Двери трактира «Сытое брюхо» с грохотом распахнулись, и на пороге возник толстомордый рыцарь с невероятно жирными ногами. Вслед за рыцарем вошли еще двое. Первый был так сутул, что нос почти касался пола. Вторым оказался одетый в поношенный плащ юноша с огненно-рыжими волосами.
— Добро пожаловать в «Сытое брюхо»! — Хозяин заведения, грузный мужчина с залысинами, суетливо выскочил навстречу гостям. — Меня зовут мастер Артишок…
— Мое имя Бутуз Шлемоблещущий, — проревел рыцарь, — именно Шлемоблещущий, запомни хорошенько! Назовешь меня Бутузом Жирные Ноги, и тебе несдобровать! Это мой советник Хабар, — рыцарь указал на сутулого, — и мой оруженосец Тристан.
— Рад приветствовать вас на лучшем постоялом дворе Амбинии, ваше мужество, — хозяин низко поклонился. — Двести лет назад здесь останавливался сам кин Эгланд Доблестный, и мой прапрадед оказал ему такой теплый прием, что знаменитый рыцарь оставил ему в дар навершие своего меча. — С этими словами хозяин указал на изъеденный ржавчиной кусок железа, что висел над очагом.
— Раз так, — сказал кин Бутуз, — то и я остановлюсь здесь. Подай мне лучшего вина, свинины и посели в ту самую комнату, где останавливался кин Эгланд.
— Разумеется, ваше мужество, — затараторил хозяин. — Разрешите сообщить вам, что я служил копейщиком в армии его величества, и сердце мое радостно бьется всякий раз, когда я вижу в стенах моего заведения таких бравых воинов, как вы.
Кин Бутуз снисходительно кивнул и плюхнулся на стул, который встретил его пронзительным скрипом.
Остальные посетители уже утратили интерес к кину Бутузу и вернулись к еде и разговорам. Двое крестьян в углу громко обсуждали последние новости.
— А урлы-то снова собираются напасть на Амбинию, — говорил крестьянин с кудлатой бородой, громко отхлебывая эль из кружки.
— Чушь, — откликнулся другой. — Ихний царевич Глуншул собирается просить руки принцессы Алькорты, дочери его величества Иарана Десятого.
— Чтобы жениться на наследнице престола, надобно выиграть Турнир Великого Подвига. А в нем будут участвовать все лучшие рыцари королевства.
— Ерунда! Ее высочество выйдет за урла, — отрезал второй крестьянин с такой уверенностью, будто король Иаран Десятый лично сообщил ему эту новость.
Тристана очень заинтересовал их разговор о свирепых урлах, принцессе и Турнире, на который ехал его господин, но дослушать беседу крестьян он не успел.
— Отведи коня на конюшню и задай ему корму, — бросил кин Бутуз своему оруженосцу. — Да поживее, грязный смерд!
— Шевелись давай, — прикрикнул Хабар, — негоже благородной лошади ждать.
Тристан вышел во двор.
В тесном зале помимо кина Бутуза, Хабара и болтливых крестьян собралась не самая приятная компания. Тут были сквары-работорговцы, несколько разбойного вида бродяг и веснушчатый, похожий на медвежонка мальчик. На стене у самого очага были нарисованы две кружки — знак Гваля, Бога-во-хмелю. Хозяин подал рыцарю кусок жесткой жилистой свинины, и тот, урча и чавкая, впился в нее зубами.
— Ваше мужество, — заговорил Хабар заискивающим голосом, — не пора ли вам избавиться от Тристана и обзавестись подобающим вашему положению оруженосцем?
— Нет, — хрюкнул кин Бутуз, отрывая зубами кусок мяса. — Наемному оруженосцу придется платить, а этот работает за еду.
— Но, величайший из воителей, — Хабар перешел на грубую лесть, — вам, будущему победителю Турнира Великого Подвига, полагается иметь опытного и умелого оруженосца. А Тристан, сами знаете, криворукий неумеха, к тому же рыжий. А ведь всем известно, что рыжие люди приносят несчастье.
— Он, конечно, криворукий, — прорычал кин Бутуз, снова впиваясь зубами в свинину, — но по роже-то тебе смог заехать. Вот ведь была умора.
— Нет же, я оступился и упал на камень.
Бутуз в ответ расхохотался.
— Из этой ситуации можно извлечь и финансовую выгоду, — заговорщицким тоном пробормотал Хабар.
Он склонился к уху своего господина и стал быстро нашептывать ему что-то, поглядывая то и дело на скваров-работорговцев.
Тем временем к столу кина Бутуза приблизился высокий мужчина с красной бородавкой на носу.
— По вашему бравому виду, ваше мужество, — сказал он бесцеремонно, — я могу судить, что вы держите путь в Альденбург, чтобы принять участие в Турнире Великого Подвига.
— Разумеется, — ответил кин Бутуз, жестом остановив Хабара, который хотел заговорить первым. — Я намерен выиграть Турнир, завоевать сердце принцессы Алькорты и стать зятем нашего славного короля Иарана Десятого.
— В этом я не сомневался, — ответил человек с бородавкой. — И я искренне убежден, что вы его и выиграете. Я видел многих рыцарей, что едут в Альденбург на Турнир, но все они в подметки вам не годятся.
— На своем веку я одолел дюжину драконов, полсотни троллей, двести людоедов и к тому же побил несметное количество злобных урлов, когда сражался бок о бок с самим кином Этассаном Защитником Севера, — поведал кин Бутуз. — И если бы король не заключил с урлами мир, я в одиночку порубил бы их всех в мелкую капусту.
— Рассказ о ваших подвигах так впечатляет, — развел руками мужчина с бородавкой, — что мне просто не терпится увидеть, как вы уложите три десятка великанов.
— Удивил, — махнул рукой кин Бутуз, — тридцать великанов я одной левой… Стоп, а почему это я должен с ними сражаться?
— Да потому, — ответил мужчина с бородавкой, — что мне доподлинно известно: король велит участникам Турнира одолеть великанов, которые бесчинствуют у западных границ. Моя сестра служит при особе ее высочества принцессы Алькорты и знает все дворцовые тайны.
По самодовольному лицу рыцаря пробежала тень.
— К счастью, — продолжал мужчина с бородавкой, — у меня имеется чудодейственное зелье, которое придает мышцам нечеловеческую силу.
Кин Бутуз властным жестом пригласил незнакомца сесть за стол.
— Моему господину, — начал Хабар, глядя на гостя исподлобья, — не нужно никакого зелья. Ты же слышал, тридцать великанов для кина Бутуза Жир… — Он запнулся. — …Шлемоблещущего — это утренняя разминка.
— Верно, — кивнул бородавчатый, — но лишний козырь в рукаве никому не помешает. Меня, кстати, зовут Панариций, я знахарь.
— Выкладывай, что там у тебя за зелье, — оборвал его кин Бутуз.
— Зелье невероятной крутости, — ответил знахарь. — Одна скляночка — и вы обретете такую силу, что сам Великий Вояка Тафгай Дюжий покажется рядом с вами ребенком.
— И почем же продаешь ты свое чудодейственное снадобье? — спросил Хабар.
— По десять данринов за склянку, — сказал знахарь. — Но поскольку ваш господин — будущий победитель Турнира и супруг нашей принцессы, то я сделаю вам очень заманчивое предложение. Если кин Бутуз купит две склянки, то третью он получит совершенно бесплатно.
Хабар покачал головой.
— С какого перепугу мы должны поверить, что твое зелье дает силу, а не несварение желудка? — спросил он.
— Идет, — рыкнул кин Бутуз.
— Но, ваше мужество, — развел руками Хабар, — этот человек…
— Я сказал, идет! — прикрикнул на него кин Бутуз.
Пока Хабар искал слова, чтобы отговорить своего господина от сделки, тот уже отсчитал Панарицию двадцать данринов. Хабар вяло протестовал и говорил даже, что после покупки зелья у них останется при себе всего пара монет, но кин Бутуз и слышать ничего не хотел.
— Будьте осторожны, господин, — сказал Панариций, поспешно поднимаясь с места. — Снадобье сильное, но действие его не вечно. Примите за час до боя с великанами, не раньше. Возможны также побочные эффекты: первые четверть часа вам будет невмоготу, а кожа покроется пупырями. Это ненадолго… — Знахарь, пятясь, приближался к выходу. — До встречи, благородный кин, не забудьте пригласить меня на вашу свадьбу с прекрасной принцессой Алькортой. И пусть Басторен, Бог-в-Латах, всегда направляет ваш меч.
Панариций с невероятной поспешностью скрылся за дверью. Кину Бутузу, однако, он был уже не интересен. Рыцарь вертел в руках склянку с жидкостью, которая и цветом, и запахом напоминала помои.
— Ваше мужество, — робко начал Хабар, — умоляю, воздержитесь от употребления этой гадости внутрь вашего организма. Возможно, она способна принести некоторую пользу. Можно, например, опоить ею кого-нибудь из наших недругов или смазать подковы.
Кин Бутуз поднес склянку к лицу и жадно разглядывал ее. Прошла секунда, вторая, третья, рыцарь не двигался. Хабар уже начал опасаться, что его господин впал в оцепенение, но тут рыцарь быстро откупорил склянку и опрокинул в рот ее содержимое.
— Я чувствую, как мои мышцы наливаются силой! — воскликнул он.
Прогноз этот, однако, не оправдался. Через две минуты кин Бутуз подскочил на стуле и схватился за живот. Его брюхо свела судорога, а руки, ноги и шея покрылись ядовито-зелеными пупырями размером с орех.
— Лекаря! — крикнул Хабар. — Моему господину плохо!
— Не надо лекаря, олух! — прошипел кин Бутуз сдавленным голосом. — Это побочный эффект. Мой организм привыкает к силе.
Привыкание к силе продлилось минут десять. Кин Бутуз раз пятнадцать подпрыгнул на стуле, словно от укуса пчелы, потом повалился на пол, как срубленный дуб, и корчился там, беспрестанно рыгая.
— Ох, — простонал один из крестьян, задумчиво почесывая кудлатую бороду, — видать, и благородные рыцари страдают от ведьм. Каждому ясно, что на этого знатного господина навели порчу.
— Чушь, — оборвал его другой крестьянин. — Тут поработал злой колдун!
— Какой колдун? Какая ведьма? — с видом знатока возразил третий крестьянин. — Ежу понятно, что над благородным кином тяготеет родовое проклятие.
— А ну, разойдись! — гаркнул на крестьян мастер Артишок. — Где это видано, чтобы чернь так близко подходила к благородному воину?!
Благородный воин тем временем пришел в себя. Он перестал рыгать и дергаться и теперь просто сидел на полу, тупо моргая. Пупыри на руках и шее сделались больше и приобрели странный желтоватый оттенок. Кин Бутуз яростно чесался.
— Кишки выпущу из этого жулика!
— Нужен лекарь, — пробормотал мастер Артишок, — он бредит.
— Я не брежу, — ответил кин Бутуз, — я в гневе! Подать сюда копье и лошадь. Я сейчас покараю мошенника!!
Не прошло и пяти минут, как лошадь уже стояла у дверей.
Кин Бутуз неуклюже взгромоздился в седло и, отчаянно мотая головой, чтобы не чесаться, водрузил себе на голову шлем.
Тристан молча подал рыцарю копье, и тот воинственно опустил забрало.
— Ваше мужество, — робко прошептал Хабар, — не надо! Прошу вас, проявите милосердие и силу воли.
— Молчать! — огрызнулся кин Бутуз. — Тут задета моя честь, и я намерен проявить жестокость и силу мышц!
С этими словами рыцарь пришпорил своего несчастного коня, и тот медленно потащился вперед.
— Вперед, ленивая скотина! — гаркнул он и вновь пришпорил коня.
Конь вдруг перешел на рысь, что явилось полной неожиданностью для седока. Он растерялся, заерзал в седле и попытался остановить животное, но вместо этого еще раз изо всех сил пришпорил его. Обиженный конь яростно мотнул крупом. Кин Бутуз вылетел из седла, словно камень, пущенный катапультой, и, описав в воздухе немыслимую дугу, приземлился в кусты. Пытаясь смягчить падение, он вытянул вперед копье, и его острие ушло глубоко в землю. С минуту кин Бутуз висел над кустами, крепко держась за спасительное копье, но оно предательски накренилось и с треском сломалось пополам. Рыцарь издал жалобный писк и рухнул наземь.
Постояльцы гостиницы, с интересом наблюдавшие за этой сценой, тут же кинулись на помощь. Впрочем, крестьяне заметно отстали от мастера Артишока, а еще больше — от Хабара, который первым оказался подле своего господина. Бутуз упал в самую гущу терновника. Падая, он, очевидно, ударился головой о могучий корень дуба, который пробивался из земли. Шлем рыцаря валялся в стороне, а лоб его украшала красная шишка.
Хабар всплеснул руками и склонился над пострадавшим.
— Что встал? — недовольно спросил он Тристана, который как раз подоспел к месту событий. — Тащи господина в дом!
Тристан попробовал поднять рыцаря, но тот жалобно застонал и бессильно сполз обратно в кусты. Тут прибежал мастер Артишок с двумя слугами, и те, следуя указаниям хозяина, извлекли кина Бутуза из кустов и отволокли его в дом. Хабар, шедший за ними, остановился на пороге.
— Я знаю, что ты не подтянул подпруги, — бросил он Тристану. — Так навредить своему господину!
— Я не вредил ему, — не выдержал Тристан. — Он сам упал с лошади.
— Какая гнусная ложь! Кин Бутуз — первый наездник Амбинии. Будь на его месте любой другой рыцарь, тебя бы давно высекли и с позором отправили прочь! Да ты ноги ему должен целовать за то, что он все еще терпит тебя, рыжую бестию.
— Ни за что на свете я не стану целовать его жирные ляжки! — не помня себя от возмущения, закричал Тристан.
Хабар побледнел.
— Не смей так говорить о стройных ляжках нашего доброго господина! — сказал он угрожающе.
— Или что?
— Или завтра же ты окажешься на Черных холмах. Видел скваров? Ну, хочешь на галеры Хушитского султана?
Тристан остолбенел и посмотрел в маленькие глазки Хабара. На Черных холмах находился невольничий рынок, где сквары продавали в рабство своих пленников. Лучше всю жизнь терпеть кина Бутуза и Хабара, чем оказаться в руках этих жестоких и алчных работорговцев.
— Нечем крыть? — зашипел Хабар. — А теперь живо веди коня на конюшню и не высовывайся оттуда, а то ведь я могу и передумать.
Конь кина Бутуза как ни в чем не бывало жевал сено. Казалось, он совершенно не чувствовал своей вины за то, что его господин так позорно вылетел из седла. Он с любопытством разглядывал пегого лошака — облезлое и измученное животное, сквозь кожу которого проступали ребра. Кроме лошака и коня кина Бутуза, в конюшне не было ни души.
— Мерзкий Хабар! — сказал Тристан и крепко сжал кулаки.
Он вынул из ножен, пристегнутых к седлу, длинный обоюдоострый меч своего хозяина.
— Мне бы такой, — мечтательно вздохнул оруженосец, сразу забыв о перепалке с Хабаром. — Будь я настоящим рыцарем, я сумел бы удержаться в седле.
Один взгляд на меч придал Тристану бодрости. Ему представилось, что он не крестьянский мальчик, а самый настоящий рыцарь и странствует по Амбинии в поисках приключений. Тристан несколько раз взмахнул мечом, атакуя воображаемого врага.
— Да осторожно ты, дурья башка, убьешь ведь! — оборвал мысли Тристана сердитый голос.
Оруженосец опустил меч. Перед ним стоял тот самый похожий на медвежонка паренек из трактира.
— Ой, — смущенно сказал Тристан, — прости меня, я немного…
— Вижу, — ответил тот. — Ты так лихо размахиваешь мечом, что чуть не снес мне голову. С кем воюешь? С моим лошаком?
— Я просто…
— Да ладно, — ответил паренек, — не переживай. Меня, кстати, зовут Вирель. Запомни это имя, скоро я стану знаменитым на всю Амбинию менестрелем.
— Кем?
— Менестрелем, невежда! — Вирель, казалось, слегка обиделся. — Странствующим певцом, который ходит из города в город и рассказывает истории о славных деяниях разных рыцарей. А тебя как зовут?
— Тристан Рыжий. — Оруженосец протянул Вирелю руку, и тот с улыбкой пожал ее.
Вирель был низкорослым, полноватым мальчиком с соломенными волосами и веснушчатым лицом. Походкой он напоминал медвежонка, который ходит на задних лапах.
— Странный у тебя господин. — Вирель повесил на круп пегого лошака дорожную сумку. — В седле не усидел.
— Это потому, что он никогда в нем и не сидел, — развел руками Тристан. — Он называет себя кином Бутузом Шлемоблещущим, хотя настоящее его имя — кин Бутуз Жирные Ноги. В наших краях все знают, что он ленивый, жадный, никчемный рыцарь. Он редко встает с постели и почти никогда не выходит из дома. Мы чуть со смеху не померли, когда узнали, что он собрался на Турнир Великого Подвига. Думаю, это была идея Хабара.
Тристан и не такое мог бы рассказать о своем господине. Крестьяне не зря именовали его Бутузом Жирные Ноги. Прозвище дается рыцарю за какие-то отличительные черты или деяния, а кин Бутуз мог похвалиться лишь необъятными ляжками. На своем веку он не совершил ни единого подвига. То есть один-то подвиг он должен был совершить, иначе не мог бы носить рыцарский титул. Считалось, что Бутуз одолел свирепого вепря, но крестьяне уверяли, что это был безобидный, умерший от старости домашний кабанчик. Потом Бутуз велел крестьянам звать себя Бутузом Шлемоблещущим, и это правило строго соблюдалось во всей его вотчине, состоявшей из хозяйского дома, крохотной деревни, мелкого прудика и дубовой рощи. У хозяина, однако, был иной взгляд на вещи: свой дом он именовал твердыней, прудик — озером, а рощу — охотничьими угодьями. Тристан, правда, никогда не видел, чтобы Бутуз охотился. Он и на коня-то почти никогда не садился. Оттого-то все и смеялись, когда Бутуз засобирался на Турнир Великого Подвига. Рыцарь назначил лакея Хабара своим советником, а оруженосцем выбрал Тристана, так как тот умел ухаживать за лошадьми.
— Знаешь, — сказал Вирель, — на твоем месте я бы от них сбежал.
— Не могу, — покачал головой Тристан. — Кин Бутуз владеет Ригердом, моей родной деревней. Если я сбегу, то уже не смогу вернуться туда.
— Решать тебе, Тристан-оруженосец, — сказал Вирель. — Прощай, ты еще услышишь обо мне. Дай срок, я прославлюсь своими песнями даже больше, чем сам Гротеск Соловьиная Трель.
Вирель еще раз улыбнулся Тристану и скрылся в сумерках. Лошак лениво поплелся за хозяином. Оруженосец занялся хозяйскими доспехами. Ему предстояло очистить их от грязи и налипших колючек. На дворе что-то квакнуло. Жаба? Нет, это сапоги квакали по грязи. Он напряг слух и услышал чей-то сиплый голос:
— Ну, чего?
— Предлагал дело, — ответил второй громким шепотом.
— Хватит болтовни, Ррим-гаш! Выкладывай, шва!
Говор у собеседников был странный, точно у двух воронов, которые перекаркиваются между собой.
— Он хочет продать мальчишку! Боится, что тот растреплет, как рыцарь опозорился на все Предместье.
— Хватит мне, шва, зенки тереть, — грубо оборвал Сиплый. — К делу.
— Они отдадут его нам за десять данринов. Изловим, шва, свяжем, шва, и на Черные холмы.
— Вот как, шва? — Сиплый замолчал. — Такого можно продать данринов за шестьдесят. Идет. Зови наших.
Тристан похолодел. Это были сквары, и не нужно быть великим мудрецом, чтобы догадаться, о каком мальчишке они говорили. Выходит, Хабар не шутил насчет Черных холмов. Подлый мерзавец, он продал его! Что же теперь делать? Тристан посмотрел на меч кина Бутуза. У него не хватит сил для боя. Да и не сможет он сражаться, не зная ни единого боевого приема. Значит, выход только один — бежать, не теряя ни секунды. Но как быть с кином Бутузом? Тристан — крестьянин из его владений, если он убежит, то назад в Ригерд вернуться уже не сможет. Жизнь беглого крестьянин полна опасностей и, как правило, кончается скверно. Но все лучше, чем попасть на галеры Хушитского султана.
— Тащи его сюда, шва, — раздался со двора голос Ррим-гаша.
Дверь в конюшню распахнулась. Тристан затаил дыхание и спрятался за стойлом. Сквары закинули внутрь огромный и, судя по всему, очень тяжелый мешок. Мешок отчаянно дергался и вырывался, словно живой. Ррим-гаш с силой пнул его сапогом.
— У-у, гаденыш! — Он погрозил мешку необъятным кулаком. — Попробуй только еще раз укусить меня, шва!
Он занес ногу, чтобы еще раз пнуть мешок, но второй остановил его:
— Хватит, шва! Пошли.
Из мешка донесся тихий стон. Недолго думая Тристан кинулся к нему и развязал веревки. Оттуда показались соломенные волосы и усыпанное веснушками лицо.
— Вирель! — Тристана вдруг осенило. — Да они же приняли тебя за меня.
— Кого? Что? — прошептал Вирель.
— А ну вставай! — Тристан стал изо всех сил трясти Виреля. — Вставай, они сейчас вернутся.
— О, тролль меня забери! — Менестрель, кажется, пришел в чувство. — Что им от меня нужно?
— Им был нужен я, — ответил Тристан, помогая Вирелю выбраться из мешка. — Скорее бежим, иначе оба окажемся на Черных холмах.
Не тратя времени на объяснения, Тристан бросился вон из конюшни. Вирель выкарабкался из мешка и суетливо поспешил за ним. Бежал он медленно, короткие толстые ноги совершенно не слушались его. На дворе моросил колючий дождик. Холодные капли неприятно били по лицу.
— Скорее, в лес! — прошептал Тристан, который сам еще не понимал, куда нужно двигаться.
— Погоди, — окликнул его Вирель, — я не оставлю этим мерзавцам своего лошака.
— Дался тебе этот лошак, — разозлился Тристан.
— Этот лошак, — резко ответил Вирель, — мой единственный друг.
Он скрылся в темноте. Тристан всплеснул руками. Вирель со своей медвежьей походкой и так был обузой. А теперь еще и этот лошак. Дверь «Сытого брюха» со скрипом отворилась. В тусклом свете нескольких сальных свечей оруженосец увидел три фигуры. Два сквара, а с ними Хабар.
Из темноты послышалось ржание — это Вирель тащил за поводья своего лошака, который отчаянно упирался копытами в землю, не желая слушаться хозяина.
— Пойман, говорите? А это кто? — услышал Тристан сердитый голос Хабара.
От скваров Виреля отделяло всего несколько шагов.
— Говорил же тебе, вяжи, шва, крепче!
— Сам виноват, шва. Ты схватил дырявый мешок.
Тристан кинулся к Вирелю.
— Хватай! — крикнул знакомый Тристану сиплый голос.
К нему уже тянулась огромная бугристая рука. Каким-то чудом он увернулся и отскочил в сторону.
— Сюда, — послышался голос Виреля откуда-то слева, — скорее!
Тристан не заставил себя ждать. Он плохо понимал, где искать Виреля, но, к счастью, почти сразу наткнулся на него. Тот изо всех сил тянул за уздечку пегого лошака. Животное урчало, хрипело, но упрямо не хотело двигаться с места.
Увы, было уже поздно. Сквары обступили беглецов со всех сторон.
— Ну, вот и все, недомерки, — сказал Сиплый и выхватил из-за пояса кинжал.
Кончик кинжала, маленький и очень острый, был устремлен прямо на Тристана.
— Слышь, шва, их тут двое. Что со вторым делать?
Маленькие глазки Хабара забегали, он казался растерянным.
— Негодяй! — вскричал Тристан. — Ты продал меня наемникам!
— Ты тупой. — Хабар рассмеялся желчным смехом. — Речь шла про него, — он мотнул головой в сторону Виреля. — Это он притащился ко мне и пообещал сложить песнь о колючках… — Хабар осекся. — О несчастье, которое произошло с кином Бутузом. Если об этом узнают чистоплюи из Братства рыцарей, то мой господин лишится титула и вотчины. Но тебя, — он сделал паузу, — я продавать не хотел.
— Так что делать со вторым?
Хабар внимательно посмотрел на Тристана и потер свои длиннопалые ручки.
— Еще десять данринов, и он ваш, — сказал он наконец. — Кину Бутузу давно пора избавиться от рыжего неумехи.
Тристан заревел от ярости и хотел кинуться на Хабара, но шесть или восемь крепких рук усадили его обратно в грязь.
— Итак, — подытожил Хабар, — десять данринов за толстого, десять за рыжего и два данрина за лошака.
— Ты не можешь продать меня! — вскричал Вирель. — Я свободный человек. И лошак принадлежит мне.
Хабар побледнел.
— Это правда?! — зарычал Сиплый. — Надуть нас решил, шва?!
— Я…
— Ладно! — Сиплый стиснул зубы. — Хватай их, ребята. Мы возьмем их бесплатно, в качестве компенсации. А с тобой, — он ткнул Хабара кулаком в ребра, — после разберемся.
Двое скваров подскочили к Хабару и схватили его за руки. Тот отчаянно ругался, но один из них пригрозил ему огромным кулаком, и Хабар умолк. На несколько мгновений сквары забыли о двух пленниках, которые уже смирились с мыслью, что попадут на Черные холмы. Кто-то ткнул Тристана в спину. Он обернулся и увидел пегого лошака. Тот смотрел на него глубокими, умными глазами, словно пытаясь что-то сказать.
— Лезь на него, — шепнул Тристан Вирелю. — Скорее, в седло — и галопом!
— Каким галопом? — безмятежно ответил Вирель. — Мой лошак и шагом-то идет небыстро.
Тристан не ответил. Он стремительно вскочил лошаку на спину и ударил его пятками по бокам. Лошак двинулся вперед.
Вирель мешкал.
— Хватайте их, шва! — крикнул Сиплый.
Тристан нагнулся, подцепил Виреля за ворот и потянул вверх. Тот словно очнулся, оперся руками на круп лошака и неуклюже вскарабкался на него, оказавшись у оруженосца за спиной.
— Держись крепче, — сказал Тристан. Он хотел еще раз ударить лошака пятками, но тот сам сорвался с места и, опрокинув нескольких скваров, понесся вперед. Он даже не мчался, а буквально летел, словно стрела.
— Рысь! — пробормотал Вирель. — Быть не может.
Лошак перемахнул через ограду и рванулся к лесу. Сквары кинулись в погоню.
— Урл тебя подери, треклятая кляча! — услышал Тристан ругань Сиплого.
Вожак скваров добежал до ограды и, понимая, что добыча уходит, яростно метнул в беглецов свой кинжал. Тот со свистом рассек воздух и чиркнул Тристана по волосам, лишь чудом не задев голову.
Лошак, не сбавляя скорости, влетел в лесную чащу. Он несся вперед как таран. Вокруг трещали деревья, ветки больно хлестали Тристана по лицу и плечам, оставляя на коже царапины и ссадины.
Сквары и постоялый двор остались далеко позади, но лошак все не останавливался. Он пробежал добрую версту, прежде чем замедлил ход, затем вдруг перешел на шаг, остановился, лениво повел крупом и сбросил обоих седоков на землю.
— Спасибо, — пробормотал Тристан, глядя на лошака.
Тот моргнул, будто отвечая на благодарность, и принялся с аппетитом уплетать мокрую траву.
— Невероятно! — Вирель потер ушибленный бок. — Всю дорогу он еле волочил копыта, а тут — на тебе, настоящую гонку устроил. Как ты заставил его скакать во весь опор?
— Разве не для этого нужны лошаки?
— Только не этот! Я путешествовал с ним три месяца и за это время ни разу не ездил верхом.
— А зачем тогда седло?
— Чтобы люди не задавали глупых вопросов. Да и по правде говоря, лошак достался мне уже с седлом, а как снять его, я не знаю.
Верхушки исполинских деревьев зловеще покачивались на фоне темно-синих туч. Где-то не смолкая ухала сова. Дождь лил как из ведра, усиливаясь с каждой минутой, а зубы мальчиков стучали как бешеные.
— Идем-ка под дерево.
Вирель сидел, прижавшись спиной к стволу дуба. Тристан устроился рядом. Тут было почти сухо. Широкие листья и раскидистые ветви служили им отличной крышей, но и сквозь нее пробивались дождевые капли. Тристан накинул капюшон и завернулся в плащ. Только теперь он задумался над тем, что делать дальше. Путь домой для него теперь закрыт. В Ригерде его тут же схватят люди кина Бутуза, а потом, когда хозяин вернется, ему грозит наказание за побег. Вот только во всей остальной Амбинии у него не было ни одного знакомого, а значит, и идти ему теперь некуда.
— Послушай, — снова отвлек его Вирель. — А ты точно оруженосец?
— Теперь уже нет, — ответил Тристан. — Я отныне беглый крестьянин.
— Постой, я не об этом. Ты вытащил нас из этой передряги и проявил при этом редкую твердость духа. Ты сохранил трезвость разума в непростой ситуации, когда у тебя была доля секунды, чтобы найти спасительное решение. Все эти качества отличают рыцарей, по крайней мере, так говорится в древних песнях. Ты не думал посвятить себя ратному делу?
— Нет, — горячо ответил Тристан, — конечно нет! Я крестьянин. Такие, как я, всю жизнь работают в поле, а не сражаются с драконами. Рыцарем нужно родиться. Я не посмел бы…
— Судя по тому, как горячо ты с этим споришь, — перебил его Вирель, — ты хотел бы стать рыцарем.
Тристан рассердился еще пуще.
— Откуда ты знаешь?! — вскричал он.
— Я менестрель, — гордо ответил Вирель. — И отлично разбираюсь в людях.
— Да, — неуверенно буркнул Тристан. — Я с детства мечтаю носить доспехи, скакать верхом и совершать подвиги.
— Так что тебе мешает? Ты теперь свободен.
— Этому нужно долго учиться. Рыцаря с малых лет воспитывают и готовят к будущим подвигам. И потом, нужны оруженосец и советник. Первый — чтобы заботиться о снаряжении, второй — чтобы планировать подвиги.
— Глупости, — отмахнулся Вирель. — Ни один учитель не научит человека быть храбрым. Знаешь, менестрели тоже учатся музыке, но те, кому медведь на ухо наступил, никогда не смогут слагать песни. Вот у меня к этому талант с самого детства. Потому что менестрелями не становятся, а рождаются, как и рыцарями.
— Именно, — сказал Тристан, — и я рыцарем не родился. Я родился крестьянином и должен сеять ячмень, как мой отец. У нас, крестьян, одна богиня — Тидриса, и она не будет милостива к тому, кто бросил дело, которым должен был заниматься.
— Знаешь, — усмехнулся Вирель, — я бы на твоем месте как минимум попробовал бы, а потом уже говорил. Все, что тебе нужно, — это меч, латы и конь. А если с подвигами не сложится, ты сможешь бороться за Кубок Крепости.
— Кубок Крепости?
— Ну ты даешь! Это рыцарский чемпионат. Каждый год шестьдесят четыре лучших рыцаря состязаются на Ристалище в воинском искусстве. Победитель получает Кубок Крепости. Неужели ты не слышал о Тафгае Дюжем, нолусе Степного княжества? Он выиграл три последних чемпионата и носит титул Великого Вояки. За него пол-Амбинии болеет. В общем, так, я направляюсь в Альденбург к своему кузену Форинту. Он работает в трактире и, думаю, сможет помочь тебе ценным советом.
Тристан только покачал в ответ головой.
— Решать тебе, но мне кажется, все задатки рыцаря у тебя есть. Мы, менестрели, чувствуем такие вещи.
— Менестрели, говоришь? И на каком инструменте ты играешь?
— Ни на каком. Моя мечта — заполучить собственную лютню.
Вирель начал что-то рассказывать, но Тристан его уже не слышал. Засыпая, он видел стену дождя и пегого лошака. Тот, не обращая никакого внимания на ливень, мирно жевал траву. Глаза Тристана сомкнулись сами собой, и он даже не заметил, как погрузился в сон.
— Вставай, — Вирель яростно тряс своего попутчика за плечи, — вставай. Уже утро!
Тристан протер глаза, веки упрямо липли друг к другу. Пробуждение далось ему нелегко. Солнце стояло над самыми кронами деревьев, ярко освещая лес. Его лучики бегали по небольшой поляне, вокруг которой высились сербонии — деревья с огненно-рыжими, как волосы Тристана, стволами.
— Куда подевался лошак? — спросил он, осмотревшись.
— Да не потеряется, — ответил Вирель. — Единственное, чего я боюсь, это как бы он тут не нажрался какой-нибудь дряни. Это же Дремучий лес. Я слышал рассказ о человеке, который съел в Дремучем лесу какую-то ягоду и превратился в гнилой пень. Кстати, ты подумал над моим предложением? Я был бы рад, если бы ты согласился. Для хорошей песни нужна подходящая тема. Раньше я писал только о своих странствиях. Но это, по правде сказать, мало кому интересно. Другое дело — похождения настоящего рыцаря. Эй, я бы стал твоим спутником, а заодно воспел бы твои подвиги.
— Зачем рыцарю менестрель? — не выдержал Тристан.
— Как это зачем? Да ведь не сам же рыцарь будет рассказывать людям о своих приключениях. Если хочешь, чтобы о тебе легенды слагали, найди менестреля, иначе умрешь в безвестности. Сейчас менестрель — очень востребованная профессия. Богатые рыцари готовы из доспехов вон лезть, чтобы заполучить Гротеска Соловьиную Трель, который вмиг сделает им имя.
— Стоп! — Тристан поднял руку, чтобы Вирель замолчал. — Я пойду с тобой.
— Вот молодчина! — Вирель широко улыбнулся, и Тристану показалось, что веснушки на лице приятеля весело заплясали. — Правильный выбор. Вдвоем мы…
— Стоп, — снова перебил его Тристан, — только давай так: доберемся до Альденбурга, а там я уж сам решу, что мне делать.
— Ты же не хочешь сказать…
— Стоп, — в третий раз перебил его Тристан. — И еще одно: если я решу, что не хочу даже пробовать становиться рыцарем, — а так, скорее всего, и будет, — ты не станешь меня уговаривать.
— Это глупо, — сказал Вирель, — но дело твое.
С этими словами он протянул Тристану руку, которую тот крепко пожал.
— А теперь, — сказал Вирель, — найдем лошака, и в путь.
— Кого это вы назвали лошаком? — раздался странный голос за спиной Тристана.
Из кустов вынырнул гнедой конь с могучими боками, густой гривой и мохнатыми копытами. Тристан опешил. Неужели это в самом деле их вчерашний спаситель? Как пегий лошак мог превратиться в роскошного гнедого жеребца?
— Не лошак, — гордо заявил конь и смерил спутников надменным взглядом, — а благородный И-гуа-гуа-гуа-Аргухл-грапхф.
И бывший лошак важно топнул мохнатым копытом.
— А можно просто И-гуа? — вежливо спросил Тристан.
— Так и быть, — сказал конь, — но имейте в виду, я позволяю вам сокращать свое имя только потому, что вы не в состоянии выучить его целиком. А перепутать в нем хоть одну букву — это значит нанести жестокое оскорбление мне и всем моим благородным предкам.
Вирель всплеснул руками.
— Я же говорил! — воскликнул он сокрушенно. — Треклятый лес! Был лошак, пегий и спокойный, а теперь вон что. Небось наглотался тут какой-нибудь гадости.
— Я благородный рыцарский скакун и употребляю только полезную пищу.
— Благородный И-гуа-гуа-гуа-Аргухл-грапхф, — Тристан произнес имя коня очень аккуратно, чтобы ничего не напутать, — не окажете ли вы нам великую честь и не отправитесь ли с нами в Альденбург?
И-гуа посмотрел на Тристана сверху вниз. В его взгляде не было почтения, но не было и презрения.
— Хоть кто-то, — сказал он после паузы, — понимает, как надлежит разговаривать с благородным скакуном. Я принимаю твое предложение, юный Тристан. Но вы должны проявлять ко мне уважение.
— Проявлять уважение! — вскричал Вирель. — Да разве я не проявлял к тебе уважения, когда кормил тебя и ухаживал за тобой?
— Грубиян и невежа! — ответил И-гуа. — Ты еще смеешь попрекать меня этим?
Вирель весь затрясся от негодования. Вид у него при этом был довольно забавный. Он уже открыл рот, чтобы высказаться, но Тристан остановил его.
— Не надо, — шепнул он, — держи себя в руках.
Вирель надул щеки.
— Так и быть, — заключил И-гуа, — я пойду с вами. Но я не потащу ваше жалкое барахло и уж тем более не позволю никому из вас сидеть на мне верхом. И еще: в Альденбурге я намерен найти себе другого хозяина, рыцаря, как и подобает моему высокому положению.
С этими словами конь гордо прошествовал мимо друзей и затрусил по тропинке.
— Поганый лес! — выругался Вирель. — Превратил тишайшего лошака тролль знает во что!
Тристан похлопал Виреля по плечу и пошел за И-гуа.