Шестой прокуратор Иудеи

Уроженец Кериота ни на минуту не забывал нашу первую встречу в Ивлеаме, ибо урок, что преподал я ему тогда, произвёл на него слишком уж большое впечатление. Страх, вначале охвативший несостоявшегося бунтаря, долго держал его в своих объятиях, но постепенно всё-таки покинул тайного моего соглядатая. А несколько месяцев спустя после того рокового для него свидания Иуда даже настолько осмелел, что наивно начал полагать: доведись ему ещё раз столкнуться со мной, то ни за что бы не испугался. Но это была лишь обычная бравада человека низких моральных качеств. Искариоту хотелось убедить самого себя, что давнишнее то предательство не являлось проявлением слабости или добровольным желанием, но стечением обстоятельств, загнавших в тупик и потому вынудивших его пойти на столь омерзительный поступок. Хотя он прекрасно понимал всю абсурдность своих предположений и оправданий, ибо страх его так и не ушёл навсегда, но затаился где-то в самой глубине души, готовый в любой момент вырваться наружу.

– Но прокуратор весьма далеко от Галилеи, – в который уже раз утешал сам себя Иуда, – деньги из казны он платит не малые, а потом жизнь очень изменчива. Глядишь, и я когда-нибудь стану большим начальником.

В Искариоте всегда боролись одновременно два весьма противоречивых чувства ко мне, римскому прокуратору: животный страх и восхищение. Причём преобладало скорее восхищение, ибо решительность, жестокость и безграничная власть моя над людьми заставляли трепетать его сердце при воспоминаниях о нашей первой встрече.

– Да-а-а! Вот это настоящая власть, когда свободно можно распоряжаться жизнями других, заведомо зная, что стоишь под охраной закона, – таков был окончательный вывод Иуды. Ему понравилось то самое чувство полной власти, когда он, хотя и был тогда не в праве помиловать заложников, и прекрасно понимал это, но зато мог безнаказанно забрать у них жизнь, радуясь про себя в тот миг своему мимолётному могуществу над человеком. Он не кривил душой, а потому и не боялся признаться самому себе о своих тайных помыслах. После той встречи, которая, обрушившись на него множеством впечатлений, закончилась довольно неожиданно, Иуда твёрдо решил, что бороться против римлян он больше никогда и ни за что не будет, но на сотрудничество с ними обязательно пойдёт, если это станет сулить ему хорошую выгоду.