Седьмой прыжок с кульбитом

Глава 43

Глава сорок третья, в которой бога нет, Маркс умер, да и я неважно себя чувствую

На первую пару Антон не попал. Примчался вовремя, только послушать очередной рассказ по истории музыки не довелось. Парня выхватили прямо из аудитории, еще до начала лекции.

— Бережной! — громко объявила секретарша декана, худосочная аспирантка в роговых очках. Демонстрируя сомнительные прелести, она боком замерла в дверном проеме. — В деканат! Это срочно.

Студенты мигом притихли. Секретарша многозначительно переглянулась с педагогом, взошедшим на кафедру и неспешно раскладывающим свои конспекты. Тот согласно кивнул, разве что палец вниз не опустил. И подсудимый принялся собирать вещи. Событие редкое, на него публика взирала с сочувствием. Впрочем, кое-кто не скрывал и злорадства. Но вслед Антону вся аудитория смотрела без зависти. Деканат — не женское общежитие, туда для радости не зовут.

В кабинете декана было шумно, многолюдно, и ждали только Антона.

— Бережной! — обрадовался парторг. — Это хорошо, что ты так быстро нашелся. Пойдешь с нами.

— Зачем? — заметался Антон внутри себя.

— Не суетись, — посоветовал я. — Скоро всё узнаем.

Так и оказалось.

— Совещание у проректора, — отрывисто бросил декан на ходу. — Сказали, что важно.

Хотя мне интересно стало другое: а как по институту ищут нужного студента, если его нет в аудитории? Выпускают преподавателей в свободный поиск?

Педагоги двигались плотным клином, острием которого являлся бодрый декан. Рассекать ему было нечего, коридоры во время занятий пусты, только все равно это выглядело грозно. Так и хотелось воскликнуть:

— Веди меня, любезнейший Вергилий! Веди меня, путей не разбирая.

Нарушая четкость построения, хмурый Антон плелся сзади. Обычно так делает обоз. На мой призыв парень пробормотал ответ. Рифмованный и в тему:

— Так не томи! Скорей веди свою гипотенузу.

Странно, но адский лидер привел нас не в каморку проректора, а точно в приемную ректора. Возле секретарши декан не задержался, лишь коротко кивнул. Хозяйским жестом дернул ручку мощной дубовой двери, чтобы проникнуть внутрь. И это удалось не без усилий. Ломиться следом Антон не стал, изобразил лишь кончик хвоста колонны.

Двери оказались двойными. В метровом тамбуре мы притормозили, любуясь мощным сооружением. Проем с обоих краев был красочно инкрустирован и лакирован. Создатель этих двухстворчатых ворот был явный фантазер. Он верил в красивые сказки, будто ректоров назначают из особой породы людей, былинных богатырей трехметровой высоты.

Внутри кабинета педагоги взялись нарушать чопорную тишину — переругиваться и шумно рассаживаться за столом для совещаний. Оказывается, здесь каждое место имело свой скрытый сакральный смысл. Слава богу, парень под разборку не попал, он скромно пристроился с самого краю стола. И сразу приметил знакомую физиономию товарища Иванова, представителя министерства культуры. Впрочем, теперь уже бывшего представителя.

А во главе собрания воссел проректор по учебной работе, профессор, Владимир Михайлович Гузий. Ничего удивительного в этом не было, ведь ректор музпеда считался человеком-невидимкой. Последний раз он объявился, чтобы поздравить женщин с праздником Восьмого марта. И сделал это опосредовано, через газету «Вечерний Ростов».

Так вышло, что окружающий мир болеет не только на спортивных соревнованиях. Музыкальных конкурсов множество, проводят их постоянно, без перерыва и выходных дней. И жаркие споры судей частенько затягиваются за полночь. Наш ректор везде востребован, если не председателем жюри, так членом делегации от министерства культуры. Человек буквально живет в самолете, завидовать тут нечему. Не всем же стоять у синхрофазотрона и рулить космическими кораблями? Кто-то должен выполнять незаметную, но нужную работу.

Присев на крайний стул, Антон не перестал оглядываться. Бывать в таких хоромах ему не доводилось, не по чину это. А помещение впечатляло, он аж рот раскрыл. Если в приемную ректора можно было впихнуть камерный ансамбль, то вот здесь, в кабинете, легко разместился бы большой симфонический оркестр.

Дубовые панели, наборной паркет, забитые кубками и книгами стеклянные шкафы, хрустальная люстра. В одном углу красовался антикварный концертный рояль «Стейнвей», в другом углу таился сейф. Старинный сейф, явно гномьей работы — мощный, основательный, монументальный. Одна замочная скважина шириной в ладонь чего стоит… С первого взгляда становилось понятно, что за стенами этого сейфа скрываются многие тайны музыкально-педагогического института.

— Где-то читал такую фразу, — припомнил Антон, — «в тронном зале громко тикали напольные песочные часы».

Здесь ничего не тикало. Видимо потому, что кабинет ректора не был тронным залом, хотя и был очень похож. Центральной фишкой местного фэншуя являлся монументальный письменный стол, рассчитанный, что логично, на богатыря. Широченная столешница, крытая зеленым сукном, напоминала бильярдный стол. Только покоилась она не на восьми лапах, а на двух тумбах орехового массива.

Если вы когда-нибудь видели стол крупного советского руководителя — значит, вы видели всё. Вторым приметным предметом интерьера, после главного стола, считается стол для совещаний. И чем крупнее руководитель, тем длиннее этот стол. Неопытный человек мог бы сравнить его с пиршественным, только чаще он являлся пыточным.

Антон осмотрелся еще раз — в кабинете ректора уместились все, считая тех, кто уже сидел раньше. И еще осталось столько же пустого места. Не все пришли? Владимир Михайлович Гузий решил не ждать. Откашлялся, встал из-за главного стола, и его стало видно. Сверкнула лысина, рассекающая остатки шевелюры на два куцых холмика. Проректор был смелым мужчиной — он не унижал себя боковым чубчиком, зачесанным на другую сторону. В голову пришли строки из песни Высоцкого: «Дорога сломала степь пополам».

— Товарищи, минутку внимания, — начал профессор. — Я вас собрал, чтобы представить нового преподавателя института. Знакомьтесь, это товарищ Иванов, Владислав Саныч. Если вы помните, он посещал нас зимой вместе с немецкой делегацией. На кафедре хорового дирижирования товарищ Иванов займет должность педагога-организатора и руководителя студенческого оркестра «Надежда».

Последние слова перекрыл гул голосов собравшихся. Новость оказалось неожиданной. Ничто, как говорится, не предвещало. А проректор продолжил:

— Ранее Владислав Саныч трудился в министерстве культуры, а теперь вот решил поработать с юными музыкантами, будущими педагогами…

Народ еще более зашушукался. «Знаем мы, как он сам решил», — сквозило в их глазах.

— … Время сейчас непростое, товарищи, коллективу оркестра «Надежда» предстоит досрочная сессия в связи с выездом за границу. Надеюсь на ваше понимание и всемерную помощь.

По ходу представления товарищ Иванов поднялся, давая себя обозреть. Педагоги, конечно же, воспользовались предоставленной возможностью. С одной стороны, это назначение очень походило на ссылку. С другой стороны, поездка в Западную Германию может быть только наградой. В любого пальцем ткни, никто не откажется, будучи при памяти. Загадочного вояжера разглядывали с интересом, на губах педагогов крутился один вопрос: «Кто вы, мастера культуры?».

А парторга перекосило. Сидел человек, поглядывал вокруг заинтересованным взглядом, и вдруг на тебе! Крушение всех мечт. Ничего не поделаешь, неисповедимы пути господни.

— Сейчас заплачет, — предположил Антон.

— Тяжелая утрата, — согласился я. И трагическим голосом процитировал: — «Невыносимо красиво прерван акт любви. Заря сгорала молча, а ты слезу сотри».

Тем временем проректор предоставил парторгу слово, как положено по процедуре. Пришлось Косачу напрягаться — кашлять, раскрывать свою папку и вставать. Говорят, что низкорослые люди обожают крупные джипы. Хаммеры какие-нибудь, или Инфинити. К сожалению, наш парторг пока об этом не догадывался, опережать время он не умел. Поэтому предпочел выпендриться интеллектом.

— Товарищи, я буду краток, — сообщил он для начала.

И в ходе своей речи опроверг утверждение, будто кратность — сестра таланта. А что делать, если в газете «Правда» не бывает коротких передовиц. И талантливых тоже не бывает, даже если передовицу пересказывает человек с богатой фантазией. Обзор международного положения плавно перешел в оценку внутриполитической ситуации, и завершилось всё переходом на личности.

— Вот в такой сложной обстановке нам предстоит оценить знания коллектива «Надежда». Досрочные экзамены для нас не новость, зимой мы это проходили. Но всё равно это будет непросто, — парторг давно взял себя в руки, но рожа так и оставалась кривой. Он повертел головой, и остановил взгляд на Антоне. — Впрочем, Бережному зачеты можно ставить автоматом. Безо всяких сомнений. Я беседовал с коллегами, автоматы по всем предметам он заслужил уже сегодня.

Антон потупился, а проректор Гузий поощряюще кивнул:

— Думаю, еще Анна Швец. Хорошая девочка.

— Да, — сказал парторг. — Хотя нет.

— Почему? — удивился проректор.

— У Анны поведение хромает, — сверкнув очками, парторг решил пояснить для окружающих: — Недавно ударила студента четвертого курса. Комсомолки так не поступают!

Я этого эпизода не знал, но Антон мне ответил совершенно непонятно:

— Правильно сделала Анюта.

— А именно?

— А вот нечего было в столовке без очереди лезть! Целовать его, что ли? И не ударила, а щелбан отвесила. Кто ж знал, что этот наглец на ногах не устоит, и в чужой суп упадет?

— … Другим студенткам зачеты автоматом тоже можно, но с большой натяжкой и не сегодня, — продолжил парторг. — Однако в музыкальном коллективе есть человек, который вызывает у нас серьезные вопросы. Очень серьезные вопросы!

— Да что вы говорите? — заинтересовался проректор. — И кто это?

— Ксения Люлька.

— Опять⁈ — поразился я.

Словно услышав мой стон, парторг кивнул.

— Да, — сказал он. — Такая важнейшая наука, как история КПСС, у Люльки полностью запущена. Конспекты лекций — тихий ужас. На каком языке они ведутся? Я проверял, по национальности Ксения русская. Или это такой шифр? Конспекты первоисточников имеются, но оформлены также крайне небрежно. Часть из них, нам кажется, вообще не Люлькина. А это уже пахнет подлогом, а не историей КПСС.

В этом месте я ожидал возгласа «С этим пора уже что-то решать!», но парторг резво почесал дальше, не отвлекаясь на промежуточные выводы.

— На семинарах ведет себя невнимательно, отвечает с ошибками. Скажите мне, товарищи, как можно стать хорошим музыкальным педагогом без уверенного владения «Детской болезнью левизны в коммунизме»? Чему она научит наших детей, которым предстоит претворять в жизнь Программу партии, если из трех источников и трех составных частей марксизма знакома только с одним? И тот французский утопический социализм…

Собравшиеся многозначительно переглянулись. Они-то, само собой, познали все три источника, но ничего не сказали.

Лишь один Антон ответил. Только не вслух, а лично мне и с чувством.

— Надо же, вы посмотрите на него, — давясь гневом, изумился он. — Каков пидор! Девочка поет и танцует как богиня. А он⁈

— Редкой души гандон, — согласился я с предложенным диагнозом.

Зачем такому человеку две ноги? Непозволительная роскошь. Когда мавр сделал свое дело, он должен уходить на одной ноге. В памяти всплыло колесование, четвертование и другие различные способы казни. Но нет, не то… Бросание к злобным хищникам я тоже отбросил.

— Почему отбросил? — не понял Антон.

— Мой дикий зверь еще маленький, — пояснил я. — А этот хоть и олень, но слишком большой. И вообще, для казни вроде бы не время и не место.

— Наверно, — согласился парень. — А жаль.

Но ведь наблюдается явный непорядок. Товарищ Ленин учил, что нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня! Эту важную мысль Владимир Ильич выработал в Берлине на встрече с педантичным Августом Бебелем, когда потрошил того. Не в буквальном смысле потрошил, а когда склонял буржуя дать денег на газету «Звезда». «Morgen, morgen! Nur nicht heute sagen, alle faulen leute» — передразнивал Ленин Бебеля. В буквальном переводе это звучит так: «Завтра, завтра, не сегодня! Так ленивцы говорят».

Тем временем Яков Моисеевич прищурился:

— Вот скажи, Бережной, почему учение Маркса всесильно?

Вопрос застал Антона врасплох — он увлекся перебором способов поломки ноги парторга, которые я не успел перечислить.

— Дед, выручай, — прошептал он умоляюще. — Половину долга прощаю, и еще потом проси что хочешь!

— Я тебя услышал, — мысленно кивнул я.

А что, позже обязательно припомню. И подобными парторговскими провокациями меня с толку не собьешь, опыт дело великое. Так что, пока парень переключался и собирался с мыслями, я оттарабанил буквально на автопилоте:

— Учение Маркса всесильно, потому что оно верное!

Не позволив мне насладиться победой, парторг выстрелил снова:

— Тогда скажи, в чем основное отличие программы ВКП (б) от программы КПСС?

— Программа ВКП (б) вела к построению социализма, а программа КПСС ведет к построению коммунизма!

— Хорошо, — согласился Косач. — А что сделали декабристы?

— Разбудили Герцена!

Парторг победно оглядел собрание. Ишь, гордый какой! Вроде в моих знаниях есть его заслуга.

— Именно, — согласился он. — А о чем работа Ленина «Шаг вперед, два шага назад»?

О том, что второй шаг делается ради третьего, рассказывать я не стал. Не поймут. До любой цели только два шага — один вперед, один назад. Парадоксы преследуют нас…

Да и нужный ответ давно вбит в подкорку:

— Критика меньшевиков!

— Хм… Неплохо. А какими законами объясняется правильность действий коммунистической партии?

— Отрицание отрицания, переход количества в качество и борьба противоположностей, — снова без запинки выдал я. — Смена капитализма коммунизмом неизбежна.

Здесь я ловко избежал комментов о том, что коммунизм может снова смениться на капитализм, причем не в теории, а на практике. Такое уже было, однако кто ж поверит моим рассказам о финале перестройке в 1991 году?

— Силен, Дед, — уважительно пробормотал Антон. — Только я ответы и без тебя знаю.

— Да?

— Да, я не тупил! Просто вспоминал немного дольше.

Конечно, дольше. А у меня за плечами полный курс истории КПСС. А еще марксисткско-ленинская философия, политэкономия и научный коммунизм. К этому следует добавить политзанятия в армии и политинформации на заводе. Сколько времени зря потрачено…

— А у меня за плечами дырка, — печально заметил Антон. — Такое ощущение, будто меня расстреляли в спину.

— Вот тебе можно сразу ставить пятерку, — сухо сообщил парторг, обращаясь, естественно, не ко мне, а к Антону. — К сожалению, не все как ты. К примеру, комсомолка Ксения Люлька плавает в таких общеизвестных вещах, как биография Надежды Константиновны Крупской.

Позволяя осмыслить этот ужас, он обвел собрание печальным взглядом. Собрание прониклось.

— … А некоторых важных тем не знает вообще. Представляете, товарищи? По работе Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» двух слов связать не может. Каким образом она собирается жить без этого знания? Танцульки танцевать? Не знаю. Классик Крылов насчет стрекозы прямо сказал: «Ой, придет зима в глаза! Ой, придет! Оглянуться не успеешь». Преподаватель по истории КПСС согласен со мной. И категорически не согласен ставить ей зачет.

Громыхнув стулом, медленно поднялся завкафедрой физкультуры Черныш. Большой и широкий, в цивильном костюме и бороде он выглядел как-то необычно и даже неестественно.

— Постойте, товарищи, — помогая себе говорить, рукой он начал выталкивать слова. — О чем здесь ведется речь? Ксения Люлька — это бальзам на моё больное сердце! Услада глаз моих усталых!

— Да? — поразился проректор.

Я тоже не знал таких интимных подробностей. Ишь, шустрый какой силач…

— Моя спортивная гордость! — с новой силой воскликнул этот румяный бородач. — История нашего института, которой считай, не было, теперь преобразилась! На межвузовских соревнованиях мы не ударили в грязь лицом. Антон Бережной уверенно пробежал восемьсот метров. Пусть с высокого старта и без резкого рывка, но хорошо! Ада Гольдберг не подкачала на четырехстах метрах. Анна Швец одолела бег с барьерами в группе лидеров. А Ксения Люлька не ударила в грязь лучше всех — заняла первое место. Первое! У нас никогда такого не было! Благодаря Люльке наш институт поднялся с колен.

— Чего? — не понял парторг.

— Лучшее время на стометровке! — воскликнул завкафедрой физо. — Это не Люлька, это быстроногая дочь Гермеса! Легкокрылая ласточка. Ксения Сапсан, победитель гепардов! Хороша, зараза…

В старые времена заразой называли женщину, когда восхищались ей. Слово «зараза» восходит к слову «сражать», «сражен» или «поражен». И когда красота женщины сражала наповал, тогда ее и награждали определением «зараза». Конечно, завкафедрой физо имел в виду не внешние данные, хотя они имелись, а физкультурную красоту ласточки. Именно так его и поняли.

Прерывая поток хвалебных эпитетов, с места высказалась Альбина Петровна, что заведует кафедрой вокального мастерства.

— Люлька очень хорошо показала себя на международном конкурсе в Элисте. Только она не пела, а плясала с саблями, — сообщила педагог, потрясая картонкой с золотым профилем Ленина и яркими красными буквами. — Я собиралась об этом докладывать позже, но вот посмотрите сами: почетная грамота за третье место.

— Если вы не зачтете Люльке историю КПСС, — воскликнул бородатый богатырь, — то объясните мне, как мы будем давать ей повышенную стипендию?

— А мы будем давать? — недоуменно склонил голову проректор. — Повышенную стипендию за что?

— За успехи в боевой и политической подготовке, — хмыкнул я.

Но меня никто не услышал, голос завкафедрой физо оказался сильнее:

— За выдающиеся результаты в спорте!

— Возражаю, — буркнул Косач, целясь вдаль многозначительным взглядом.

Антон взял себя в руки и подвел итог дискуссии:

— Полный кринж.

— Что ж, в очередной раз следует констатировать, что парторг всегда прав, — пробормотал я. — Раньше мне казалось, что позерство — это в «Камасутре». Но Косач оказался выше.

— Одна неделя, — быстро сказал Антон вслух.

— Чего? — не понял Яков Моисеевич.

— Дайте мне неделю, и Ксения Люлька будет готова к зачету по истории КПСС. Еще одну неделю — и будет готова к экзамену.

Без промедления он обратился ко мне:

— Значит так, Дед. Ты мне был много должен, теперь не будешь. Сделаешь — и мы в расчете.

А я что? Я без проблем.

Собрание в наших переговорах не участвовало. Высокие стороны переглядывались молча. И затянувшееся молчание означало согласие.

— Спасибо, Альбина Петровна, — прервал паузу проректор Гузий. — Третье место на международном конкурсе — достойный результат. Что касается Бережного, то у меня вопрос. Каким образом оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы посылали одну Люльку.