Глава сорок седьмая, в которой будет день и будет песня
Итак, праздник завершился. Усталые, но довольные, туристы возвратились домой, и сразу Антон попал под раздачу. Святая простота! Он ожидал оваций и поздравлений, однако в таких случаях расслабляться опасно. Все успехи должны быть организованы мудрым руководством, а не возникать сами по себе. Это аксиома.
Антон осознал. И когда профессор Гузий поставил свой вопрос, казавшийся острым, парень был готов.
— Почему оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы отправляли одну Люльку.
Проректор сверкнул лысиной, и Антон не заставил его ждать:
— Ботаническая экспедиция.
— Хм, — опешил профессор настолько, что у него запотели очки. — Экспедиция чего?
— Это когда с сачками по степи бегают, — напомнил ему парторг. — А потом бабочек на булавки насаживают.
Осмысливая информацию, педагоги дружно уставились на Антона. В их глазах читалось недоверие. Какая, нафиг, ботаника, когда мы все здесь музыкальные педагоги? Исключением выглядел лишь новый руководитель оркестра товарищ Иванов, который знал о кружке любителей тюльпанов, а о предстоящей обороне диких верблюдов догадывался.
— Ботаническая экспедиция в степи Калмыкии, — терпеливо пояснил Антон. — Уля Тулаева с детства борется за чистоту природы, и на базе нашего оркестра организовала молодежное движение «Защитим дикие тюльпаны».
— Да что ты говоришь? — закончив протирать очки, профессор Гузий пришел в себя. — Защитили?
— Да, — подтвердил Антон. — Мы написали статью и сделали фотографии. Материалы отправлены в журнал «Юный натуралист».
Все это время руководитель оркестра красноречиво молчал. Но теперь он встал, чтобы вставить свое веское слово:
— Товарищи, у нас мало времени, — сказал босс сухо. — Владимир Михайлович, прошу вас.
На это я мысленно усмехнулся — оказывается, командовать может не только проректор!
— Да-да, — встрепенулся профессор. — Итак, товарищи, перед нами стоит сложная задача: организовать досрочную сессию для студентов разных курсов, входящих в оркестр «Надежда». И времени на это у нас очень мало…
— Времени на раскачку нет! — подтвердил товарищ Иванов.
Судя по его боевому настрою, он уже сегодня был готов ехать в Германию. Хоть один, но ехать! Как в той боевой песне: «И как один умрем в борьбе за это».
Профессор выглядел менее категоричным:
— Поэтому прошу вас, товарищи, уже сегодня изменить свои планы, чтобы отнестись со всей серьезностью, — он обвел глазами собравшихся. — И последнее. Сейчас я подпишу приказ о назначении студента Бережного старостой группы «Надежда».
— Как это? — не понял парень.
— Временно, — пояснил Гузий. — На время поездки в Германию. Ничего сложного здесь нет: староста должен вести журнал посещаемости и следить за порядком во время занятий. У вас там учебных занятий не будет, зато будут репетиции и выступления. Вот ты и будешь следить за порядком, до и после этих занятий. Понятно? В случае чего имеешь право делать устные замечания, а о серьезных проступках должен сообщать в деканат.
— И встретишь ты, когда не ждешь, и обретешь, не там где ищешь, — пробормотал я растерянно.
— Дед, как думаешь, а деньги мне выдадут? — хмыкнул Антон.
— Если ты о стипендии, то рассчитывай на прибавку в пятнадцать рублей. А если о командировочных, то вряд ли. Валюта на расходы будет только у руководителя делегации.
— А как я буду сообщать? Деканат здесь, оркестр в Германии. Чтобы доложить о проступках, мне надо будет позвонить. Или телеграмму дать. Так что извиняйте, насчет «постучать» декан пролетает.
Тем временем Гузий объявил о завершении совещания, и педагоги повалили на выход. По пути они бурно обсуждали дополнительные хлопоты, свалившиеся им на голову. Вот можно подумать, им больше делать нечего, как экзамены после занятий устраивать!
Товарища Иванова текучка интересовала мало, он никуда не спешил. И Антона придержал, отведя того в угол. Держался босс уверенно и выглядел прекрасно. Костюм гармонировал с рубашкой, а ремешок часов сочетался с туфлями и галстуком. Даже парфюм казался мягким и приятным.
— С утра я разговаривал с Марией по телефону, — доверительно сообщил новый руководитель оркестра. — Она уже дома, у нее там всё готово и она нас очень ждет! Колено почти не болит, но ты говорил, что нужен массаж…
— Нужен, — кивнул Антон.
— Вот! Это одна причина для спешки. Вторая — билеты давно заказаны. Это секрет, но заказаны на всех по списку. Загранпаспорта готовы… Поэтому срок в две недели не годится! У тебя есть семь дней на эту Люльку и на все остальное. А я уже со своей стороны организую зачеты и экзамены. Понятно?
— Хм, — задумался Антон.
— Конечно, Люлька поедет, — угадал невысказанный вопрос Иванов. — В Германию поедут все девочки, только это должно оставаться тайной. Незачем людей расслаблять. Между нами, понятно? Я могу проявить власть и волю, но ломать вашего парторга на кафедре истории КПСС не хочется. Как там у поэта? «И мать грозит ему в окно». Пусть воображает и грозит. Тем временем вы быстро и хорошо сдаете экзамены. Договорились?
А почему нет? Деловой подход товарища Иванова нам по душе.
В пустой приемной Антона придержала секретарша ректора:
— Бережной, иди сюда! Распишись вот здесь и здесь. Журнал посещений получишь в деканате. И зайди в профком, к председателю. Она ждет.
А вот это что-то новенькое! Никаких дел с профсоюзом Антон не имел. Только нет таких препятствий, которые не могут преодолеть большевики, вооруженные правильной теорией. В профкоме Антон бывал, но не дальше общей комнаты. Здесь заседали две женщины и активистки из числа студенток, которые и занималась текучкой. А логово руководителя находилось дальше, за их спинами.
— Здрасте, — приоткрыв дверь, Антон заглянул внутрь.
Кабинетик председателя профкома впечатлял мало, что не удивительно после хоромин ректора. Канцелярский стол чуть больше стандартного, сейф, шкаф, стулья вдоль стен. И множество кубков, вымпелов и знамен. Лидер профсоюза Хромовая, пребывая в одиночестве, взирала на мир с казенным выражением лица. Более важным в своей жизни я видел лишь лицо начальницы паспортного стола.
— Заходи, Бережной, — буркнула Храмовая, и взялась бесцеремонно разглядывать парня. Тому ничего не оставалось, как зеркалить ее действия, ведь первому затевать разговор со старшей по возрасту и званию было бы невежливо.
Кудряшки на голове лидера сильно напоминали парик, взятый из моды галантного восемнадцатого века. Парик, на вершине которого соорудили гнездо. Ничего не поделаешь, строить гнезда на голове в это время было повальным увлечением. Причем чем старше объект, тем мощнее полет фантазии. Да уж, не светская львица уровня Ксении Собчак, а прямо-таки львица из мультика.
Крупная дама позднего бальзаковского возраста, лидер профсоюза имела нос картошкой и круглое лицо, ярко крашеное в соответствующие цвета: черные брови и ресницы, алые губы и румяные щеки. Солидный нос выделялся щедро припудренным белым пятном, а портрет завершали усики. Местами выщипанные, они подчеркивали образ львицы. Ниже портрета громоздилась грудь, одетая в блузку с рюшами и воланами. Мощно возвышаясь, грудь напирала в попытке доминирования.
— Знаешь, что меня удивляет, Бережной? — сказала профорг глубоким грудным голосом. Порывшись в бумагах на столе, она ловко выдернула лист. — Никто не согласовал со мной вашу поездку! Почему?
Логика в ее словах была, потому что любое путешествие советского человека начиналось в месткоме. Эта всесильная организация милостиво разрешала вояжи и карала отказом. Прогульщикам, пьяницам и любителям адюльтера поездки за границу не светили априори.
А вот почему с ней не согласовали выезд в Германию, это нужно не у парня спрашивать. Вопрос выглядел риторическим и, взмахнув листком бумаги, лидер профсоюза засунула его обратно в стопку, под Ленина. Бюстик вождя являлся обязательным элементом на столе любого чиновника, помимо чернильного набора, естественно. Когда-то бронзовый бюст выполнял функции пресс-бювара, только сейчас им придавливали бумаги, чтоб они не улетели.
При этом голова Ильича недоуменно хмурилась. Конечно. Вот зачем потомки придумали эту моду изображать вождя без рук? Круглая голова, узенькие плечики… И как ему теперь указывать то направление, в котором лежит верная дорога?
Еще один важный атрибут начальника, лампа с зеленым абажуром, стояла с правого краю. Картина была бы неполной, если не упомянуть стакан для карандашей, бокал для перочистки, скрепницу для скрепок и спичечницу для спичек. Вишенкой на торте являлась пепельница, глубокая и мощная. Такой хорошо от хулиганов отбиваться. Ну, если они ворвутся в кабинет председателя профкома.
— Значит, староста группы «Надежда», — прищурилась она, элегантным жестом раскрывая коробку папирос «Герцеговина Флор». — И со мной опять не согласовали! Хорошо.
Ничего хорошего в ее голосе не было. И когда-то она это обязательно кому-то припомнит. Скорее всего, профессору Гузию, когда он придет сюда за льготной путевкой на море. А ведь он придет!
Антон молчал, пока лидер профсоюза прикуривала и взмахом руки тушила спичку. Выдохнув клуб дыма, она пошла дальше, выражая серьезную озабоченность:
— И как я не сообразила насчет профорга? Пусть временного, но все равно это ошибка. Ты хоть догадываешься, какую роль играет профорг в группе?
— Собирает членские взносы? — предположил Антон.
— Если бы всё было так просто, — вздохнула она, — с этим бы справилась любая курица в оркестре. Нет, Бережной, профорг — это лидер группы, лучший студент. И ни одно мероприятие без него не обходится! Он всегда впереди социалистического соревнования, понимаешь? Профорг занимается защитой прав студентов и решает их социальные проблемы. В случае необходимости запрашивает у профкома материальную помощь студентам. А ты говоришь: «собирает профсоюзные взносы». Эх…
— Хм, — начал догадываться Антон.
— Вот тебя назначили старостой группы. Напомню, что староста — это промежуточное звено между студентами и администрацией учебного заведения. Выступая лидером группы, староста отстаивает ее интересы. То же самое делает профорг. Так что не будем плодить сущности, сразу перейдем к фабуле: завтра принесешь протокол собрания оркестра в произвольной форме. На заседании профкома утвердим.
— Кого, меня? — практически угадал Антон.
— Тебя, конечно. Кого же еще? И не волнуйся так, это временно.
На обратном пути у парня возник закономерный вопрос.
— Вот скажи, Дед, — начал он. — В Германии материальная помощь не помешает никому. А как, находясь там, можно получить необходимую материальную помощь? Предположим, дам телеграмму. И они вышлют западногерманские марки почтовым переводом?
Казалось бы, события на этом завершились, но нет. На большой перемене, когда Антон и Анюта заканчивали трапезу, к ним подсели две бойкие девицы-старшекурсницы.
— Привет, — сказала одна. — Знаете нас? Нет? Я Света, а это Оля. Мы из комитета комсомола.
Антон этих девушек не знал, но о причине визита догадываться начал сразу. Тем более что первая девица выложила на стол исписанный лист бумаги.
— Неважно, — сказала она. — Вот протокол комсомольского собрания оркестра. Здесь все написано, девочкам осталось только подписать. Будешь комсоргом. Это временно, Бережной, но не подведи нас! Комитет комсомола верит в тебя. И еще одно. Предупреди девочек: чтобы никаких импортных презервативов!
Анюта поперхнулась и закашлялась. А Света из комитета комсомола пояснила:
— Недавно наши студенты ездили в Прагу на фестиваль фортепьянной музыки. И две пианистки каким-то образом поменяли там черную икру на презервативы, вышло по полчемодана. Очень некрасиво вышло.
— А вы как узнали? — поинтересовалась Анюта.
— Неравнодушные люди на таможне это заметили и просигнализировали в институт.
— Так это запрещено?
— Товар медицинский, прямого запрета нет… Но зачем это комсомолке? И потом, зачем так много?
Сдерживая смех, Анюта заерзала:
— А сами девочки что сказали?
— Сказали, что резина не икра — быстро не испортится… — задумалась Света. — Мол, пусть лежит.
Оля ее перебила:
— Так вот, Бережной! Проведи собрание и объясни комсомолкам: скромнее надо быть! Сувениры приобретать можно, а икрой и водкой торговать стыдно! Тем более таким образом. Что о нашем институте подумают местные немцы?
Искры иронии плясали в глазах Анюты. Всем известно, что «вещизм» не украшает строителя коммунизма. Это факт. И, наверно, это не главное в жизни. Но ведь каждой комсомолке хочется иметь качественные презервативы! С ними не так хорошо, как без них плохо.