— Ну, — Вирель ехидно улыбнулся, — раскрывай нам свои страшные тайны. Что у тебя есть такого важного, что мы должны терять драгоценное время?
Миста скривила губы в знак того, что ехидство Виреля совершенно ее не задело, и открыла походную сумку.
Они остановились на полянке невдалеке от того самого Дремучего леса, в котором Тристану и Вирелю уже довелось однажды побывать. Городские ворота остались далеко позади, и путники могли не опасаться любопытных прохожих.
— Смотрите! — Миста вынула из сумки три пожелтевших от времени свитка.
При первом же взгляде на них стало ясно, что это не просто куски бумаги. От свитков буквально веяло магией. Тристан ощущал их энергию, словно это были живые существа.
— Магические свитки! — вырвалось у Виреля. — Но как ты их достала? Они же стоят баснословных денег.
— Среди тех, кто торгует свитками, тоже есть рыжие.
Она аккуратно разложила свитки на земле.
— Что это? — не понял Тристан.
— Волшебные свитки, на которых начертаны заклинания, — отозвалась Миста.
— А зачем? — Тристану было даже как-то неловко спрашивать. — Не легче ли просто использовать магию?
— Ну, используй, если можешь, — усмехнулся Вирель. — Слушай, ну не может быть, чтобы ты не слышал об Изгнании.
— О чем?
Вирель покачал головой.
— Все началось при короле Сатрапе Чародее, — заговорил Вирель. — Он захватил власть при помощи темной магии, а немногие светлые силы пытались остановить его. Это была кровопролитная война…
— Если ты собрался пересказать Тристану всю историю Амбинии, — возмутилась Миста, — то мы тут до старости проторчим.
— Секунду, — Вирель решил ускорить свой рассказ, — после победы над чародеями у королей возникли проблемы уже с добрыми волшебниками. Самодуру Опустелому очень не нравилось, что белые маги критикуют его правление и лезут к нему со своими советами. И тогда король приказал изгнать их из страны. Так Амбиния и стала Королевством рыцарей. Магия в ней теперь запрещена, остались только свитки.
— А почему свитки остались?
— Да потому, что ни один рыцарь не справится со сложным подвигом без хорошего волшебства. Ведь до Изгнания именно маги были советниками славных героев. Считалось так: рыцарь — это просто груда мышц и оружия, его дело — махать мечом и выкрикивать воинственные лозунги, а маг — это мозг. Он выстраивает план сражения и помогает рыцарю ценными советами и мудрыми наставлениями. Однако после Изгнания рыцарям пришлось думать самим. А получалось это далеко не у всех. Многие воители пали, сражаясь с чудовищными монстрами, ибо были недостаточно подготовлены к бою. Вот тогда-то и придумали свитки. Из-за границы спешно выписали нескольких лояльных королю волшебников, которые сделали магию доступной для всех. Если у тебя есть свиток с заклинанием, то ты можешь произнести его и таким образом использовать волшебство себе на пользу.
— Вот этот, с красной лентой, свиток Великой Мощи. — Миста смотрела прямо в глаза Тристану, проверяя, внимательно ли он ее слушает. — Если ты развернешь его и прочтешь заклинание, то твое тело наполнится такой силой, что и сотня драконов не сможет тебя одолеть.
— Его же надо немедленно прочитать! — вскричал Вирель. — С такой силой Тристану никакой дракон не страшен.
— Умник ты наш, — спокойно, со знанием дела ответила Миста, — неужели ты думаешь, что этот свиток дает силу навечно? Заклинание действует всего десять минут, так что использовать его надо с умом. Впрочем, тебе этого не понять.
Вирель надулся.
— Идем дальше, — Миста взяла свиток, перевязанный золотой ленточкой. — Вот это свиток Путеводного Света. Он — думаю, даже Вирель догадался — дает свет, такой яркий, что он развеет любую тьму, даже самую страшную и непроглядную.
— И зачем он нам? — спросил Тристан. — Чтобы в ночи не заплутать? Для этого есть факелы.
— Для того, — сказала Миста, — чтобы использовать его в Мертвом Проходе, который окутан бескрайней тьмой.
Тристан смолк. Видимо, Миста не отказалась от идеи с Проходом. Он и сам не раздумывая пошел бы по нему, ибо это был кратчайший путь. Но мысль о бескрайней тьме и чудовищах, которые там водятся, не давала ему покоя.
— А теперь самое главное, — сказала Миста, — свиток с зеленой ленточкой. Там внутри заклинание Искателя. Такие свитки не изготавливались долгие годы, а секрет этого заклинания считался давно утерянным. Однако мне повезло найти его в лавке торговца.
— Для помощницы трубочиста ты слишком хорошо разбираешься в свитках. — Вирель прищурился и посмотрел на Мисту с явным подозрением.
Миста ничего не ответила.
— Какому богу ты молишься? — Он схватил ее за руку.
— Арху, — моментально откликнулась Миста.
— И как к нему обращаются?
Миста вырвала руку и отступила на шаг назад.
— Арх, хромой и угрюмый, помоги мне в труде моем, — медленно заговорила она. — Даруй мне упорство и удачу для моей работы. И пусть пила, молоток и топор будут так же верно служить мне, как служат они тебе. И пусть мозоли на моих руках даруют мне радость, а не уныние. Ну что, съел, въедливый ты наш?
Тристан поднялся с земли, отряхнув с себя траву.
— В путь, — сказал он.
— Минуточку, какой дорогой мы пойдем? — хором спросили Вирель и Миста.
Тристан задумался. Короткий путь казался очень опасным. О Дремучем лесе ходили страшные слухи. Нога человека никогда не ступала в его чащи, да и на окраины леса люди старались не заглядывать. Им с Вирелем повезло, что они выбрались целыми и невредимыми, и возвращаться туда Тристану совсем не хотелось. За лесом лежали Вересковые топи — самые обширные и коварные болота Амбинии. Там легко было заплутать и провалиться в трясину, из которой нет спасения. Что уж говорить о Мертвом Проходе, если даже рыцари боятся его. К тому же, чтобы попасть к Мертвому Проходу, нужно еще переправиться через бурную Попрыгунью. Значит, им понадобится брод, или мост, или паром, а если ничего этого нет, то собственная лодка. С другой стороны, основная дорога ничем не лучше. Ему не догнать там остальных участников Турнира, они ушли далеко вперед. Вдобавок сквары выставили вдоль дороги засады. Он не смог никого предупредить о заговоре, и это не давало ему покоя. Но наибольшая опасность все-таки угрожает именно ему, ведь скварам приказано его убить. Да уж, от главной дороги лучше держаться подальше. Дремучий лес будет сейчас для него куда безопаснее. А значит, этот путь не только короче, но еще и надежнее.
— Мы пойдем через Дремучий лес и Вересковые топи, — сказал он наконец. — И если не нагоним остальных, то я не побоюсь и Мертвого Прохода.
Вирель развел руками. Похоже, он был очень раздосадован таким решением, но спорить не решился. Миста навьючила свою сумку на спину И-гуа, чем конь, разумеется, остался недоволен. Девочка, однако, оказалась не робкого десятка, так что И-гуа был вынужден смириться. Он явно побаивался Мисты и даже не пытался пререкаться с ней. Дошло до того, что Вирель, который раньше часто злился на своего бывшего лошака, сделался ревностным защитником его интересов.
Друзья двинулись прочь от дороги и довольно быстро набрели на тропинку. Тропинка эта вела в зловещую и неприветливую чащу. Рыжие сербонии, могучие дубы и высокие вязы, повинуясь суровому северному ветру, сердито трясли лохматыми кронами, словно предупреждая путников о какой-то неведомой опасности.
— Это Дремучий лес, — не унимался Вирель, — люди тут просто так не ходят. Он на всю Амбинию славится своей жутью. Об этом даже песни слагают.
— Испугался? — ехидно поинтересовалась Миста.
— Кто? Я? — Лицо Виреля вспыхнуло. — Я не испугался, я просто пытаюсь уберечь Тристана от бессмысленной гибели.
— Нет, — покачала головой Миста, — ты не хочешь идти, потому что боишься глупых россказней об этом лесе.
— А вот и не боюсь!
— Боишься!
— Нет, не боюсь. — Вирель совсем потерял терпение. — Идем в лес! Но если мы погибнем, в этом будешь виновата ты!
За пять или шесть часов друзья ушли глубоко в дебри Дремучего леса. Тропинка плутала между деревьями, ныряя в заросли кустарника, что сильно затрудняло путь. Особенно Тристану, который еще не научился свободно двигаться в тяжелых доспехах. Тут росли исполинские деревья. Их длинные и крепкие ветви, напоминавшие руки великанов, скрипели на ветру, словно бы угрожая путникам. Солнечные лучи тонули в густой листве, не достигая земли. Друзья продолжали путь в гнетущем полумраке. Тропинка сделала еще один поворот и резко нырнула вниз, на дно глубокого оврага. Деревья отсюда казались еще выше. Они росли наверху по краям оврага, внизу же путникам встречались лишь небольшие кустики и папоротник, в котором утопала тропинка. Длинный овраг врезался в чащу леса, рассекая ее, как острый нож. Начался неприятный спуск по рыхлой земле, покрытой мокрой травой и опавшими листьями. Ноги скользили, друзья скатывались вниз, рискуя свернуть шею. Тропинка завела их в такую глушь, что Тристан про себя прозвал ее чащей вечной ночи.
Кроны деревьев совсем заслонили солнце. Внезапно под ногой Тристана что-то громко хрустнуло. Миста и Вирель хором вскрикнули, а И-гуа громко заржал.
— Спокойно, — Тристан умудрился сохранить самообладание. — Это всего лишь ветка.
— Уух! — Вирель отер пот, проступивший на лбу. — Так недолго и дуба дать.
В этот момент что-то вновь скрипнуло, но уже не под ногами, а где-то сбоку. Друзья оглянулись. По телу Тристана пробежал холодок.
Путники долго всматривались в чащу, но не увидели ничего подозрительного. Кругом были одни деревья да густой кустарник.
— А может, используем свиток Света? — предложил Вирель. — По-моему, самое время.
— Он пригодится нам в Мертвом Проходе, — возразила Миста.
— Нет, — решительно сказал Тристан. — Мы воспользуемся Живокартой.
Он потянулся к седлу И-гуа. Сумку пришлось искать на ощупь. Наконец он извлек Живокарту и разложил ее на земле. Точка с надписью «Вы здесь» терялась среди деревьев. Отыскать ее было непросто.
— Куда же нас занесло, тролль подери, — вздохнул Тристан.
В середине карты образовалась тонкая красная полоска. Она потянулась наискосок через лес по направлению к северу, пересекла ровно посередине Альденбург и юркнула за Кривобокие холмы. Тристан совершенно не понимал, что происходит. Полоска добралась до крошечной закорючки, что располагалась на северо-востоке Амбинии, у самых границ с землями гьельдов. Закорючка заморгала, и над ней возникла надпись:
«Куда-Же-Нас-Занесло-Тролль-Подери, крошечная деревня на северо-востоке Амбинии. Свое название получила в честь фразы, сказанной заблудившимся в тех краях путником. Население — двадцать девять человек — все еще продолжает расти».
Несмотря на страх и темноту, друзья расхохотались. Даже Вирель и Миста, мнения которых никогда и ни в чем не сходились, согласились с тем, что название у деревни — лучше не придумаешь. Отсмеявшись, Тристан легким движением пальца вернул изображение на карте обратно в лес. Он долго изучал ее, после чего объявил:
— Засветло мы из этого леса не выберемся.
Возникла пауза.
— Дальше не пойду, — решительно сказал И-гуа. — Я на все эти приключения не подписывался.
— И-гуа, — спокойно сказал Тристан, — ты же боевой конь, а стало быть, страх тебе неведом.
— Еще как ведом. — И-гуа тряхнул гривой. — Так что с места я не сдвинусь.
— Оставь его, Тристан, — сказал Вирель. — И-гуа принял решение. А мы пойдем. Пусть остается в этих дебрях или идет назад. Он теперь сам по себе.
Тристан улыбнулся. Деревья зловеще шелестели листьями. Где-то высоко над головами путников послышался шорох, а секунду спустя — глухой стук. Ветка шлепнулась на землю в двух шагах от них. Все четверо вздрогнули.
— А знаете, — И-гуа, похоже, передумал, — пожалуй, я все-таки пойду с вами. Я же боевой конь, и страх мне, как я только что вспомнил, в самом деле неведом.
В этот миг вновь раздался хруст, причем куда более отчетливый, чем раньше. Казалось, кто-то подбирается к ним все ближе и ближе и вот-вот выпрыгнет из засады.
— Жутковато, — проговорил Вирель. — Говорят, в этих дебрях водятся людоеды.
— Ну, — сказал И-гуа, — тогда мне тем более бояться нечего.
— Это еще почему? — спросила Миста.
Тристан заметил, что при упоминании людоедов их спутница побледнела.
— Ну, они же людоеды, а не конееды, — заржал И-гуа.
— Это верно, — голос Мисты подрагивал. — А вот мне есть чего опасаться. Говорят, людоеды считают, что девочки гораздо вкуснее мальчиков. А рыжая девочка для них вообще на вес золота.
— Вот и отлично, — пробурчал Вирель. — Отдадим им тебя, а сами пойдем дальше.
Миста промолчала. Похоже, мысли о людоедах всерьез беспокоили ее.
Друзья продолжили путь в полном молчании. Едва ли не каждую секунду кто-нибудь из путников встревоженно вскидывал голову. Тристану казалось, что над ними проносятся хищные птицы, готовые в любую минуту атаковать их. И только подняв голову и убедившись, что это всего лишь ветви деревьев, он ненадолго обретал покой. Деревья смыкались так близко, что превращались в самую настоящую живую стену. Трава обвивалась вокруг ног, и путники вязли в ней, как в болоте. Папоротники доходили Тристану до плеч. Минут через десять друзья поняли, что потеряли тропинку. Идти пришлось наугад.
— Хватит, — сказал Тристан. — Пока не поздно, нужно вернуться на дорогу.
— Так мы совсем отстанем, — сказал Вирель. — Нам нельзя терять еще день.
— Ничего, догоним, — сказал Тристан. — Все лучше, чем заблудиться.
— А наемники Харибды? Они наверняка засели на дороге. Ты забыл, что ждет тебя?
— Что-нибудь придумаем, — отозвался Тристан, отбиваясь от папоротника, который лез ему прямо в рот, — но здесь мы погибнем.
— Ты прав, — кивнула Миста. — Зря я все-таки предложила идти через лес.
Она выглядела такой бледной и потерянной, что Тристан даже испугался.
Все четверо, включая И-гуа, очень обрадовались, что идти дальше им не придется. Они повернули обратно и стали высматривать свою тропинку в густом папоротнике, но она словно растаяла.
— Кажется, вон за тем вязом, — Вирель указал на огромное дерево.
— Или около того пня, — отозвалась Миста.
— Или у рябины, — поддержал разговор И-гуа.
Ни там ни там тропинки не оказалось, зато она отыскалась возле старой осины, что поросла морщинистыми древесными грибами.
Они пошли по тропе и шли минут пять, пока взволнованный голос Виреля не остановил их.
— Снова обрывается, — сказал он. — Да и место какое-то новое. Мы тут не были.
Они продолжили поиск. Тристан долго бродил между тремя соснами, он был уверен, что именно между ними в последний раз видел спасительную тропинку. И, о чудо, через четверть часа он все-таки отыскал ее.
— Сюда! — крикнул он. — Нашел!
Никто не ответил. Тристан поднял голову. Рядом никого не было. Друзья, увлеченные поиском тропинки, разбрелись по чаще и потеряли друг друга.
— Ау! — крикнул Тристан, и этот крик отозвался эхом в толстых стволах гигантских деревьев с бородавчатой корой.
Эхо стихло, вместе с ним замолк и ветер. Лес погрузился в глубокую тишину. Ни единый звук не нарушал ее. Тристан не слышал ни шелеста листвы, ни скрипа веток, ни пения птиц. И тут откуда-то из самых недр этой страшной чащи до его ушей докатилось чье-то протяжное «ау». Тристан двинулся на этот звук.
«Стоп, — сказал он себе, — я иду наугад».
Он остановился, чтобы обдумать план действий. В густой траве у самых его ног что-то сверкнуло. Тристан опустил взгляд. Нет, ничего. Видимо, показалось. Он отвел глаза в сторону, но тут же увидел приятный фиолетовый свет у самой своей ступни. Раз — и свет пропал. Тристан запустил руку в траву, нащупал какой-то круглый и теплый предмет и резким движением извлек его на поверхность. На его ладони лежал камешек с небольшим, похожим на верблюжий горб бугорком. Камешек был совершенно серый, но время от времени он вдруг вспыхивал фиолетовым, будто подмигивал Тристану. В бугорке камешка виднелась дырочка, в которую была продета серебряная цепочка.
Тристан залюбовался камнем. Как же он попал в эти дебри? Повинуясь какому-то странному зову, который шел то ли от камня, то ли от него самого, он нагнул голову и надел цепочку.
— Вот и повесил себе на шею камень! — улыбнулся он сам себе.
Едва камень коснулся его кольчуги, как Тристан почему-то забыл о нем. Зато вспомнил о друзьях. Где же они?
— Ау! — заорал он изо всех сил.
— Ау-ау, — раздался вдруг позади него резкий и неприятный голос. — Хватит орать, мы и так прекрасно слышим.
Перед ним как из-под земли вырос сутулый людоед с обвисшей бородой, прыщавым лицом и огромной, в человеческий рост, дубиной.
— Рыцарь, — цыкнул на Тристана людоед. — Тьфу ты, опять три часа чистить придется!
Тристан схватился за меч, но не успел даже обнажить его, ибо людоед огрел его по голове увесистой дубиной. Удар был таким сильным, что шлем со звоном отлетел куда-то в кусты. Сам же Тристан тоже полетел, но в другую сторону. Он описал в воздухе странную дугу и шлепнулся в траву.
К своему удивлению, он совсем не почувствовал боли, хотя такой удар мог бы убить наповал даже быка. Он слегка поморгал и уже собирался встать на ноги, как вдруг над ним нависла тень.
— Нагга! — услышал он голос людоеда. — Куда это он девался?
Тристан понял, что произошло. Он лежал на дне глубокой ямы. Края ее поросли густой травой, которая скрывала яму от посторонних глаз. Она и служила ему надежным укрытием. Людоед не мог увидеть его сквозь траву, а сверху могло показаться, что никакой ямы нет, а есть только твердая земля.
— Может, эти рыцари изобрели чего, чтобы делаться невидимыми?
— Эй, Айсбайн, — окликнул людоеда еще один голос, такой же резкий и грубый. — Чего ты там?
— Да рыцарь тут был, Сихмон, вот только сгинул куда-то.
Над травой появилась еще одна голова. Этот людоед был еще отвратительнее первого: лысый, с уродливой ссадиной на лбу и такой же обвислой бородой, похожей на выцветшую болотную тину. Сихмон распространял такое зловоние, будто только что выкупался в помоях.
— Нет тут никакого рыцаря, — сказал он, глядя прямо на Тристана. — Я даже запаха не чую, пойдем.
— Тут моя добыча!
— Нет тут добычи, — сказал Сихмон, — но она недалеко. Чуешь?
Айсбайн поднял голову и принюхался.
— О да, — сказал он, — чую, там люди и… ох, что за необычный и приятный аромат в наших краях?
— Вот и я думаю, — кивнул Сихмон. — Пойдем поймаем их, а там мама нам все и объяснит.
— Что объяснит, олухи окаянные? — раздался третий голос.
Тут же над травой возникла новая голова: седые грязные волосы и впалые щеки.
— Что это за запах, мама? — спросил Айсбайн.
Мамаша-людоед повела носом.
— Человек, — сказала она, — пахнет хорошим ужином и…
Она запнулась и снова повела носом. Лицо ее вдруг засияло.
— Нагга! — сказала мамаша-людоед так тихо, словно испугалась звука собственного голоса. — Но как сюда занесло…
— Кого? — спросил Сихмон.
— Тихо, — мамаша отвесила Сихмону подзатыльник. — Не спугни. Это же запах Фэ-Мушрà. Ноздрям своим не верю. Идемте, дети мои, идемте скорее, нельзя упустить такой шанс! На этот раз ошибки быть не может! О, скорее, сегодня вечером я приготовлю кихкилах.
— Кихкилах! — Оба людоеда страшно обрадовались. — Настоящий кихкилах?!
— Нет, игрушечный, — огрызнулась мамаша. — Скорее туда, иначе мы упустим Фэ-Мушра и навлечем на себя гнев Нагги.
Людоеды ушли. Тристан слышал топот их тяжелых ног, под которыми с треском ломались опавшие сучья.
«Что такое Фэ-Мушра? — пронеслось у него в голове. — Они сказали, там люди и Фэ-Мушра. Кого они так называют? О тролль, да это же И-гуа. Выходит, людоеды все-таки едят и лошадей».
Тяжелые доспехи крепко прижимали Тристана к земле. Он напряг мышцы, но руки и ноги все равно не могли поднять такой вес.
— Миста, Вирель, И-гуа, бегите! Спасайтесь! — изо всех сил крикнул он, надеясь, что друзья услышат его.
Ему ответило лишь эхо, которое быстро потонуло в темных дебрях. Тристан попытался перекатиться на бок, но доспехи не позволили ему сделать и этого. Он дергался и извивался, но всякий раз возвращался в прежнюю позу. Он беспомощно лежал на спине, как птенец, выпавший из гнезда.
И тут в голову ему пришла спасительная мысль. Он торопливо сбросил с себя обе железные перчатки, затем сунул освобожденные пальцы под кирасу и стал расстегивать тугие кожаные ремни. С двумя — теми, что охватывали его плечи, — он справился быстро, но с нижними пришлось повозиться. Они были прикручены так крепко, что никак не хотели отстегиваться. Ремень больно врезался в кожу. И все же Тристан одолел и его, после чего слегка приподнялся и резким движением рук сбросил увесистую кирасу. Пот струями катился со лба, попадая в глаза, отчего их жутко щипало. Приходилось терпеть. Самыми непослушными оказались наплечники. Они никак не поддавались, а ремни упрямо выскальзывали из пальцев. Наконец он отделался от доспехов. На нем остались лишь легкая льняная рубаха и темно-серые штаны.
Яма оказалась не такой уж и глубокой. Он без труда выбрался из нее, оставив на дне все свое снаряжение. Не нужно было быть следопытом, чтобы вычислить путь, по которому шли людоеды. Они даже не протаптывали, а проламывали себе дорогу через лес, сокрушая кусты и небольшие деревья. Со стороны могло показаться, что тут промчалась вся амбинская конница. Тристан бежал со всех ног, забыв обо всем на свете, в надежде успеть на помощь к друзьям.
Наконец он остановился перевести дух. Он сильно запыхался и оперся рукой о дуб. Тут юный рыцарь огляделся и обмер. Он стоял на небольшой полянке, которая выглядела как самое настоящее поле битвы.
Тристан присел на корточки и увидел прямо перед собой хорошо знакомую тетрадь.
— Тетрадь Виреля, — пробормотал он.
Значит, в этом месте людоеды напали на его друзей. Что же теперь делать? Куда они их потащили? Где искать их логово?
Тристан обхватил голову руками и глубоко зарылся пальцами в свои густые медно-рыжие волосы. Все пропало. Он один посреди темного, враждебного леса, его друзья в плену у людоедов, а он не в силах им помочь. Он даже не знает, куда идти. Лоб его уперся в колени.
— Зачем? Зачем я во все это ввязался? — Тристан буквально грыз себя. — Какой я, к троллю, рыцарь? Я самый обыкновенный крестьянин. Потащился спасать принцессу, тоже мне, кин Эгланд.
От печальных мыслей его оторвал чей-то сдавленный крик, раздавшийся из-за кустов. Тристан вздрогнул и вскочил на ноги. Нетвердой рукой он обнажил меч, силясь унять дрожь. Неужели людоеды не ушли?
Крик повторился. Нет, это не людоеды. Это какое-то чудовище, только кричит оно больно жалобно, словно зовет на помощь. Тристан успокоился и шагнул к кустам. Крик прозвучал в третий раз. Теперь от страха и дрожи не осталось и следа. Это был не крик, а зов какого-то беспомощного существа.
— И-гуа! — воскликнул он изумленно.
Из кустов на него смотрели два наполненных тоской и страхом лошадиных глаза. Тристан готов был биться об заклад, что в них стояли слезы. Вид у И-гуа был напуганный и жалкий.
— Что с тобой? — Тристан ласково потрепал коня по холке. — Ты не ранен?
— В том-то и дело, что нет! — Жалобный голос И-гуа напомнил Тристану детский плач. — Хотя лучше бы я был ранен или даже убит.
Тристан взял коня за уздечку и потянул на себя. Тот покорно поднялся и вышел из кустарника, после чего улегся на траву и уткнулся головой в землю.
— Что произошло? — допытывался Тристан. — На вас напали людоеды?
— Да, — вяло сказал И-гуа, — они напали внезапно, сзади. Схватили Виреля, Мисту и еще двух рыцарей, которые прятались в дупле трухлявого дуба.
— Что еще за рыцари?
— Не знаю, — покачал головой И-гуа, — но они очень трусливые. Когда я их увидел, то очень обрадовался. Решил, что они сейчас порубят людоедов в капусту. Но нет. Они полезли в дупло, где и были схвачены.
— А ты?
— Я струсил, — выдавил из себя конь. — Людоедам я был не нужен, и я пустился наутек, а они не стали меня преследовать.
— Не стали? Но ты же Фэ-Мушра!
— Что?
— Они учуяли твой запах и сказали, что ты Фэ-Мушра, редкий ингредиент какого-то блюда, которое мечтает приготовить каждый людоед.
— Надо же! — И-гуа задрал голову. — Я редкий ингредиент. Вот оно, лишнее подтверждение моей исключительности и уникальности.
— Раз они не стали тебя преследовать, — сказал Тристан, — значит, Фэ-Мушра — это не ты.
— Это точно. — И-гуа вновь уронил голову. — Я не ингредиент, я жалкий, никчемный трус, который бросил своих друзей на произвол судьбы.
— Что же такое Фэ-Мушра?
Тристан задумался, но ответ пришел сам собой. Конечно, это Миста. Она сама говорила — людоеды считают, что девочки вкуснее мальчиков, а рыжая девочка для них вообще лучшее на свете лакомство.
— Я не достоин звания боевого скакуна, ибо истинный конь никогда не бросит хозяина в беде, — не унимался И-гуа. — Боевой скакун примет бой вместе со своим господином и, если нужно, умрет за него, но никогда не покинет поля брани иначе, как по велению шпор, что вонзятся в его бока.
И из глаз И-гуа потекли лошадиные слезы.
— Я опозорил всех своих предков, — сокрушался конь. — Они сейчас смотрят на меня сквозь облака, и им стыдно, что их потомок повел себя как трусливый осел. Великий позор пал на их убеленные сединой гривы.
И-гуа зарыдал. Большие прозрачные слезы падали из его лошадиных глаз на траву, и вскоре подле коня образовалась небольшая лужица.
— Полно, И-гуа, — Тристан ласково потрепал его по гриве. — Еще ничего не потеряно. Скажи, ты знаешь, куда людоеды их потащили?
— Они что-то говорили про какую-то хижину возле ельника.
Не густо. Значит, надо искать ельник, но какой? Где именно эта хижина? Он обвел лес задумчивым взглядом. Да тут, должно быть, не одна тысяча ельников. И что теперь, все их осматривать? И вдруг его осенило. Он потянулся к луке седла и отцепил от него кожаную сумку, после чего извлек оттуда Живокарту.
— Хижина возле ельника, — произнес он, когда углы пергамента любезно распахнулись.
Живокарта засветилась, и в центре, посредине бескрайнего зеленого моря, образовалась красная точка. Тонкая полоска протянулась на северо-запад и тут же остановилась. На другом конце замигала надпись:
«Хижина-возле-Ельника, логово опасных и прожорливых людоедов в Дремучем лесу. Время пути от точки нахождения — один час три минуты».
— Поспешим, И-гуа, — сказал Тристан, — и если ты хочешь, чтобы твои предки гордились тобой, то несись так быстро, как только сможешь.
Он сел на коня верхом, и тот помчался вперед, как в ту ночь, когда, будучи еще лошаком, спас их с Вирелем от скваров.