не смейся, всякие истории бывают. Поэтому, ты с моими сособственниками разберись, и я буду доли выкупать или до ноля их уменьшать. Это, хотя дешевле, но более хлопотно. Ты все запомнила, или повторить?
Мы уже стояли во дворе дома адвоката.
— Я все запомнила. — Софья внезапно прижалась ко мне, долго и вкусно поцеловала в губы, ткнула пальчиком в дырку в стекле, одновременно делая «многозначительные» глаза, и смеясь выскочила из машины.
Я отъехал от дома, дождался, пока девичья фигурка, хорошо видимая в больших окнах подъезда, не скроется за дверью квартиры, и покатил в общежитие. Меня ждала долгая прогулка с Демоном, пачка пельменей со сметаной на двоих и долгая ночь, когда глаза бездумно смотрят в потолок. А единственным развлечением является движения ответа фар, проезжающих по улице, машин.