Шестой прокуратор Иудеи

В трёх стадиях к востоку от Храма находилась Масличная гора. Поросшая фруктовыми деревьями, утопавшая в оливковых рощах, гранатовых садах и зарослях финиковых пальм она по праву считалась самым красивым местом среди каменистых и пустынных окрестностей Иерусалима. Два огромных кедра росли на вершине горы. Их можно было увидеть, находясь ещё далеко от города. Обычно паломники или путешественники, заприметив эти две высокие зелёные пирамиды, начинали радоваться, так как до городских ворот оставалось идти совсем не долго.

Масличная гора была любимым местом отдыха путников. Кедровые ветви, густые и тяжёлые давали прохладу в летнюю жару утомлённым дальним переходам людям и потому пожелавшим отдохнуть под сенью деревьев-великанов. Они укрывали от холода и дождей всех тех, кто прятался под хвойными лапами в дождь и ненастье. Может быть, поэтому около этих вековых кедров местные жители устраивали базары, весело торгуясь, покупая, продавая и радуясь удачной сделке. Масличная гора жила своей собственной и особенной жизнью.

Был четверг. Смеркалось. Весенний вечер обещал тёплую ночь. Приближался праздник, и благочестивые горожане готовились к нему, поэтому на улицах Иерусалима, несмотря на ещё раннее время, было на удивление тихо и пустынно.

С Храмовой горы раздался звук трубы, призывавшей правоверных иудеев вознести вечернюю молитву Всевышнему. Именно в это время на внутренней части двора первосвященника Каиафы начал собираться большой отряд вооружённых людей. В нём насчитывалось человек двадцать, а то и тридцать. Это была храмовая стража. Построившись в колонну, отряд через потайную калитку покинул двор дома главного жреца.

Впереди храмовой стражи шли двое. Один из них так тщательно кутался в свой длинный плащ, что его лицо невозможно было увидеть, а тем более узнать. Выдать же укрывшегося от чужого взгляда человека могли только чуть навыкате глаза, изредка поблескивавшие в сумерках наступавшей ночи. Опознать, конечно, его могли только в том случае, если бы он нос к носу столкнулся на улице с кем-нибудь из своих хороших знакомых, но никто из таковых среди случайных прохожих ему не попался. Второй же человек, шедший в главе отряда, лица своего не скрывал, ибо являлся начальником храмовой стражи, а потому был хорошо известен всем горожанам. Вооруженные люди шли молча и быстро. Факелы не зажигали. Двое, что находились впереди отряда, о чём-то тихо между собой переговаривались.

– Малх, – разгорячёно шептал один, – когда придём в Гефсиманский сад, вы чуть приотстаньте от меня и укройтесь за кустами. После вечерней трапезы мой учитель решил не ходить в деревню, а заночевать в саду около костра. «Ночи, – говорит, – тёплые! Нечего, мол, в духоте спать». Они все уже там, – махнул рукой в сторону Масличной горы, укутанный с ног до головы в плащ, человек, – я, значит, подойду только к нему, поздравлю с наступающим праздником и, как это водится, поцелую его в щёку. Вы ведь в лицо-то моего учителя не знаете? А если и видели издали или однажды, то можете и не признать в темноте. Так вот, этот поцелуй будет знаком моим, а для вас сигналом. Вы тут же выскакиваете из своей засады и хватаете его. Если сегодня не схватите его, то, завтра он будет ночевать в Вифании или в каком другом месте, а после пасхи вообще покинет Иерусалим, и не известно, когда снова придёт в город. Сегодня самый удобный момент, чтобы разделаться с ним.

– А там ещё кто-нибудь будет, кроме него? – спросил также шёпотом Малх, начальник храмовой стражи. Волнение проводника невольно передалось и ему.

– Да! Человек десять, ну от силы двенадцать. Только они же ведь не воины! Так! Рыбаки простые да ремесленники. Драться не будут, не умеют, да просто испугаются и разбегутся от первого появления стражников. Кто-то может и попытается его защитить, но с ними церемониться особенно не надо. Да, и меня, главное, не забудь, по голове что ли, ударить!?

– В этом можешь не сомневаться. Ударю!

– Только не особенно старайся! Сильно не бей! А то… – говоривший бросил взгляд на свою правую руку, на которой отсутствовали два пальца. Однажды его аналогичная просьба уже была выполнена, но закончилась для него она весьма трагично.

«Правда, то был прокуратор, а это обычный слуга, но вдруг перестарается?» – озабоченно думал Иуда, опасливо поглядывая на большие и сильные руки Малха.

Настроение уроженца Кериота в тот момент было необычайно прекрасным. Ему удалось уговорить Иисуса не оставаться в Вифании в доме Симона, а провести ночь в Гефсиманском саду около костра.

– Учитель, – обратился вкрадчивым голосом утром в четверг к проповеднику его любимый ученик, – и зачем нам спать в сарае на прошлогодней соломе, где полно блох, которые кусаются и не дадут нормально отдохнуть. Сейчас стоят хорошие ночи, хотя и прохладные, но у костра будет даже приятно ощутить свежесть весеннего воздуха. Давай переночуем в Гефсиманском саду. Я знаю там одну прекрасную тихую поляну, очень уютную. Пойдём, проведём там ночь, а понравится, и пасхальный ужин накроем там же на поляне.

Иисус тогда ничего не заподозрил и с радостью согласился с предложением своего друга Иуды. Правда, Искариот думал, что учитель будет один, но следом за ним увязались и другие его ученики. Это поначалу немного испугало Иуду, справится ли храмовая стража с рыбаками и прочими сопутниками Иисуса, но, увидев вооружённых людей, тревога его быстро улетучилась. Поэтому и шагал нынешним вечером тайный мой соглядатай в хорошем расположении духа, думая лишь об одном, как бы Малх не разбил ему голову на самом деле.

Если бы Искариота в тот вечер спросили: «Для чего ты, Иуда, ведёшь слуг первосвященника в сад? Решил предать своего друга и спасителя?». Иуда ответил бы, не задумываясь: «Я хочу сделать Иисуса царём, чтобы самому потом стать правителем Иудеи». Вот поэтому верный ученик и попросил Малха ударить его слегка по голове, дабы до конца остаться со своим учителем, а не убежать, как другие. Искариот продумал до мелочей, как вести ему себя в момент задержания учителя. В том, что все разбегутся, Иуда не нисколько сомневался, вот он и решил показать свою драку со стражниками, не щадя сил и самой жизни. Иисус должен увидеть, как не повезёт Искариоту в этой стычке, как падёт он, рухнет на землю без чувств от первого же удара по голове к ногам своего учителя, не в силах защитить его. Иуда всё рассчитал, тонко продумал, рассудительно и тщательно, не занимать было моему тайному соглядатаю хладнокровия и вероломства. Вот и сейчас, ведя отряд храмовой стражи в сад, он от удовольствия предстоящего успеха потирал руки, так уж сильно понравился ему план, им же придуманный. Иуда уже мнил себя большим человеком, да вот только не учёл он всей хитрости и коварства первосвященника Иерусалимского храма, Иосифа Каиафы.

Сумерки начинали сгущаться, когда храмовые стражники достигли сада, где по заверениям Иуды должен был провести ночь проповедник из Капернаума. На удивление Искариота всё прошло прекрасно и быстро. Как и предполагал мой тайный соглядатай, все ученики, кто был тогда с Иисусом, в панике разбежались в разные стороны, оставив учителя один на один с отрядом вооружённых стражников. Никто из общинников не только не оказал ни малейшего сопротивления, но даже не попытался изобразить хоть какую-то попытку защитить своего учителя, напротив, ученики Иисуса после того, как на поляне появились стражники, в одно мгновение ока растворились в сумраке наступившей ночи. Иуда же блестяще, даже можно сказать, мастерски сыграл роль пострадавшего. Взмахнув руками и громко бессвязно что-то крикнув, он мешком упал на землю и затаился, держась за голову, как бы закрывая «тяжёлую» рану. Во время падения хитрый ученик раздавил в руке рыбий пузырь, загодя предусмотрительно заполненный кровью молодого барашка, которая обильно залила всё его лицо. Лёжа на траве, Искариот сквозь прищуренные веки видел, как бросились врассыпную бывшие рыбаки, и только одна Мария, что на озере отвергла его предложение, яростно принялась защищать своего Иисуса. Она обеими руками вцепилась в волосы одного из храмовых стражников и стала рвать их, одновременно отбиваясь ногами от других нападавших, громко крича и взывая о помощи. Девушку с большим трудом удалось утихомирить, связать, но и со связанными руками она умудрялась оказывать сопротивление и продолжать звать по имени убежавших учеников проповедника, дабы те освободили бы своего учителя. Но в Гефсиманском саду было тихо, словно он находился в пустыне, а не в окрестностях Иерусалима. К вящему удивлению Иуды, никто не прибежал на помощь. Это даже немного обеспокоило Искариота и насторожило.

«Ну, ничего, ведь сейчас уже ночь! Люди ещё не знают, что Иисуса схватили. Вот, завтра, когда наступит утро, горожане целыми толпами придут на площадь, чтобы потребовать от властей освободить проповедника и вместе с ним его, Иуду!» – размышлял «верный» ученик, бредя в полной темноте в хвосте отряда, который сопровождал его учителя в дом первосвященника. Уроженец Кериота делал всё, дабы никто не заподозрил бы его в том, что именно он приложил свою руку к задержанию Иисуса. Да только в тот момент не мог знать любимый ученик, что толпа, которая по его замыслу должна была бы завтра собраться ради Назорея, действительно соберётся, но то будет совсем другая толпа, и не в поддержку Иисуса, а для распятия его. Не учёл Иуда тогда одного, что первосвященник Каиафа поставил на кон слишком много, и, будучи весьма предусмотрительным и мудрым человеком, сумел заблаговременно просчитывать все свои предстоящие действия, дабы не испить горькую чашу поражения.