Рыцарь Резервации

Глава 25

По рядам присутствующих прокатился удивленный вздох.

— Ох ты, — почесала нос Метта. — Они решили исчислять стоимость поместья в артефактах? Интересно…

Я бегло посчитал цену одного простейшего октаэдра и сделал вывод, что у нас такие бабки имеются, и с горкой. Ценник, конечно, существенно занижен, но и это, думаю, с умыслом. Каким? Видно, будет через пару минут.

Но обольщаться не стоит. Еще неизвестно, сколько придется накинуть сверху, когда Горбатов вступит в игру…

— Наверное, они рассчитывают, что среди покупателей нет людей, способных быстро соориентироваться в курсах на артефакты и пересчитать самые мощные из них в рубли, — заметил я мысленно. — Все же добывать и использовать артефакты это одно, а спекулировать ими на рынке — другое. Как и говорила Свиридова — психологический прием. Мол, пока будут думать и считать, птичка уже улетит в лапки понятно к кому.

Хорошо, мы с Меттой в свое время буквально ночевали в магазинах, пока выбирали блестяшки для Шпильки. Так что среди рыночных цен мы чувствовали себя уверенно. В Шардинске цены, конечно, отличаются, но вряд ли кратно.

— Хитрю-ю-ю-юга рыжая! — фыркнула Метта. — Я не удивлюсь, если он еще и монетку себе на счастья в ботинок положил!

— Итак, господа? — крикнул распорядитель. — Десять октаэдров! Кто больше?

Никто не ответил. И тут…

— Двенадцать! — раздался голос с заднего ряда, и народ зашевелился.

— Оу! — оглянулась Метта, и я вместе с ней. — Кто-то решил перебежать дорожку нашему рыжему паровозу? Да и сразу на две октаэдра?

Ему тут же ответили:

— Четырнадцать!

Все снова оглянулись на кричавшего. Я же смотрел только на Горбатова, как на «режиссера» этого спектакля.

А тот даже не обернулся. Учитывая, что мне про него рассказывали, такое поведение довольно странно. Для человека, который смертельно боится конкуренции, выглядел барон очень уж расслабленно.

— Подсадные, — вздохнула Метта. — Отсекают конкурентов, как могут. Мол, раз ставки растут так быстро, соваться не стоит.

— Пятнадцать! — раздался новый крик, а затем эти типы начали соревноваться, накидывая понемногу артефактов низших рангов.

«Режиссер» спектакля сидел себе и пялился в одну точку. Хочет, чтобы у всех сложилось впечатление, что его благородие совсем не при делах и не нужно ему это поместье? Но мы-то знаем…

Цена, тем временем, постепенно повышалась. Когда стоимость Таврино дошла до восемнадцати октаэдров, промежутки между выкриками становились все длиннее и длиннее, а вот скорость, с которой дамы обдували себя веерами, возрастала.

Наконец, поднял руку сам Горбатов. Народ тут же притих.

— Три додекаэдра, — сказал он тихим голосом.

По рядам пронесся вздох удивления, и я буквально шкурой ощутил, как захрустели шестеренки в головах собравшихся. Одни вытащили листочки и начали бегло набрасывать стоимость, другие достали калькуляторы и зашлепали по кнопкам.

Бедолаги… Все же конвертировать рубли в артефакты, которые не равны друг другу и еще постоянно то дорожают, то дешевеют в зависимости от конъюнктуры и частоты Поветрий занятие не из легких.

Метта же сообразила куда быстрее:

— По нынешним расценкам октаэдр равен четырем тетраэдром и десяти гексаэдрам. А…

— Метта, короче, — осадил я ее умничанье. — В мыслях, конечно, время идет куда медленней, но даже оно не бесконечно. Додекаэдр равен десяти октаэдрам, да?

— Да-а-а-а!

Ага, значит, Горбатов только что разрубил гордиев узел.

— Три додэкаэдра от его благородия Романа Арнольдовича! Вот это да! — сильно переигрывая, ахнул распорядитель. — Кто больше? Три додекаэдра — раз!

Он замолк, и вдруг я услышал за спиной шипение. Обернувшись, поймал на себе взгляд Свиридовой. Она смотрела на меня круглыми глазами и шептала одними губами:

— Илья, что же вы мешкаете⁈

С другой стороны я услышал покашливание Лариной. Она тоже сидела как на иголках.

Погодите, милые дамы. Вот-вот кое-кто тоже начнет шевелиться…

А тем временем, распорядитель едва не дирижировал своим молотком:

— Три додекаэдра — два! Три додэ…

— Четыре додекаэдра! — громко сказали сбоку, и весь зал повернул головы.

Ага, вот и наш герой! Руку — вернее ладонь с лениво отставленным пальцем — поднял Лев.

— Ага… — проговорил явно удивленный распорядитель. — Молодой человек вступает в игру? Кажется, вы юный Ленский, да? Я же не ослышался, вы сказали?..

— Четыре додекаэдра и пять октаэдров! — сказал я погромче, и вся аудитория немедленно посмотрела на мою скромную персону.

— А вы умеете появиться эффектно, Илья, — хихикнула Метта и зааплодировала.

Увы, никто в зале ее не поддержал. Даже Аки, но она давно просто сидела и смотрела на «спектакль» с открытым ртом.

Я же вгляделся в глаза Ленскому. В них мелькнула знакомая азартная искринка.

Барон Горбатов открыл было рот, чтобы назвать следующую сумму, но Лев его опередил:

— Пять додекаэдров. И три октаэдра на сдачу!

Собравшиеся робко рассмеялись. В ответ Горбатов закрутил башкой как заведенный. Смех тут же стих, и в опустившийся тишине раздался уже мой голос:

— Пять додекаэдров и десять октаэдров. Итого, шесть!

Народ охнул и вот тут взорвался настоящими аплодисментами. Горбатов едва шею себе не свернул — его выпученные глаза вращались как два глобуса. Кажется, он хотел захватить ими всех, кто посмел хлопать в ладоши и поддерживать нас со Львом.

— Ах так! — хохотнул Ленский и, прежде чем Горбатов решился ответить, вскочил на ноги. — Шесть больших артефактов плюс тринадцать маленьких, сколько получится, уважаемая публика? Правильно!

И он показал распорядителю семь пальцев, потом еще три. На его губах сверкала озорная улыбка. В этот момент Лев походил на игривого мальчишку, которые выводит из себя псину на привязи.

Краем глаза поглядывая на краснеющего Горбатова, я принял его очередной вызов:

— Вы ошиблись, сударь, — сказал я, вставая напротив Ленского. — Это поместье не стоит двухста восьмидесяти тетраэдров. Моя цена — триста тетраэдров!

— Пятьсот, — хмыкнул Лев и посмотрел мне в глаза.

Я же скосился на Горбатова, а остатки его волос буквально прилипли к потной лысине. Старый хрен, кажется, совсем охренел от нашей наглости. Ну что ж, раз ты хотел поиграть в артефактную математику, мы тебе это устроим.

И мы спустились еще на один ранг ниже и пошли торговаться всяческой «мелочью», присовокупив к получившейся куче артефакты достоинством покрупнее и постоянно выясняя, кто из нас ошибся в расчетах.

Через пару минут люди переводили взгляды то на меня, то на Льва и, судя по их выпученным глазам, они давно заплутали в наших ценовых дебрях. Набрасывая по чуть-чуть, меняя виды артефактов, спускаясь до примитивных кубиков и пирамидок, играясь рангами и степенями магических сил (ибо они тоже отличались по стоимости), мы забирались все выше и выше. Скоро уже Ленский начал теряться в вычислениях.

Метта помогала мне как могла — мой мозг уже кипел, но я упорно превращал додэкаэдры в тетраэдры, пирамидки Движения в призмы Жизни, а их в артефакты Огня, Воздуха и Пространства, а затем по новой, но уже в совершенно ином виде. Получившуюся сумму я переводил в простейшие гексаэдры и обратно, накинув еще пару десятков октаэдров для смаку.

— Четыреста сорок шесть октаэдров Огня минус три додэкаэдра Воздуха, возведенные во вторую степень, сколько это будет, господин Ленский? — улыбнулся я, сам едва не потеряв нить математических рассуждений.

Лев завис. Как и Горбатов, как и распорядитель, и как и все присутствующие.

Да, возможно, мы с Левой уже нести полный бред и давным-давно сбились в простую клоунаду, но она себя оправдала. Формально мы торговались, и к нам было не подкопаться.

— Вот и я не знаю, — пожал я плечами и повернулся к распорядителю. — Поэтому моя цена…

— Десять додекаэдров!!! — зарычал вскочивший на ноги Горбатов.

Да уж, таким взглядом можно камни резать.

Женщины позади нас вскрикнули, и не зря. Такая цена ни им, ни мне уже не по карману. За моей спиной печально вздохнули.

Однако, судя по покрасневшим глазам Горбатова, а также по бледной физиономии его сынка, сомневаюсь, что и сам барон потянет такую дикую стоимость.

И как нам выкрутиться? Начать торговаться дальше, рассчитывая на помощь ШИИРа и Лариной? Ну уж не-е-ет! Меня вам так просто не поймать.

— Увы, ваше благородие, — пожал я плечами, сохраняя каменное выражение лица, — вы ошиблись, ибо эта сумма давно позади. Вам бы неплохо поднатореть в разнице курсов, прежде чем приходить на торги.

И, устало вздохнув, я посмотрел на распорядителя.

— Моя цена — двадцать восемь октаэдров Огня, шесть октаэдров Воздуха, триста тридцать гексаэдров Движения, — сказал я первое, что пришло мне на ум.

А затем добавил:

— И одна призма Времени.

— Призма Времени⁈ Ложь!!! — ткнул в меня пальцем смертельно охреневший Горбатов и заорал: — У тебя ничего этого нет, безродная скотина! Провокатор!

Народ охнул, и тут же послышался грохот — вновь пара дам шлепнулась не в надуманный, а в самый настоящий обморок.

Тишина следом опустилась такая звонкая, что я снова услышал комарика. Он вился вокруг рыжей башки Горбатова и бил его лапками.

— Негодяй, оскорбил Илью Тимофеевича! — пищал он голосом Метты, и я разглядел ее маленькую фигурку с крылышками. — Получай! Дуэль! Дуэль!

Нет, с дуэлью мы как-нибудь повременим.

— Роман Арнольдович, — пронзил тишину голос Свиридовой. — Извинитесь перед этим… пылким молодым человеком. Вы не в кабаке.

— Что⁈ — вздрогнул он и рыкнул уже на нее: — Он сорвал торги!

— Кажется, в уставе торгов нет пункта, запрещающего называть цены исходя из общепринятых артефактных эквивалентов, — ухмыльнулась Свиридова. — Нет же, Ростислав Карлович?

— Эмм… нет, — выдохнул распорядитель, цвет лица которого мог поспорить с мордой Горбатова.

— Вот и славненько, — кивнула Свиридова. — Зато в уставе четко прописано, что оскорбление одного из участников торгов недопустимо и карается выдворением с места проведения мероприятия. Вам помочь, Роман Арнольдович? Или вы все же извинитесь перед молодым…

— Ни за что и не перед кем я не буду извиняться! — прошипел Горбатов. — Ни перед этим сосунком, ни перед тобой, шиировская шлюха!

Народ снова охнул, и еще троица дам плюхнулась в обморок. Затем скрипнул стул, и на ноги поднялся Геллер.

— Прошу прощения, — сказал он, хрустнув шеей, а затем его глаза сверкнули. — Кажется, назвали Юлию шлюхой?

Маг сделал тяжелый шаг. Публика задержала дыхание.

— А ты кто такой черт тебя?.. — обернулся к нему Горбатов, но тут его сынок вцепился ему в рукав и подал голос:

— Папа не делай глупос… — и тут же получил от отца размашистую оплеуху.

Бах! — и хлесткая пощечина едва не откинула парнишку на спину. Из его носа, заклеенного пластырем, брызнула кровь.

— Бесполезный кусок дерьма!

— Та-а-а-ак! — тут же подскочила со своего места Ларина и встала между старшим Горбатовым и Геллером. — Только драки нам тут не хватает! Роман Арнольдович, вам неплохо бы подышать свежим воздухом. Прошу! Прошу! Тимофей Борисович, мы справимся, благодарю!

Тут же со всех сторон появились смертельно бледные слуги.

— Господа, помогите Роману Арнольдовичу найти выход! — сказала Ларина, отвернувшись в попытке скрыть победную улыбку.

— Что⁈ — озирался Горбатов, вокруг которого смыкалось кольцо. — Как вы смеете, хамы⁈

— Прошу… ваше благородие… — лепетал тот самый швейцар, который пытался выгнать Аки. — На выход-с, подышать-с, воздухом-с… Иначе хозяйка-с грозиться вызвать полицию-с…

И тут Горбатов зазвездил уже ему. Удар в зубы был такой силы, что швейцар отлетел метра на два. Судя по тому, как на мгновение сверкнули глаза Романа Арнольдовича, бил барон используя магию.

И да, мы недосчитались еще пары впечатлительных дам. В толпе вскрикнули, началось шатание и ропот:

— Скандал, скандал… Безобразие!

— Вы… вы… — шипел и скрипел зубами Горбатов, оглядываясь по сторонам как загнанный зверь. — Вы… Хамы!

— Папа… — боротал Горбатов-младший, пытаясь заткнуть ноздрю, из которой тек целый ручей. — Пойдем уже!

Но Роман Арнольдович вновь вскинул руку, и тут…

— Ага, рыжий! Рыжий кожаный мешок! — заголосили откуда-то сверху, и все присутствующие вскинули подбородки. — Уложил того мудака во фраке? Хвалю! А теперь убей их всех, рыжий! Смерть людам!

— О, нет, он все еще здесь, — простонала Юлия Константиновна, когда в небе показался изрядно износившийся воздушный шар со злым автоматом вместо корзины.

— Чего уставились⁈ — заверещала злобная машина, размахивая кулаками. — Ох, дайте мне только добраться до ваших шей! Мигом передушу всех до одного!

Слуги, совсем забыв про Горбатова и учиненный им скандал, забегали туда-сюда. Требовалось срочно убрать озверевшего автомата подальше, однако он завис на такой высоте, куда даже самые высокие деревья не дотягивались. А еще, как назло, утих ветер.

Метта при этом смеялась так громко, что, казалось, моя невидимая спутница сейчас лопнет.

Безобразная сцена продолжалась еще где-то пару минут, и, наконец, Горбатов, смачно плюнув на пол, соизволил таки покинуть сад. На меня и на Ленского он посмотрел с таким выражением, с которым, наверное, во времена Гигантомахии чуды смотрели на юдов, а те отвечали им взаимностью.

— Убью… убью… убью… — беззвучно шептали губы барона, а злой автомат вторил:

— Убить, убить, убить всех людей!

Однако Горбатов торопливым шагом просто убирался прочь. За ним, хлюпая разбитым носом, засеменил его сынок.

Скоро парадная дверь захлопнулась. Да, грохот слышался даже здесь. Снова опустилась звенящая тишина, и звук удаляющейся машины мы провожали всей молчаливой толпой.

За это время никто не посмел проронить ни слова. Конечно, кроме бешеной машины, которая кружила над нами и обещала нам все возможные казни.

— Да уж… — сказала Метта и пригубила шампанское. — Да уж…

— Кожаные мешки-и-и! — бушевал летающий юд. — Кто из вас посмелее, идите сюда! Каждый получит от меня в глаз!

— Итак, — прервал я эту поднадоевшую тираду и нашел глазами распорядителя. — На чем мы остановились? Торги же продолжаются?

— Мы остановились на том, чтобы вспороть вам брюхо!

— Господи, уберите эту гадость! — закричали со всех сторон, но растерявшиеся слуги только разводили руками.

Одеревеневший распорядитель еще пару секунд тупо пялился в пространство. Лицо у него было как у приговоренного к казни — бледное, дрожащее и пустое. Хоть бери его за руку и веди прямиком на кладбище.

— Милейши-и-ий, — крикнул я ему. — Как дела? Вас вызывает Земля!

— Д-д-да… — наконец, выдал распорядитель и погладил свою потную лысину. — Вы называли цену в…

— Двадцать восемь октаэдров Огня, шесть октаэдров Воздуха, триста тридцать гексаэдров Движения и одну призму Времени, — склонил я голову. — Могу добавить еще пару десятков пирамидок, если нужно…

— Прошу прощения, — раздался голос сбоку, и я увидел Тимофея Борисовича Штерна, шефа корпуса жандармов. — Роман Арнольдович вспылил и ему нет оправданий, но все же позвольте мне увидеть эту призму Времени.

По рядам прошелестел шепоток. Шеф жандармов возвышался как скала, золотые пуговицы его идеально выглаженного мундира сверкали на солнце. Черные как смоль бакенбарды напоминали крылья.

— Она у вас действительно есть? — продолжал он, прищурившись. — Это один из самых редких и ценных артефактов. Если это просто трюк, чтобы разозлить конкурента, то он явно неудачный. В правилах торгов указано, что запрещено называть сумму, которую вы не можете предоставить.

— Аки, — кивнул я, и девушка охотно встала рядом. Затем я шепнул ей на ухо: — Дай-ка свою сабельку. Не бойся, она побудет в руках этих злых дядек всего минут пятнадцать.

И она, кивнув, вручила мне меч. Я ткнул пальцем на навершие, где и сверкал тот самый артефакт Времени.

— Еще вопросы? — обвел я глазами аудиторию. — Остальные артефакты у меня есть в рублевом эквиваленте. Итак…

И я посмотрел на распорядителя.

— Итак… — начал тот хриплым голосом. — Кто больше?..

Охотников не нашлось. То ли они были слишком бедны, то ли слишком обескуражены нашей стычкой с Горбатовым, чтобы пытаться соревноваться со мной, то ли никто еще не мог переварить нашу с Левой игру в артефактные счеты.

В Петербурге на занятиях по артефакторике мы часто этим занимались — превращали в уме одни артефакты в другие, а затем обратно. У самых увлеченных студентов (к которым принадлежали и мы с Меттой) эти перебрасывания превращались в схватки не на жизнь, а на смерть. Наш преподаватель считал, что подобная игра хорошо развивает мозг, и когда-нибудь точно пригодится в жизни.

Не соврал! Судя по тому, с каким удовольствием мне отвечал Ленский, в его учебном заведении увлекались примерно такой же пикировкой.

— Два… — буквально простонал распорядитель, с надеждой поглядывая то на одного гостя, то на другого.

Наконец, его бегающие глазки нашли Ленского.

Я тоже смотрел на него. Тот улыбнулся.

— Ой… — охнул Лев и, хлопнув себя по лбу, заерзал по карманам. — А знаете ли… кажется, я потерял кошелек… Какой я неряха!

Присутствующие разразились нервным смешком, продолжая наблюдать за распорядителем. Он открыл было рот, чтобы произнести «три», но все никак не мог вымолвить ни слова.

— Это же так просто, — проговорила Метта, появившись у него из-за спины. — Просто скажи: тр-и-и-и-и…

— Т… — сорвалось с губ Ростислава Карловича, и его кадык заходил как поршень. — Т… т… т…

— Да продано уже, продано! — замахала на него Ларина и вышла к трибуне. — Давай шлепай уже молотком и переходи к следующему лоту!

Но тот все никак не мог не то что ударить, но и закончить счет.

— Дай сюда эту штуку, если не умеешь!

Бах! — ударила Ларина по трибуне, и тут Ростислав Карлович нашелся:

— Три! П-п-продано! Юноше в пятом ряду! П-поместье Таврино продано… Итак… Следующий лот…

— Следующим лотом нужно скрутить тебя в камнедробилке, кожаный мешок! Смерть человечеству!