Секреты, которые мы храним

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Дела идут слишком тихо. Так было уже несколько месяцев. Учитывая слова Мейера о приближении войны, кажется, что ничего не произошло.

Шай исчезла на следующее утро после нападения, Анджела вместе с ней, оставив меня здесь, на этом чертовом празднике сосисок.

Я имею в виду, конечно, я провела массу времени с Мейером, Хантером и Рори, но не так, как я думала. Мейер спросил меня тем вечером в своем офисе, серьезно ли я говорю о том, что принадлежу им, и я согласилась с этим и со всем, что к этому прилагалось. Но несмотря на то, что я много времени провожу с ними, тренируюсь, ем, учусь драться, узнаю, кто игроки в играх, в которые они играют, поэтому, если я увижу их, когда меня не будет на территории комплекса, я знаю, что нужно быть начеку, но ни один из них больше не пытался прикоснуться ко мне.

Должна ли я сосредоточиться на этом?

Абсолютно нет.

Правда ли?

Ну да, у девушки есть потребности, и после двух моих последних сексуальных опытов у меня открылись глаза, и игра в одиночку уже не вызывает такого зуда, как раньше.

До них я почти поверила, что хороший секс — это ложь, придуманная Голливудом и авторами. Я знала, что изнасилование Трентом меня было явно не тем, что должно было произойти, но даже до того, как он показал мне, кто он на самом деле, секс с ним не был замечательным. Я все еще в основном притворялась.

То же самое с парнями, с которыми я была до него. Не то чтобы их было много, и из тех, что были, несколько были всего лишь связями на одну ночь, и я предположила, что пьяные возни с парнями из колледжа были просто опытом обучения, через который мы все проходим. Но все равно все было очень… посредственно.

Теперь я знаю другое.

Я также знаю, что это не было случайностью с Хантером, потому что мое время с Мейером… Святое. Долбанутое. Дерьмо. Клянусь, меня бросает в жар от одной мысли об этом. Не только потому, что он показал мне, какой веселой может быть погоня, но и потому, что он заставил меня захотеть этого. Заставил меня насладиться острыми ощущениями от погони и полностью освободил меня от еще одной привязки, которую Трент все еще держал на мне.

Они двое показали мне те стороны меня, о существовании которых я и не подозревала, те стороны меня, которыми я могла бы быть всегда, если бы не мои родители или Трент. Как бы это меня ни злило, я отказываюсь обижаться на это, потому что теперь я знаю и цепляюсь за это.

Это разочарование близко к точке кипения, и я была близка к тому, чтобы просто пройтись по дому голышом, чтобы посмотреть, имеет ли это значение, но я не уверена, что бедный Бруно это переживет. Может, они и не прикасались ко мне, но я видела их взгляды, слышала о том, что делал Хантер все те месяцы назад, когда я была у бассейна — он просто отмахнулся от этого, как от пустяка, конечно, — но я знаю.

Чего я не знаю, так это почему они избегали прикасаться ко мне в последнее время.

Я продолжаю убеждать себя, что они сосредоточены на чем-то другом, на войне, которая предположительно приближается, что у них есть дела, о которых я до сих пор не знаю, потому что, несмотря на то, что они впустили меня, я слишком хорошо понимаю, что до сих пор не имею ни малейшего представления о том, что они делают или что происходит. Но я имела в виду именно это, когда сказала, что я в деле. Я хочу быть причастной к этому. Я хочу помочь. Я хочу быть полезной.

Трент даже не приходил мне в голову с той ночи, когда я поняла, что он прочно стал частью моего прошлого и что в этой жизни были гораздо большие опасности, чем он. Томми до сих пор присматривает за ним, проверяя меня примерно каждую неделю, и я уверена, что однажды слышала голос Анджелы, когда мы разговаривали по телефону. Не то чтобы он подтвердил или опроверг это, но похоже, что Трент отказался от попыток найти меня. Томми сказал мне, что он пытался, проводил поиски, посещал сайты социальных сетей, связывался с людьми из моего прошлого, с которыми я, возможно, когда-то пыталась связаться. Он даже пытался поговорить с моим бывшим домовладельцем. Но никто ничего не знал, и ему не везло с поисками.

Не могу сказать, испытываю ли я облегчение от того, что он бросил поиски, или я беспокоюсь, что в какой-то момент он снова будет стараться сильнее, но, по словам Томми, Трент попал в переделку, избив подозреваемого, и этот его характер поднял свою уродливую сторону. Одно это говорит мне о том, что он чекнутый, что должно меня пугать, но, как я уже сказала, в моем ближайшем будущем есть гораздо большие опасности, чем Трент.

Например, еще одного нападения здесь.

Например, вероятность нападения в тех немногих случаях, когда мне разрешали уйти.

Не то чтобы Бруно оставлял меня. Я почти сочувствую ему из-за того, что ему приходится следить за мной. Единственный раз, когда он не охраняет меня, это когда я сплю, и я знаю это только потому, что однажды в четыре утра обнаружила старого охранника Шаи, стоящего у моей двери, потому что я не могла уснуть и решила вместо этого позаниматься в спортзале.

Учитывая объявление войны Мейером, последние несколько месяцев были почти, осмелюсь сказать, скучными.

Не то чтобы я пыталась что-то сглазить, но ничего не произошло. По крайней мере, мне об этом не говорили. Находиться на свободе более чем неприятно, учитывая, что Мейер сказал той ночью, что введет меня в курс дела, но с тех пор мне рассказали ровно столько, чтобы было ясно, что опасность реальна, но далеко не то, что мог знать кто-то, кто действительно был одним из их людей.

Я, конечно, строю предположения, но все же… как можно объявить войну, а потом три месяца ничего не делать?

Если только ничего такого не было, и они просто не сказали мне.

Боже милостивый, я схожу с ума, вот так хожу по кругу.

Нажимая кнопку остановки на беговой дорожке, я замедляю темп, пока она не останавливается, и пытаюсь отдышаться, стараясь при этом не обращать внимания на огромное количество пота на моем теле. За последние несколько месяцев моя физическая форма улучшилась семимильными шагами, в основном потому, что это все, что мне приходилось делать.

Иногда подкрадывается одиночество, но я изо всех сил старалась отвлечься, поскольку мое возвращение на работу было категорическим отказом, а Шаи здесь нет. Так что я пока не собираюсь сходить с ума, потому что то, что Карлос научил меня готовить — и выучить некоторые основы испанского — было забавным способом занять себя, и теперь я могу приготовить около пяти блюд, которые более чем сносно употребляются в пищу.

Приняв душ, я спускаюсь вниз, в сотый раз бродя по большому пустому дому. На данный момент мне удалось раскрыть большинство секретов, которые скрывает это место, но есть несколько запертых дверей, в том числе то, где живут Анджела, Матео и Шая. Я не собираюсь вторгаться в их личное пространство без разрешения, и Матео все равно постоянно меня избегает.

Возможно, я просто схожу с ума. Я не могу сегодня тренироваться усерднее, иначе завтра мое тело взбунтуется — я рано усвоила это на собственном горьком опыте, — а Карлоса сегодня нет рядом, чтобы что-нибудь приготовить, у него выходной, так что мне скучно.

И грустно.

И, о Боже, как я ненавижу это.

Я даже не могу усидеть достаточно спокойно, чтобы почитать и отвлечься таким образом, меня охватывает беспокойство, которое похоже на жужжание под моей кожей. Мне просто нужно что-то. Но что?

— Куинн? — Я оборачиваюсь на звук голоса и вижу Рори, входящего в парадную дверь. Он пристально смотрит на меня, словно изучая.

— Все в порядке? — Спрашиваю я, удивленная, что он дома в середине дня.

— Тихий денек, — отвечает он. — Решил составить тебе компанию.

О, слава Богу.

— О, — это все, что я говорю вслух. — Спасибо. Чтобы ты хотел сделать?

Он делает еще несколько шагов ко мне, пока мне не приходится запрокинуть голову, чтобы поддерживать зрительный контакт с ним.

— Как продвигается твое обучение?

Я пожимаю плечами, потому что я вроде как отстой, но я добиваюсь своего.

— Антонио еще не уволился.

Он тихо хихикает, качая головой.

— Как насчет того, чтобы я немного потренировался с тобой? Антонио великолепен, но иногда он немного мягкосердечен.

— Ты думаешь, тебе повезет больше, если ты будешь учить меня?

Он приподнимает бровь и наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже.

— О, Малышка, я знаю, что так и будет.

Мое сердце подпрыгивает в груди. Мое тело возненавидит меня, потому что я и так слишком сильно напряглась сегодня утром, но мне любопытно, чему, по его мнению, он может научить меня, что делает его более подходящим для этого.

— Иди переоденься и встретимся здесь внизу. Десять минут, Куинн. Не заставляй меня ждать.

Святая матерь всего сущего. Мое тело дрожит от напряжения, и не так весело, как я привыкла в последнее время. Дыхание покидает мое тело, и Рори удается перевернуть меня на спину в сотый раз с тех пор, как мы начали тренироваться несколько часов назад.

— Сосредоточься, Куинн! — требует он, прижимая меня к земле, держа рукой за горло, его лицо так близко к моему, что я вижу пот у него на лбу. Я похлопываю его по руке, и он отпускает меня.

Потирая его, когда я сажусь, он хмурится. — Извини, мне не следовало этого делать.

— Все в порядке, — мягко говорю я ему. — Просто воспоминания, понимаешь? Но если кто-то действительно нападет на меня, ему будет наплевать на воспоминания, они собираются использовать это против меня. Лучше, если я привыкну к этому с тобой, чем буду застигнута врасплох одним из них.

Он кивает, садясь рядом со мной.

— Я понимаю это.

Мы сидим в тишине несколько минут, пока у меня не перестает перехватывать горло, и я наблюдаю за ним, пока он смотрит вдаль.

— Тебе нравится то, что ты делаешь для Мейера?

Я прикусываю губу, как только вопрос звучит, задаваясь вопросом, должна ли я спрашивать что-то подобное. Не то чтобы я была полностью уверена, чем он занимается, но я знаю, что он, похоже, из тех парней, которые занимаются… как это называют по телевизору? Ах да. Грязная работа.

Даже название немного грубоватое.

Имеет смысл, что Хантер сказал, что все его боятся, если у него такая репутация парня, который заставит тебя заговорить любой ценой, я просто… Я не могу видеть эту его версию. Может быть, я наивна, но он кажется слишком уж… Я не знаю. Как будто внутри него есть свет, но он просто погряз. Может быть, так оно и есть. Может быть, ему действительно нравится то, что он делает.

— Извини, это, наверное, было слишком личным.

Он смеется надо мной, качая головой.

— Учитывая то, что я знаю о тебе, не слишком личное.

Я пожимаю плечами, когда он замолкает, проводя рукой по лицу.

— Я хорош в том, что я делаю. У меня всегда была… склонность к боли и крови. Я точно знаю, что нужно сделать, чтобы нанести нужный ущерб и получить то, что я хочу. Их боль подобна бальзаму для моей собственной.

Я сохраняю невозмутимое выражение лица, насколько могу, потому что в этом есть хоть какой-то смысл, но я не могу не задаться вопросом, не из-за этого ли Трент причинил мне боль. Если бы причинение боли мне облегчило его боль.

— Что? — спрашивает он, снова внимательно наблюдая за мной. Я моргаю, задаваясь вопросом, что он имеет в виду. — Что происходит у тебя в голове? Я вижу, как работает твой мозг.

Поэтому я высказываю ему свою мысль, и его глаза темнеют.

— Нет. Трент не такой монстр, как я. Он причинил тебе боль, чтобы заставить себя чувствовать себя более мужчиной. Чтобы контролировать и манипулировать тобой. Он причинил тебе боль, потому что ему нравилось заставлять тебя чувствовать себя маленькой, потому что это заставляло его чувствовать себя большим. Я совсем на него не похож.

— Я не имела в виду, что ты был… это просто пришло мне в голову. Извини, я…

— Не извиняйся, Куинн. Не передо мной. Никогда. Я чудовище, это правда, но я бы никогда не причинил бы тебе вреда.

Я подхожу к нему и кладу руку ему на плечо.

— Я не думаю, что ты причинил бы мне боль, Рори. Я совсем не это имела в виду. Ты был только добр ко мне. Тебе не обязательно быть здесь, пытаясь мне помочь. Черт возьми, вам, ребята, вообще не нужно было мне помогать. Вы могли убить меня той ночью. Я уверена, что многие другие так бы и поступили. Вместо этого вы привели меня сюда, защитили меня, сделали меня своей. Ты можешь думать, что ты монстр, но я так не думаю. Я думаю, ты делаешь то, что необходимо, чтобы обезопасить тех, кого любишь. Чего бы это ни стоило.

— О, я определенно монстр, малышка. Не сомневайся в этом. — Его глаза яростно встречаются с моими. — Но ты права, я монстр, который защищает важных для меня людей.

Он делает паузу, и уголки его губ приподнимаются, но затем в его глазах мелькает сомнение, и улыбка исчезает.

— Что? Что только что произошло? — Спрашиваю я.

— У меня была мысль, более… интересный способ помочь тебе преодолеть свои проблемы с Трентом, но потом я подумал дважды. Мое представление о веселье может только еще больше навредить тебе.

Я снова сжимаю его руку и качаю головой.

— Я не думаю, что ты причинишь мне боль. Как ты… развлекаешься?

Он поджимает губы, как будто решает, говорить мне или нет. Я понимаю, это кажется личным, но если у него есть более интересный способ, чем подставить мне задницу, чтобы помочь преодолеть некоторые из моих триггеров из-за Трента, то я должна быть в состоянии решить, хочу ли я этим заниматься.

— Я не мягкий человек, ни в коем случае. Мне нравится борьба, вызов, а затем подчинение. Острые ощущения, которые сопровождают все это.

Он останавливается, как будто давая мне шанс помешать ему продолжить. — Значит, немного похож на Мейера?

— Немного, — говорит он с ухмылкой. — Но не совсем. Мейер любит первобытную игру. Он любит погоню, животную сторону траха и обладания тобой, а затем обращения с тобой как с принцессой. Я же люблю немного более жестоко.

— О, — говорю я, делая паузу, пока пытаюсь все это переварить. — Но ты бы на самом деле не причинил мне вреда?

— Никогда, — яростно говорит он. — Ты бы согласилась заранее, отсюда и согласованная часть. Стоп-слова — реальная вещь, малышка. В этом есть гораздо больше, чем просто чистая жестокость.

Мой мозг работает с перегрузкой, потому что все это должно звучать для меня ужасно. Мне должно захотеться убежать с криком… но это не так. Возможно, я была достаточно защищена некоторыми вещами, но я могу пользоваться Интернетом. Я знаю, что это за фетиш, и я знаю, что, вероятно, должна быть в ужасе от этого. Если бы это был кто-то другой, возможно, я бы так и сделала, но я хочу увидеть его с этой стороны, потому что, как ни смешно, несмотря ни на что, я чувствую себя с ним в полной безопасности.

— А если бы я захотела… поиграть? Что тогда?

Его глаза вспыхивают, жар в них обжигает мою кожу.

— Мы бы поиграли. После того, как изложим правила. Но… и не воспринимай это как то, что я говорю, что ты не способна принимать решения самостоятельно, может быть, мы могли бы облегчить тебе мое развлечение.

— Что это значит?

Он движется ко мне, толкаясь вперед, пока мне не приходится лечь на спину, а он нависает надо мной.

— Ты бы предпочла, чтобы я показал тебе, а не рассказывал, Малышка?

У меня пересыхает во рту, когда я оказываюсь в клетке под его руками, силы, исходящей от него волнами, достаточно, чтобы вызвать у меня головокружение. Я всегда говорила, что он не страшный, но прямо сейчас? Я понимаю, почему люди боятся его, Но вместо того, чтобы это пугало меня, я хочу увидеть каждую его частичку.

— Да.

С моих губ срывается всего одно-единственное слово, и в мгновение ока он поднимает меня, перекидывает через плечо, и мы шагаем к дому. Ни один человек не произносит ни слова, пока он тащит меня через короткое расстояние, и когда он, наконец, ставит меня на ноги, я в его комнате.

— Наверх.

Я смотрю на него через плечо, раздумывая, не принять ли мне душ, прежде чем мы займемся этим, но прежде, чем я успеваю спросить, он отдает приказ.

— Наверх, Куинн. Не заставляй меня повторять тебе это снова.

Дрожь пробегает по моей спине, но приятная. Ручеек воспоминания о том, как Трент говорил что-то подобное, пытается проникнуть в мой разум, но я отгоняю его. Рори — не Трент. Я попросила об этом и знаю, что если я скажу ему остановиться, он это сделает.

Может, он и монстр, но для меня он не монстр. И в этом разница.

Он рычит у меня за спиной, и я переставляю ноги, направляясь к винтовой лестнице в углу комнаты.

— Раздевайся и ляг лицом вниз на кровать.

Я киваю, выполняя приказ, пока поднимаюсь по лестнице, оглядываясь на него, чувствуя, что его взгляд прикован ко мне при каждом движении. Он стоит неподвижно, почти вибрируя, наблюдая за мной.

— Сейчас, Куинн.

Я ускоряю шаг и вхожу на верхний уровень. Замирая, когда вхожу в комнату, я моргаю, глядя на темное, огромное пространство. Огромная кровать занимает стену справа, дальняя стена сделана из стекла, а слева по всей комнате расположены комоды и телевизор, установленный напротив кровати.

Эта комната описывает Рори.

Я начинаю раздеваться, мои руки дрожат от предвкушения. Я не уверена, чего ожидать, и знаю, что именно поэтому у меня дрожат руки, но это хорошее волнение. Делая глубокий вдох, я напоминаю себе, что Рори не причинил бы мне вреда, и прорабатываю каждую группу мышц, расслабляясь, прежде чем голой подойти к кровати и лечь лицом вниз посередине, как он просил.

Кажется, что время тянется целую вечность, пока внутри меня нарастает предвкушение, пока я лежу здесь, и влага скапливается у меня между ног от возможности того, что должно произойти.

Шаги на лестнице заставляют мое сердце биться быстрее в груди, а мою киску сжимать при мысли о нем.

— Такая хорошая девочка, — мурлычет он. Я поворачиваю голову в сторону и вижу, что он, одетый только в боксеры, пристально смотрит на меня.

Этот человек — произведение искусства. Он необузданная сила, и мысль о том, что мне придется играть с этим, ужасает в лучшем смысле этого слова.

Я молчу, пока он идет по комнате, мое любопытство обостряется, когда я слышу, как открываются и закрываются ящики.

— Стоп-слово? — он спрашивает, и я ляпаю первое, что приходит в голову.

— Джеллибин (мармеладные бобы).

Мои щеки пылают, но он не смеется. — Джеллибин — это вкусно. Хочешь что-нибудь запретить сейчас, пока я не начал?

Я на минуту задумываюсь, затем качаю головой. Я хочу прочувствовать его таким, какой он есть. Он уже сказал, что начнет со мной легко, так что я верю этому.

— Скажи мне словами, Куинн.

— Прямо сейчас нет ничего запретного. — Я прикусываю губу, гадая, пожалею ли я об этом, но в глубине души я уже знаю, что не пожалею.

— Хорошо. Просто запомни свое стоп-слово, хорошо?

— Хорошо, — бормочу я.

— Теперь закрой глаза. — Его голос подобен шелку на моей коже, низкий и хрипловатый, но почему-то мягкий. Я делаю, как мне говорят, сжимаясь от нужды.

Его пальцы скользят по задней части моей лодыжки, вверх по ноге, прежде чем опуститься между моих бедер, и у него вырывается еще одно рычание.

— Уже такая мокрая.

Я ничего не говорю, полностью передавая свой контроль, но прислушиваюсь к своим чувствам, чтобы уловить каждое малейшее движение и звук, которые он издает. Каждое прикосновение усиливается тем фактом, что мои глаза закрываются, и я должна предугадывать каждое его движение. Когда его прикосновение, наконец, достигает цели, мое сердце замирает.

Его палец погружается в меня, пока костяшки его пальцев не натыкаются на мою киску, прежде чем он немедленно вытаскивает и проводит теперь влажным пальцем по моей заднице. Шок пронзает меня, но я смиряюсь с ним, позволяя своему телу реагировать на него, не задумываясь об этом, моя задница приподнимается с кровати, как будто следуя за его удаляющимся пальцем.

Он не останавливается на достигнутом. Его палец продолжает свое путешествие вверх по моему телу, скользя вдоль позвоночника в одну сторону, прежде чем вернуться обратно к моей заднице. На этот раз он следует за противоположной ногой, пока не достигает моей лодыжки. Когда он касается свода моей стопы, я подпрыгиваю, ощущение щекотки овладевает мной.

— Твоя кожа безупречна. Я бы хотел запечатлеть себя на тебе, чтобы всегда видеть себя на тебе.

Я задыхаюсь, воздух застревает в моих легких из-за этого зрелища. Я не могу поверить, что мысль о том, что он оставляет на мне следы, на самом деле заводит меня — особенно после всего, — но когда я с ним, с ними, мне начинает казаться, что все это было целую жизнь назад. Я отгоняю эту мысль и возвращаю себя к этому моменту.

С ним.

Приучаю свое тело к тому, что не все это должно быть связано с плохим.

Просовывая в меня два пальца, он хихикает. Это темно, но полно обещаний, которые я так отчаянно хочу, чтобы он выполнил.

— Моей хорошей девочке нравится идея немного причинить боль вместе с удовольствием? — Это звучит скорее как утверждение, чем вопрос, и меня охватывает легкое предчувствие, но я держу рот на замке.

Я хочу этого. Ощутить грань между болью и удовольствием, которое он предлагает. Я хочу играть в его игру и одновременно переписывать правила в своей памяти, чувствуя себя в безопасности, имея контроль, когда я исследую эту сторону своих желаний.

Без предупреждения прикосновение кожи к коже на моей ягодице заставляет меня вскрикнуть. Я борюсь с желанием открыть глаза, повинуясь его просьбе, и обнаруживаю, что это усиливает все ощущения. Жжение есть, но оно пронизано удовольствием и обещаниями, а не болью, которую я испытывала раньше.

Позади себя я слышу, как открывается, а затем закрывается ящик стола. Отчетливый звук его шагов, приближающихся ко мне, заставляет мое сердце биться в два раза быстрее. Очевидно, у него что-то есть в руках, что-то, что он держал бы в комоде, но возможности безграничны, а ожидание — пытка.

Он делает это нарочно. Я знаю это. Как будто он пытается вывести меня из терпения по одной смутной подсказке за раз. Мурашки бегут по моей коже, когда что-то легкое и мягкое повторяет путь, пройденный его пальцами всего несколько мгновений назад. Вверх по моей ноге, между моих бедер, к моей киске — поскольку я становлюсь влажнее с каждой секундой — дразня щель в моей заднице, прежде чем пробежаться вдоль позвоночника.

Это может быть перо или, может быть, мягкая лента, понятия не имею, но это заставляет реагировать все мое тело, от мурашек по спине до жара между бедер.

Что бы это ни было, он обводит им одно запястье, затем другое, прежде чем положить их мне на поясницу. Оно мягкое и тонкое, прижимается к моей коже. Затем он берет мои лодыжки и подтягивает их к моей заднице, снова оборачивая материал вокруг моей плоти.

Мое тело инстинктивно реагирует, когда он привязывает мои запястья к лодыжкам, мои бедра широко раздвигаются, как подарок этому мужчине.

— Прекрасно. — Я замечаю грубость в его голосе, то, как он чуть запинается, как будто вид меня, полностью связанной, действует ему на нервы. Именно это прогоняет проблеск паники, который угрожал секунду назад. Звук его голоса, сила, которую он придает мне… это опьяняет, потому что на него ничто не действует, он кажется слишком непроницаемым. И все же… Я это слышу.

Теперь он вернулся к комоду. Я слышу, как он передвигает вещи, прежде чем снова задвинуть ящик. Когда он возвращается, то приподнимает повязку с моих глаз, и я обнаруживаю, что он стоит у моей головы, присев на корточки до моего уровня.

— Открой глаза, посмотри на меня.

Я наклоняю голову набок и делаю, как он просит, моему зрению нужно время, чтобы привыкнуть к тусклому освещению.

— Я собираюсь завязать тебе глаза, и с этого момента мне нужно твое доверие. Ты справишься с этим? Я знаю, что это слишком много для одного раза, и я не хочу слишком торопить тебя.

Жар разливается у меня внутри в предвкушении. Не только от того, что происходит, но и от его слов, и от того факта, что даже в этот момент мое благополучие по-прежнему для него на первом месте. Я никогда не думала, что это будет так горячо, так раскрепощающе, но это так, поэтому я киваю.

— Слова, малышка. — Его низкий голос хриплый, как будто он сдерживает себя и прилагает все усилия, чтобы удержаться на месте.

Я облизываю губы и снова киваю.

— Я доверяю тебе, Рори. Безоговорочно.

Едва эти слова слетают с моих губ, как он оказывается надо мной, и ему требуется всего несколько секунд, чтобы обернуть повязку вокруг моей головы и убедиться, что она хорошая и туго затянута.

Я в его власти, и, если быть честной с самой собой, меня это совершенно устраивает. Я немного шокирована этим, но в то же время и не совсем. Я имела в виду то, что сказала, я доверяю ему, и я знаю, что он не причинит мне вреда.

Просовывая в меня два пальца, он большим пальцем проводит нежными круговыми движениями по моему клитору. Он слишком мягок, чересчур нежен, и это противоречит тому, как я беззащитна перед ним, но это делает меня податливой и почти заставляет забыть, что я в его власти.

Мои бедра начинают упираться в матрас, ища больше его прикосновений, желая, чтобы он трахнул меня до беспамятства. Именно тогда он все прекращает. Его пальцы исчезли, и я осталась пустой и желанной, похотливым беспорядком на этой кровати, без возможности прикоснуться к себе. Единственное облегчение, которое я могу получить в этом положении, исходит от него, а я его не чувствую, черт возьми. Разочарование скручивается у меня в животе, моя потребность растет с каждым мгновением, когда он не прикасается ко мне.

— Уже скучаешь по мне? — Его голос понижается на октаву, и в любой другой обстановке его слова были бы нежными, даже почти любящими. Но здесь он играет со мной. Как будто он хочет держать меня на грани возбуждения, пока я не сойду с ума.

Я почти уверена, что это не займет много времени.

Отчетливый звук открывающейся крышки флакона привлекает мое внимание, хлопанье крышки и струя, напоминающая мне крем для рук или лосьон.

Только когда его пальцы касаются моей задницы, я догадываюсь, что во флаконе была смазка. В этой позе у него нет особого доступа к моей заднице, но он каким-то образом все равно справляется с этим, потирая вверх и вниз мою щелку, не совсем потирая ту часть меня, которая до сих пор оставалась нетронутой.

Он засовывает один палец, затем два, в мою киску, сжимая ножницами и подготавливая меня к чему? Я действительно не уверена.

— Ты такая мокрая, я мог бы использовать твою влажность в качестве смазки. — Он звучит так, будто испытывает благоговейный трепет, и такая похвала что-то делает со мной. Тот факт, что реакция моего тела доставляет ему удовольствие, разжигает во мне раскаленную потребность.

Матрас позади меня прогибается под его весом, и я представляю, как он опускается на колени между моих ног, поклоняясь мне. Это нелепая мысль, но она все равно присутствует. Его одобрительные стоны говорят мне, что он наслаждается видом, и это все, что мне нужно знать, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Судя по напряжению в моей киске, я предполагаю, что он ввел третий палец. Я ерзаю, пытаясь устроиться поудобнее, но все, что я за это получаю, — это шлепок по заднице.

— Веди себя прилично.

Жжение на моей ягодице распространяется вверх по позвоночнику и обратно к моей киске. Кто бы мог подумать, что это будет так горячо? Потому что, черт возьми, это точно была не я.

— Хм, похоже, ты фанатка порки. Приятно это знать. — Дразнящий тон его голоса раздражает меня, как будто я играю с несколькими версиями Рори, разными каждый раз, когда он говорит.

Слишком скоро я снова опустошена, его пальцы скользят по моей заднице и позвоночнику, размазывая мою сперму по коже. Он останавливается на мгновение, прежде чем что-то горячее и влажное прокладывает дорожку прямо к моей киске, за мгновение до того, как я чувствую там его язык, облизывающий и посасывающий, пока я не превращаюсь в извивающееся месиво на кровати.

— Ты восхитительная малышка, не так ли? — Этот звук, облизывающих пальцы, вторгаются в мои чувства, и видение за повязкой на глазах творит со мной сумасшедшие вещи. Почему мужчина, сосущий свои покрытые спермой пальцы, звучит так возбуждающе?

Он снова вернулся, входя и выходя, заводя меня, трахая пальцами, стимулируя каждое мое нервное окончание, а затем прекращая все это, когда мое тело начинает расслабляться.

Это сладкая агония.

Рори хватается за веревки, которыми мои запястья привязаны к лодыжкам, и тащит меня на другую часть кровати, прежде чем отпустить мои лодыжки и перевернуть меня на спину. Кровь приливает к моим конечностям, ступни и пальцы ног немеют еще до того, как начинается покалывание.

Я забываю обо всем этом, когда кричу на всю комнату, когда его рот начинает целовать мою киску долгими, томными движениями языка, прежде чем коснуться моего клитора. Мои бедра ищут его, покачиваясь, когда я опираюсь на кровать, приподнимаясь на ногах, чтобы еще больше ощутить его рот на себе.

Он позволяет это один раз. В следующий раз, когда я извиваюсь, он все останавливает. Я всхлипываю, потеряв его талантливый рот, но в следующую секунду его лицо оказывается так близко, что я чувствую свой запах в его дыхании.

— Ты хочешь кончить, красавица? — Когда он говорит, в его голосе слышится резкость, похожая на зазубренную сторону ножа.

— Да.

— Тогда я предлагаю тебе расслабиться, иначе единственное, что ты будешь делать, — жалеть, что не сделала этого. — Раздается стон разочарования, но я проглатываю его.

Я стискиваю зубы и концентрируюсь на том, чтобы оставаться неподвижной, позволяя ему доставить мне удовольствие, которого я так отчаянно хочу прямо сейчас.

— Хорошая девочка.

Прежде чем вернуться к моей насквозь мокрой киске, он подсунул руку мне под голову, взялся пальцами за мой конский хвост и приподнял мое лицо всего на несколько дюймов от матраса.

Мой вкус на его губах подобен афродизиаку, который впрыснули в мои вены. Я схожу с ума от этого, целую его в ответ, как будто моя жизнь оборвется, если он отойдет. Наши языки кружат друг по другу, наши губы все скользят и скользят, пока он углубляет наш поцелуй, исследуя меня так же сильно, как и я его. И когда его зубы прикусывают мою нижнюю губу, я понимаю, что должна быть хорошей, если хочу, чтобы он продолжал.

И, Боже, я действительно это делаю.

На этот раз я задыхаюсь, когда его рот возвращается к моей киске. Никаких поддразниваний, никаких колебаний, ничего, кроме чистого желания. Просто язык глубоко внутри меня, две сильные руки сжимают мои бедра и разводят их достаточно широко, чтобы поместилась верхняя часть его тела. Я делаю все, что в моих силах, чтобы мои бедра не сжимали его, потому что мне нужно, чтобы он продолжал. Мне нужно, чтобы он облизал каждый дюйм моего тела, пока я не получу разрядку, к которой он меня подталкивает.

С завязанными глазами я ограничиваюсь только своими мысленными образами. Рори на коленях, его широкие плечи занимают все пространство, мускулы на его руках напрягаются, когда он раздвигает мои бедра, его рот… о, его талантливый рот… трахая мою киску, он берет от меня все, что хочет.

Все, что я охотно отдаю ему.

Я снова задыхаюсь, когда он прикусывает мой клитор зубами, легкий укус, который ощущаются как тысячи крошечных молний, поражающих мою нервную систему. Это великолепно, я не могу этого отрицать.

Прикусив нижнюю губу, я ощущаю вкус крови от прикосновения собственных зубов к своей коже — единственный способ для меня удержаться от движения, или крика, или, не дай Бог, приказать ему что-то вроде: "Черт возьми, заставь меня кончить!"

Это было бы плохо, верно?

— Ты промокла насквозь, красавица, как маленькие волны, набегающие на берег твоей пизды. — Затем он вводит в меня два пальца, в то время как его язык снова и снова безжалостно касается моего клитора.

Я собираюсь умереть. Умру от необходимости кончить, а он мой добровольный и нераскаявшийся палач.

— Дай это мне сейчас. Кончай мне на лицо. — Его слова подобны механизму, который выпускает запертые воды плотины. Я делаю глубокий вдох и выпускаю все наружу. Я дрожу, плачу и выкрикиваю его имя, как молитву и проклятие. Приподнимаюсь, мой клитор трется о какую-то часть его рта или лица, или я, блядь, не знаю.

Все, что я знаю, это то, что ошеломляющее чувство, разливающееся по моему телу, поглощает все. Слишком многое нужно принять и слишком многое контролировать. Я кончаю, и я кончаю, и я кончаю так сильно, что мне кажется, я действительно теряю сознание на минуту.

Я, блядь, не могу сказать, так как у меня завязаны глаза, так что здесь так же темно, как и раньше, за исключением того, что теперь мои ноги сложены и перекинуты через живот, а одна из его рук, я полагаю, удерживает меня. Играя с моей киской, Рори зачерпывает мою сперму и смазывает ею мою задницу. Он ходит круг за кругом, оказывая при этом все большее давление.

— Это маленькое отверстие впустит меня внутрь, не так ли?

— Да. — Я не сомневаюсь ни в себе, ни в том, что он планирует, потому что я хочу этого.

Боже, да, пожалуйста, просто возьми меня.

Я ничего этого не говорю, потому что я слишком занята, наслаждаясь ощущением его пальца, когда он пробивает кольцо моих мышц и дразнит мой ободок ровно настолько, чтобы заставить меня вскрикнуть, когда он отходит.

Кто знал, что это будет так приятно, черт возьми?

Я так рада, что ничего не сказала, потому что, когда он возвращается, его покрытый смазкой палец с легкостью проникает в мою дырочку. Я всхлипываю, разрыв дает мне ощущение наполненности.

Он добавляет палец, я знаю это, потому что ожог сильнее, он растягивает меня, дразня ровно настолько, чтобы убедиться, что я выдержу больше.

Я делаю глубокий вдох, готовясь…

Это чертовски сексуально, но я действительно собираюсь взять его член?