Глава 51

Глава пятьдесят первая, в которой все разошлись, а мы по центру. Мы чёрно-белые для разноцветных


Денек не выдался свободным, я сам его назначил. Утром, после зарядки и завтрака, плюнул и никуда не пошел, а принялся наводить порядок в курятнике. Невзирая на моросящий дождик, нарубил дров, подмел мусор во дворе и поиграл с Мальчиком в мячик. В завершение выкупал собачку и аккуратно, замотав руку пленкой, вымылся сам.

Финалом выходного утра стал диван, куда я завалился в обнимку с диким зверем. А Мальчик улеглась на свою подстилку, чтобы одним глазом охранять мой покой. Как там в песне поется: «И пусть весь мир подождет». Или это не песня? Неважно.

За окном монотонно сыпал дождь, Катана мурчала в дремоте, я читал новый медицинский справочник, выписанный по интернету. Из всех пациентов меня более всего беспокоил отец Хильды, который в прошлом году перенес инсульт. Он плохо ходил и неважно разговаривал, решение этой проблемы по формуле «время лечит» меня не устраивало.

От родителя Хильды мысли перетекли к ней самой. Недавно мы проводили следственный эксперимент: бабушка Степанида, Анюта, Алена, Мальчик и я. Точнее, проводила его Степанида Егоровна, а все остальные хором читали текст по наговору на меня. «Если кто заругается в твою сторону, то бог ему судья, пусть идет куда шел. А если кто вздумает злоумышлять против тебя, то пусть это зло обернется против него! Да не просто так, а вдвойне!». Собачка в литературных чтениях не участвовала, но в целом явно одобряла.

А когда все мероприятия закончились, ничего особенного не произошло. Гром не прогремел, хляби небесные не разверзлись. Только Степанида Егоровна тогда буднично поинтересовалась:

— Как там твоя Хильда?

— Дышит воздухом в санатории. Идет на поправку, — я постучал по деревянной тумбочке и сплюнул через плечо. — А дальше как бог даст, реабилитация будет долгая. Плечо насквозь простреленное. Да что я рассказываю, вы же сами знаете!

Бабушка кивнула.

— Она молодая, ей легче. Пару дней назад, после вашего шабаша, я ее навещала в реанимации. Брошюры по лечебной физкультуре передала. Ну и посмотрела на девочку.

— И что вы увидели? — заинтересовался я.

— Признаки мощного отката.

Помнится, Алена тогда недоуменно сдвинула брови.

— Какой еще такой откат?

— Какой бывает после шабаша ведьм! Первый признак — это резкое ухудшение здоровья. А у Хильды было именно такое состояние. И месячные начались раньше срока.

— А это вы откуда узнали? — хором вопросили все, включая меня.

— Антоша, к посещению больного надо готовиться! Я историю болезни почитала, втихаря, конечно. И ты очень правильно поступил с горным санаторием. Негативные процессы, вызванные переутомлением, лечатся традиционными средствами. Очень полезен отдых без нервов, но со сном, диетическое питание. Хорошо способствуют прогулки на свежем воздухе… Бег трусцой.

— Об этом говорить пока рано, — буркнул я. — У нас ранение весьма серьезное.

Анюта тогда неожиданно опечалилась:

— Странно, вроде бы чужая тетка, эта Хильда. Только жалко. Все мы не без греха, но ее-то за что наказали? С какой стороны ни посмотри, всюду она пострадавшая. И эти гады против нее что-то вякают? Да пусть тогда их злые помыслы обратно им вернутся втройне!


Воспоминания оборвала телефонная дрожь. Дикий зверь заворочался, а я не удивился — такая идиллия долго продолжаться не могла, даже до обеда не дожила. Звонила Степанида Егоровна, и среди прочего трепа поинтересовалась:

— Антоша, а как поживает твоя Хильда?

— Еле ползает, — честно ответил я, — но по нашим меркам это очень хорошо.

— Ты знаешь, жизнь значительно удлиняется, если не оставлять за спиной недобитых врагов, — поведала Степанида Егоровна. — И вообще, жить с чувством ненависти вредно для здоровья. Поэтому затягивать со смертью врагов нежелательно. Не думаете об этом?

— Да нет, — нахмурился я. — За ней дочка ухаживает вместо того, чтобы в школу ходить. И папаша больной. Вот об этом она думает.

— Ладно, передавай привет.

И тут же экран ожил снова, показав фото Артема Трубилина.

— Как жизнь, Михалыч? — вкрадчиво поинтересовался абонент.

— Телега старая, колеса гнутые, но пока едет, — ушел я от прямого ответа. — Что хотел?

— Поговорить, — признался тот. — Когда сможешь?

— А когда надо?

— Вообще-то время поджимает.

Если так разобраться, время всегда поджимает — мы постоянно куда-то спешим. Еще древние йоги шутили: «Проблема в том, что вы думаете, будто у вас есть время». Великий Циолковский однажды обронил интересную мысль, что среди того неизвестного, что имеется в окружающей нас природе, самым неизвестным является время. Ибо никто не знает, что такое время и как им управлять.

Другая гипотеза утверждает, что времени никогда не было, нет, и никогда не будет. Время живет только в наших головах и уравнениях, которые мы используем каждый день. Процессы вселенной не обязаны подчиняться какой-то периодичности и интервалам. Более того, нам неизвестны явления, способные описать время.

Может быть и так, хайли-лайкли его знает.

Мы понимаем окружающий нас мир как трехмерное пространство, имеющее свою длину, ширину и высоту. С понятием времени всё сложней, вроде бы оно имеет один трехуровневый вектор движения — из прошлого в настоящее, а отсюда в будущее. Только никто не доказал, что не существует обратного, когда время движется из будущего через настоящее в прошлое. Известный физик, нобелевский лауреат Ричард Фейнман авторитетно заявил: «Время — это просто часы. Но я бы не хотел умереть дважды. Это так скучно!».

Тему коварного времени мы обсуждали с Артемом в его кабинете на базе. Трубилин поделился ощущением, будто «увяданья золотом охвачен» и предположил, что «не будет больше молодым». А потом напомнил:


О, сколько горестных минут,

Любви и радости убитой!


Я поддерживал: «Вижу твой могучий возраст», хотя толковал о другом:


Живи еще хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.


Эту важную тему дискутировали, пока Анюта готовила кофе на всю компанию. И хотя основную работу делала кофемашина, особенно вкусным напиток получался именно у Нюси.

— «Возраст смотрит свысока, время видит всех друзей», — с улыбкой процитировала она Юлю Зиверт.

— А ты почему не в институте? — поинтересовался я, намазывая масло на бублик.

Девушка тряхнула рыжим чубчиком:

— Сессия, отстрелялась с утра. Нам, автоматчикам, только запись в ведомости надо было получить.

— А что тогда Антон там делает?

— Он староста, — пожала она плечами, — ему положено над нашими цыпочками квохтать.

— Михалыч, а как поживает Хильда Вагнер? — мягко сменил тему Трубилин.

Я переглянулся со Степанидой Егоровной. Та покачала головой — мол, заход не с ее подачи.

— Нормально, уже встает. С душевным состоянием хуже — культурный шок дело такое. Другое время, другие нравы, другая страна, которой нет… А разве тебе парни не докладывает?

Вместе с Хильдой я отправил выздоравливать обоих раненых бойцов, и Казбека Бероева, и Кирилла Афанасьева. А что, германский санаторий там не простой, а военный, местные врачи обучены проводить реабилитацию огнестрельных ранений. Да и целее парни там будут. Так что докладывать начальству они просто обязаны, новые телефоны им выдали для этого. По крайней мере, зарплату охранников с них никто не снимал.

— А что они доложат? — вздохнул Трубилин. — Сами еле ползают, в основном лежат по кельям. А ты телевизор смотришь, Михалыч?

— Телевизор давно не смотрю, ни в том мире, ни в этом, — признался я. — И тебе не советую.

— Почему?

— Ничего хорошего там нет. И вообще, не надо ходить вокруг да около, говори прямо, — предложил я.

— В городе неспокойно. Который день происходят стычки между армянами и азербайджанцами, — прямо сказал он. — Есть пострадавшие.

— И что дальше? Скажешь, что это организовали мы с Хильдой? — сразу отбоярился я. — Так нет, буду возражать. В этом городе у меня полно знакомцев и среди армян, и среди азербайджанцев. И со всеми прекрасно лажу. А стычки в городе… Так говоришь, как будто это в первый раз.

— Далеко не в первый, — признал Артем.

— У нас государство светское, каждый волен верить в своих богов. И конфликт между армянами и азербайджанцами меня не касается. Наоборот, я за снижение напряженности и мир между народами.

— Это не всё, — прервал меня Трубилин. — Позавчера в аксайской больнице произошла драка с поножовщиной между больными инфекционного отделения.

— Какая драка? — нахмурилась Степанида Егоровна. — Там же одни сбитые летчики, лежачие все!

Артем развел руками:

— Говорят, в этих летчиков словно дьявол вселился, и они взбесились. Трупы выносили ночью. Деталей не знаю, там вдобавок к охране еще и оцепление выставили.

— Так-так! — оживилась Степанида Егоровна. — Теперь понятно, почему мои информаторы голос не подают. А еще я думала, что позавчера был паршивый день. Ан нет, позавчера был замечательный денек!

Реплику бабушки Трубилин комментировать не стал.

— Это не всё, — продолжил он. — В анталийском санатории, где лежит многострадальный турецкий бизнесмен с соратниками, в ту же ночь произошел настоящий бой — люди слышали стрельбу и взрывы. Там тоже больные как с цепи сорвалась. По непроверенной информации, перестрелку загасил турецкий спецназ, здание сгорело.

— Хулиганов больше нет, — пробормотала Степанида Егоровна.

А Нюся реально удивилась:

— Здорово ночевали казачки…

— Все умерли, — подтвердил Артем. — Когда я это узнал, то немного подумал, и запросил сводку по Азербайджану. Это потребовало определенных усилий, но я их приложил.

— Не тяни кота за вымя, — предложила бабушка Степанида.

— В четырех населенных пунктах Азербайджана произошла маленькая война с кучей пострадавших.

Степанида Егоровна оживилась:

— Схлестнулись местные с инородцами?

— Нет, резались свои со своими. И зачинщиками побоища были больные. Михалыч, ничего не хочешь пояснить?

— Скажешь, что и это организовали мы с Хильдой? — искренне поразился я. —

— Своим вопросом ты проник в самую суть проблемы, Михалыч, — усмехнулся Артем. — Вот так грузинский пельмень хватают за кончик, чтобы раскусить задачу и познать сладость сердцевины.

— Погодь, — воскликнул я. — Ты же сам говоришь: там не убийство, а поножовщина и перестрелка. Они же меж собой воевали! Я здесь, Хильда на больничной койке, они там, где логика?

Трубилин снова усмехнулся, только в этот раз горько.

— Важно не то, что случилось. Вернее, это важно, но гораздо важнее то, что может случиться из-за этого.

— Что?

— Ты, Михалыч, постоянно торчишь в гуще мелких событий, зато неприятности кушаешь большой ложкой. И товарищам раздаешь по-братски. А между тем в России живет три миллиона азербайджанцев. Треть мужского населения этой страны легально занимается торговлей на территории России. Еще треть пребывает здесь полулегально. Они всюду, в каждом городе.

— Ага, туристы, — кивнула бабушка Степанида.

— По статистике импорт фруктов и овощей составляет десять миллиардов долларов, и значительная доля этого рынка принадлежит азербайджанцам. Кроме того, с давних времен азербайджанцы контролируют чёрный рынок алкоголя и табака.

— Зачем ты это говоришь мне?

— Это реальная сила, Михалыч. Они заплатят всем, чтобы в этом деле разобрались. И спецы найдут концы, поверь мне! Когда хотят, они умеют работать. На твоем месте я бы опасался, потому что на своем месте я откровенно боюсь.

— Ну, это мы еще посмотрим, — подумал я. — Кровью умоется тот, кто усомнится в нашем миролюбии. Конечно, люди имеют право на слабость и глупость. Но есть вещи, которые недопустимы. Нельзя стрелять в мою женщину! За это убить мало.

Вслух высказал сокращенный вариант:

— Посмотрим.

— То есть ты их не убивал? — в лоб спросил Артем.

— Нет.

В этом я не покривил душой, потому что еще не начинал разбираться. И не спешу, хотя всепрощение не мой конек. Просто есть дела поважнее. Да и противники мои не на пляже валяются, а на больничных койках сопли пускают. Куда спешить? Месть — это блюдо, которое подают в сраные тапки. Обождем. Бывают такие встречи, которых терпеливо ждешь, и рано или поздно судьба их назначает.

— А вы, Степанида Егоровна? — повернулся к бабушке Артем.

— Нет, — коротко отказалась она.

Неожиданно влезла Анюта:

— А неважно, какого они роду-племени. Не знаю, какого цвета у них паспорта, турецкого, азербайджанского или российского. Не в этом дело! Сейчас мне некогда, но позже найду тех, кто стрелял в Антона Михалыча, и на столбах развешаю, предварительно переломав ноги! Ибо нечего.

Степанида Егоровна на это ничего не сказала, только одобрительно покачала головой.

Уловив общее настроение, Артем предложил:

— Но погодите, товарищи, может полиция разберется по закону?

— Пусть, — снова кивнула бабушка. — У нас с Анечкой куча дел на Кипре, мы подождем.

— Мне тоже недосуг, — подтвердил я, только список дел оглашать не стал.

— Вот и хорошо, — подвел черту Трубилин. — Прошу отнестись серьезно, я требую прижать помело и соблюдать полную осторожность! Понятно, Степанида Егоровна?

— Так точно, — поджала губы та.

— А тебе, Антон Михалыч, надо подписать вот эти бумаги.

— Что это?

— Приказы на премию.

— Ни фига себе, — удивился я. — А в честь чего мне такая синекура, приказы на премию утверждать?

Трубилин явно огорчился.

— Слушай, когда ты научишься почту читать? Полковник Уваров ушел в отпуск, и на время своего отсутствия назначил тебя исполняющим обязанности. Только в мирное время. А меня — вождем военного времени.

— А сейчас какой период? — на всякий случай затупил я, хотя сомнений не было.

— Догадайся с трех раз, — тем не менее хмыкнул Трубилин. — Если мы уже который день на военном положении! Так что командую я, ты чисто номинально старший по приказам на премию. Да, и вот еще что: очередной отчет для Дмитрия Анатольевича Медведева надо подписать. Долгосрочный прогноз по ценам на рынке драгметаллов и текущая ситуация с золотом, как средством хеджирования против инфляции.

— Почему я?

— Вроде как ты его подготовил, — терпеливо пояснил Артем, — и в графе «руководитель» автограф оставил. Уваров велел потихоньку выводить тебя в люди, чтоб примелькался. И чтоб не ему звонили, а тебе. Он же в отпуске! А ты работаешь.

— А кем Антоша работает? — влезла Степанида Егоровна.

Впрочем, этот вопрос меня тоже интересовал. Без запинки Артем отбарабанил:

— В инвестиционной компании «Ивест-Голд» Антон Михалыч трудится ведущим аналитиком департамента структурированного финансирования венчурных проектов.

— А как же «начальник транспортного цеха», которым меня постоянно попрекают? — нахмурился я.

— Это устаревшая информация, — укоризненно покачал головой Трубилин. — В современной редакции твоя должность в нашей охранной структуре называется «старший менеджер центра логистики». Так что у тебя две зарплаты.

Вот это хорошая новость! Лишняя денежка карману не тяга. Как говориться, были бы побрякунчики, будут и поплясунчики.

— А как тогда называются мои охранники?

— Так и называются: «сопровождающие груз 700».

Что ж, логично. Если к жизни относиться слишком серьезно, то это будет уже не жизнь.

После совещания Трубилин с Анютой направились в спортзал размять косточки, а Степанида Егоровна задумчиво пробормотала:

— Это плечо у нее поранено, а жало осталось на месте.

— Чего? — не понял я тонкой аллегории.

— Наговор на тебя мы колдовали за день до происшествия, сто закончилось поножовщиной и стрельбой.

— И что? — снова не понял я.

— Значит, не наша это работа.

— А чья? И вообще, почему это чья-то работа? Может, они сами сцепились?

Высказавшись вслух, сам я задумался о проклятьях. Что мы знаем про эту технологию? Ничего. Остро не хватает специфических знаний, и взять их негде. А ведь проклятья могут быть короткими, затухающими и пожизненными. И еще они могут быть отложенного действия…

Тем временем бабушка Степанида стояла на своем:

— Это работа твоей Хильды, я уверена. Однажды Сальвадор Дали сказал: «Пока все разглядывают мои усы, я, укрывшись за ними, делаю свое дело». Усов у нее нет, а вот жало острое.

— Не знаю, не знаю, — засомневался я.

— Потому что ты молод еще, — сообщила бабушка. — А я знаю. Девка — огонь! Такая не будет сюсюкать и вытирать тебе рот слюнявчиком. Она подаст команду «лежать» и сразу трахнет. Два раза.

— Почему два?

— Потому что для стимуляции третьего раза она разденется и, может быть, даст тебе сисю. Нет, даже не сомневайся: хорошая девочка.

Загрузка...