Седьмой прыжок с кульбитом

Глава 12

Глава двенадцатая , в которой история нас учит тому, что ничему не учит

За окном шелестел дождь. Навевая дрему, он монотонно скребся в окно. Если бы на моем месте лежала поэтесса Володина, она бы давно схватилась за карандаш: «В окно стучится дождь бездомный, как гость непрошенный в ночи». Однако на моем месте прохлаждался я сам и, что естественно, гостей не ждал. «Я не давал ему ответа — сегодня мне не нужен дождь».

В углу палаты, создавая уют и покой, расположились Анюта с Аленой. Облаченные в спортивные костюмы из модного футера с начесом, они тихо беседовали. Сиделки не просто так болтали за крохотным столиком, они готовились перекусить. То есть резали хлеб, сало, вареную курицу, лучок и прочую зелень. Еще шинковали ветчину и сырок, а для завершения полной икебаны чистили вареные яйца.

В поисках мелких деталей вроде соли, горчицы и перца они вставали, рылись в сумках и наклонялись к холодильнику. То есть создавали полную иллюзию броуновского движения, радующую глаз. Если кто не знает, то именно так выглядит домашний уют и покой.

Заглушая интересный разговор, из айфона наигрывал джаз. Но мы тоже не лыком шиты, у нас ушки на макушке. И нюх как у собаки, а взгляд как у орла. В смысле, соль беседы я уловил. Алена жаловалась на папашку, который порушил семью — бросил беременную жену и увлекся молодой любовницей. По этой причине Алена жила не в московской квартире, а в общаге. И редкость встреч с родителем совсем ее не тяготила. Да и причина для посещения отца была скорее меркантильной. Просто часть личных вещей и гардероба хранилась там, на отцовской квартире.

— Скотина он рогатая, — резюмировала Алена. — Прыгает на цырлах перед этой козой… Или я когда-нибудь их обоих придушу, или одно из двух.

— Ну, не знаю, — засомневалась Нюся. — Все-таки отец, он тебя родил.

— Все мужики козлы, — отрезала Алена. — Хотя папашку по-своему люблю.

— Злая ты, — поджала губы Нюся. — Чего без толку обижаться? Ты человека прости или убей. А ты мечешься, чисто стерва.

— Да, я почти готовая стерва, — согласилась Алена.

Скрывая иронию, Нюся уточнила:

— Почему «почти»? Что мешает дойти до совершенства?

— Потому что я еще девица. А чтобы стать законченной стервой, надо быть блядью по-серьезке.

Нюся вздохнула:

— А вот тут ты не права, подруга. Поверь моему личному опыту: именно недотраханные особи становятся мегерами.

— Даже так? — задумалась Алена. — Ну, тогда можешь считать меня законченной стервой.

За разговорами сиделки не забывали уделять внимание селедке, лучку и прочим закускам. Покончив с этим, они принялись хлебать супчик. Горячий, с пылу с жару, полная кастрюля которого стояла на столе. Девушки отдувались и утирали пот. Ну а что, красиво жить не запретишь, а плохо кушать не заставишь.

Меня покормили раньше. То есть первым, одним бульоном и без хлеба, но вдоволь. Тут я без обид — чрезмерно разнообразное и обильное питание ведет к повышенному давлению, а у меня нос постоянно кровоточит. Придется повременить с гастрономическими излишествами.

Поэтому, отдыхая в койке, я рассуждал об орфографических тонкостях русского языка. Вот почему слово «сиськи» употребляется во множественном числе, а слово «попка» — в единственном? Ведь эта часть тела тоже состоит из двух деталей, четко разделенных пополам. Кто-то из филологов возразит, что собирательное значение в слове «попка» выражается единственным числом. Может быть. Но мне кажется так: здесь напрашивается аналогия со словом «булки». И если мы говорим «сиськи», то логично было бы говорить «попки».

Вопросы, вопросы… Они преследуют нас всю жизнь. Будучи ничем не занятым, думать о серьезных вещах приятно, пусть и лёжа на боку. А далее моя ищущая мысль перекинулась к диетическим чудесам. Вот что такое картофельный суп? Берется три компонента, — вода, курица и картошка, — и варятся вместе. Для упрощения картины специи не считаем, хитрыми присадками вроде луковицы пренебрегаем. Это детали. Также в современных продуктах, вроде бульонных кубиков, полно пищевых добавок и усилителей вкуса Е621, но суп-то не современный! Нет там пищевых добавок, одна лишь натуральная курица.

В результате выходит, что вареная вода, втягиваемая с ложки, доставляет организму огромную радость. Вкусовые рецепторы языка и нёба ликуют, слезные железы исторгают влагу, а разум наслаждается сложным ароматом кайфовой жидкости. Короче говоря, настроение резко повышается. Разве это не чудо?

— Спасибо, Нюся, — сказал я вслух. — Было очень вкусно.

— Да не за что, — отозвалась та. — Совсем не за что, ведь я только доставила. Это Верка готовила.

— Ни фига себе, — поразился я. — Неожиданно.

— Растет молодежь, — буркнула Алена. — И хлеб у нее какой классный! Белый, воздушный.

— Скажи еще: безглютеновый, — фыркнула Нюся.

Алена подняла палец:

— Безглютеновый хлеб — это кошерно. И даже халяльно.

— Пф, — выдохнула носом Нюся. — Большое дело! Закинул муку в хлебопечку, и занимайся своими делами. Она и творожный пирог с орехами заделала, но Антоша его подмел в одно лицо.

Между словом и делом девушки добили свои порции, переглянулись и, не сговариваясь, налили еще по одной. Потом Анюта встала к раковине мыть посуду, а Алена взялась за швабру — вот-вот должен был прибыть Николай Уваров.

Только я об этом подумал, как раскрылась дверь, и вошел Коля. Точность — вежливость королей и долг всех добрых людей.

— Так-так, — сказал Коля добрым голосом. — Вечер в хату, господа арестанты.

— Здрасте, — четко ответила Алена, прикладывая к себе швабру на манер винтовки. — У нас порядок, больной лежит.

Уваров кивнул и уставился на меня. Точнее, на синяки под глазами.

— Красавец, — хмыкнул он. — Побит, но не сломлен. Мощно тебе в нос зарядили. Жалобы есть?

— Жалоб нет, — выпятив грудь, и так туго обтянутую футболкой, Алена добавила инфы в новостную ленту: — Идем на поправку. Ситуация под контролем, посторонних в расположении не замечено!

— Откуда они возьмутся, если охрана под дверью сидит? — буркнул Коля. — А поправка — это знакомая картина. Я гляжу, вообще ничего нового. Антон Бережной бережется, Анна Швец кормит больного, Алена Козловская трудится санитаркой… А ведь могла бы на танцульках стрекозой отплясывать! Анечка, как наши дела?

Отерев ладони о полотенце, что висело на плече, Нюся вытянула руки по швам:

— Дядя Коля, все товарищи в сборе! Ждут в соседней комнате.

— Очень хорошо. Пусть обождут, потом позовем. А ты никуда не уходи, к тебе тоже будут вопросы, — распорядился дядя самых честных правил, водружая свой портфель на стол. — Но сначала послушаем начальника транспортного цеха.

— Привет, — отозвался я, убирая планшет на тумбочку.

Я и до этого не особенно вникал в суть текста перед глазами. Попробуй почитать книжку, лежа на боку, когда одна санитарка носится с тарелками от раковины до стола, а другая со шваброй мечется. Буквы расплываются и упорно отказываются сбиваться в кучу.

В последние дни я часто не помню, о чем читал. А это, между прочим, явный признак склероза, когда нарушается передача сигналов от глаз к мозгу. В таких случаях минздрав рекомендует исключить из рациона газировку, глютен и пиво, чтобы приналечь на фрукты. Склероз — душевная рана, и продезинфицировать ее мог бы глоток коньяка. Вот только в сочетании с медицинскими препаратами это делать нежелательно. Придется потерпеть.

— Михалыч, друг мой, — кашлянул Коля, чисто докладчик на трибуне. А потом отпил травяного отвара из моей бутылочки, будто раненый он, а не я. — Поведай, как докатился до жизни такой.

— С самого начала?

— Нет, можешь начать с того дня, как посетил автосалон «Тойота».

— Не самый удачный день, — пробормотал я. — Бывали денечки и получше.

— Хорошо сказано, — восхитился Коля. — Для некоторых этот день стал последним! Так что — да, не самый удачный день.

— Хм…

— И знаешь что? — вкрадчиво вопросил он.

— Что?

— Хватит юлить!

Требуя отчета, Коля стоял на своем, пришлось рассказывать. Не всё, конечно, но многое. Уваров имеет право узнать о событиях из первоисточника, за исключением интимных подробностей. Надо отдать ему должное, слушал он терпеливо и не перебивал.

Свой доклад я завершил откровением:

— Бабушка Мухия говорила, что если напакостила, а чувство вины не пришло, значит, сделала все правильно. Это она говорила про себя, но с этой идеей я согласен.

— С какой идеей согласен? — нахмурился Коля.

— Обойди хоть всю планету, лучше Бережного нету!

Вряд ли Коля ожидал от меня раскаяния но, тем не менее, скривился:

— Послушай, у нас серьезный подход, а не хихоньки да хаханьки! Мы все болеем за дело и каждую ситуацию пропускаем через себя. А ты наше дело на что променял?

— На что?

— Опять из-за юбки подрался! А ведь не мальчик, Антон Михалыч. Мало того что спина вся синяя, так в этом синяке новая дырка. И нос набок свернут. Когда говорят, что вместо ста рублей надо иметь сто друзей — это не про тебя. С таким другом и врагов не надо!

— Ты это серьезно?

— Да! Богом человеку дан язык, чтобы говорить. Единственному из зверей, между прочим. А ты все проблемы своими руками пытаешься решить. Не можешь делать хорошего, так не делай хотя бы плохое!

— Хм… — попытался я возразить, но Коля не стал слушать.

— Ну на хрена ты лезешь в каждый конфликт, как в дерьмо за баней? Есть же охрана, тревожная группа… Черное одеяло, в конце концов. Антон, ты не босяк с Привоза! Молчишь, голубь мой? А я тебе объясню: все проблемы из-за баб. Иногда надо делать что надо, а не то, что ждут от тебя другие бабы. У меня твои бабы вот уже где!

Он постучал по загривку, после чего Нюся вспыхнула и выскочила. Глядя ей вслед, Уваров поправился:

— Вообще-то я имел в виду ту женщину, что в реанимации лежит.

Нехорошо как-то вышло, косяка Коля упорол. При этом товарища все-таки вынесло к теме, которую обсуждать не хотелось. Да, мне нравятся человеческие женщины. Они мягки, приятны на ощупь и хорошо пахнут. И что теперь?

— Не мы выбираем, нас выбирают, — обтекаемо ответил я. — Кстати, что говорят врачи?

— Ничего хорошего. У твоей ба… девушки там не плечо, а куча хлама. Завтра, возможно, будут перебирать снова. А у тебя почему повязка на руке? Мне об этом ничего не докладывали.

— Собачка цапнула, — честно признался я.

Только не стал сообщать, что собачка цапнула не до происшествия, а после. Ночных гуляний не поймут-с.

— Собачник хренов, — припечатал Коля. — И воняет у тебя тут псиной, будто кто-то рядом нассал.

Алена принялась нюхать свои рукава, и Уваров повернулся к ней:

— А ты чего сидишь, не обижаешься?

Алена дерзко дернула подбородком:

— А я не баба.

— А кто?

— Сиделка пока что, — сообщила она с вызовом.

Вроде бы понятно сказала, однако несколько туманно. В женских речах важны не сколько слова, сколько интонации, где за любым подтекстом постоянно таится второе дно. Коля только очками сверкнул, снижая обороты. Опытный переговорщик, надо отдать должное.

— Ты вот что, сиделка. Иди сестру успокой, — он взглянул на неброские часы «Черные черепа» от Ричарда Милле. — Совещание через десять минут.

Дожидаясь, пока за Аленой закроется дверь, Коля прохаживался по палате.

— Ладно, я понимаю: возникло непреодолимое желание на перепих. И как я понял, шведка ответила взаимностью. Растопырился, блин, оттопыриться. Но стрельбу зачем устраивать? В нашей борьбе важен строй и плотность залпа, а не героические вылазки одного стрелка. Для меня твоя любовь — это только горе!

Обидные слова… Однако напоминать ему аксиому, что любовные страдания — это удел истеричных барышень, я не стал. Барышни умирают от любви, а рыцари умирают за любовь. И кстати, совсем недавно случилась неожиданная беременность Нины Ивановны, о чем я не преминул упомянуть:

— В отличие от некоторых, я держу себя в узде презерватива!

Наезд удался — изменившись в лице, Коля моментально заткнулся. Сначала Алена его мокнула, теперь я. А что делать, когда люди воспитанию не обучены? Так-то в аналитике Коля профи. Рынок инвестиций видит насквозь, никто не спорит. Деньги умножает постоянно, а понимания жизни вот не хватает, и с тактичностью беда. Видимо, в высшей школе КГБ не научили хорошим манерам. Давно это было, а сейчас уже поздно.

И чтобы закрыть скользкую тему, я окончательно прояснил позицию:

— Любовь, Коля, это личное дело. Не готов обсуждать такое даже с тобой. И вообще, давай не будем открывать черный ящик, ладно?

Но он не был бы собой, если бы не пересилил себя после короткой паузы. Как оказалось, оратор только начал свое выступление.

— Хм, а ведь мои подробные объяснения упали на неподготовленную почву… Хотелось бы назвать тебя нарциссом и самовлюбленным индюком, но это будет неточно.

— А как точно?

— Правильно будет бабник. Господи, когда ты уже перебесишься?

На этот вздорный и риторический вопрос я лишь пожал плечами, и Коля подвел итог:

— Жаль, Антон, но мне придется вводить санкции.

— Как это?

— Соберу собрание пайщиков, и накажу тебя материально.

— А ведь ни черта ему не жаль, — подумал я. Только вслух сказал иное: — Но-но, полегче! Санкции запрещены международным правом, это прерогатива ООН.

— Ничего, на это все давно забили, вместе с ООН, — успокоил он меня.

Конечно, угрозе я не поверил. Чтобы меня наказали на мои же деньги пайщики, которые стали пайщиками благодаря мне? И дело не в деньгах, их есть у меня достаточно. Дело в том, что я и обидеться могу. А без здоровья пайщики много денег не заработают, это аксиома.

— Ду ю рили вонт ту билив?

В ответ на сарказм Коля неожиданно продекламировал стихи давно забытого поэта:

— Твои поступки так странны, твой путь так неразумно вьется, что дух бунтарский сатаны в тебе как прежде остается.

Осмысливая посыл Николая Рубцова, трагически убитого любимой женщиной, я машинально заметил:

— Путь самурая — это путь воина.

— Ты ходишь по тонкому льду, самурай, — возразил Коля.

— Думаешь, провалюсь? Ничего, черное одеяло поможет.

Отвечать Уваров не стал. Наоборот, он поинтересовался:

— Внимание, вопрос. А может, ты был пьян?

Подобные крючки любят забрасывать менты. И хотя вопрошал Коля голосом ведущего из клуба знатоков «Что, где, когда», это неважно. Впрочем, неважно кто и где — такие вопросы отлично подходят к любой ситуации. Ну а что, логично: выпивший человек сам не ведает что творит, ведет себя неадекватно и нарушает безобразия.

В стрессовой ситуации всё происходит непроизвольно, на условных рефлексах. Именно этим руководствуются пьяные, когда двигаются домой. И доходят! Кто-то думает, будто это лунатизм, а кто-то может сказать, что выпивохи летят на божественных крыльях Бахуса. Только ничего мистического и божественного здесь нет. Все прозаичней — в действиях пьяниц нет разума, одна лишь механика. Выйдя из чата рюмочной, они вступают в сумрак улицы. Знания, интеллект, память — это всё лишнее. В облике пьяницы и человеческого мало. Поэтому алкаши не могут вспомнить вчерашний день, разум-то пребывал в отключке.

Но я не алкаш! И в автосалоне был трезв, аки стекло! И с «духом бунтарской сатаной» согласиться не могу. Нормальный у меня дух, а поступки логичны. Поэтому, перейдя на серьезный тон, высказал предположение:

— Понимаешь, у меня с Антоном как в физике сообщающихся сосудов — я с ним поделился жизненным опытом и мудростью, а его молодецкая вспыльчивость перешла ко мне.

— Не знаю, — снова скривился Коля. — Не знаю, чем господь наделил Антона, и что перепало от тебя. И не о парне речь — именно тебя бог лишил ума. По мнению господа нашего, самый главный враг человека он сам, до тех пор, пока не разобрался в себе, какие мысли в нём от бога, а какие от дьявола. Сдается мне, что тобой управляет одно лишь черное одеяло, а не сила разума. Это черное одеяло, что живет внутри тебя будто демон, иногда делает из тебя «Чорного человека». Общение с тобой опасно для окружающих! Ты постоянно находишь неприятности на свою… хм, искательницу приключений. Это ненормально.

— Думаешь, всё так плохо?

— А что, нет?

Наверно, он скорее прав, чем наоборот. Припомнились грустные строки: «А у меня сорвало крышу, и с чайника слетел свисток».

— Встреча с тобой ведет к скорбной печали. По крайней мере, в твоих поступках есть какое-то мрачное и злое начало. Все думают, что ты бонус, а ты вирус. Зловредная часть программы, — Коля шагнул к окну и осенился крестным знамением, глядя на купольные кресты церкви. — Господи прости.

Я попытался отмахнуться, но на мой протестный жест спина отозвалась прострелом боли. Пришлось скривиться в ответ на его мину:

— Такие как я очень живучие.

— Как тараканы в эпицентре ядерного взрыва, — пробормотал Коля.

— Но в том нет моей вины! Так вышло.

— Так вышло, и всё?

— Так легли карты, — продолжил показания я. — Звезды неудачно расположились, когда повернулось колесо судьбы.

— Ну да, — согласился он, и вкрадчиво вопросил: — Ты хотел как лучше, а получилось как всегда?

— Реальность подчас бывает очень жестока!

— Ага, — поджав губы, Коля вернулся к своей скептической линии. — Твоей вины нет? Ты всегда был самонадеянным и заносчивым, а страдаем мы все.

— Я много грешил в этой жизни, но ни одна женская душа не ушла обиженной! — запротестовал я. — Господи, прости. На Тебя уповаю, да не постыжусь вовек. Ты посылал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал меня и утешал меня. Не отвергни меня во время старости, когда будет оскудевать сила моя. Не оставь меня, ибо враги мои говорят против меня, и подстерегающие душу мою советуются между собою.

— Что это было? — сбился с мысли Уваров. Таких глубоких знаний он явно не ожидал.

— Псалтирь, псалом семидесятый.

Коля развел руками:

— Вот теперь уверен: Дед тронулся, господа присяжные заседатели.

— А я не уверен! Если у человека есть «зачем», он вынесет любые «почему».

— Не нравится мне это, — голосом Геральда пожаловался он, — совсем не нравится.

Можно подумать, я в восторге! Стыдить меня бесполезно, да и Колина нотация стала надоедать. Нашелся, блин, педагог Макаренко. Открытое давление со стороны собеседника допускать нельзя — иначе начнешь жить чужими решениями, оставив себе одну лишь ответственность.

— Конечно, я не подарок. Но и ты не именинник! И кто тебе сказал, что ты образец для подражания? Или сам это решил?

— Хм, — сказал Уваров.

Видимо, именно это он и решил.

— Ты, Коля, хочешь контролировать всё. Выходя из дома, ты плотно закрываешь балкон, проверяешь краны газа и воды, вырубаешь сплит. И вообще, обесточиваешь не только утюг, а все кухонные приборы. Запираешь дверь на все замки… И потом, спускаясь по лестнице, часто возвращаешься, будто чего-то забыл.

— Откуда знаешь? — поразился он.

— Догадался. Давно за тобой наблюдаю, мы же знакомы сто лет. Ты считаешь себя скрупулезным и основательным…

— Да, я такой.

— Но всё контролировать невозможно, Коля! Так утверждают фаталисты, и предлагают впустить в свою жизнь немного хаоса. Только приняв его, ты станешь свободным.

— А ты, выходит, фаталист?

— Да фаталистее меня нет фаталиста, брат.

Коля вздохнул, снимая очки. На мир он смотрел не выцветшими глазами старика, а ярким взглядом зрелого мужчины.

— Безнадежен, — махнув рукой, Уваров распахнул дверь: — Анечка, зови людей. Времени на раскачку нет!