Мы бросились к выходу из мечети. Приготовив оружие, засели у его стен, по обе стороны.
«Аисты» приближались. Уже скоро, через вход и двор мечети, можно было различить в пылевой буре их чёрные фигуры на гнедых лошадях.
Наливкин прильнул к биноклю.
— Он что-то несёт, — сказал командир «Каскада» тихо.
— Парламентёры, — пробурчал Шарипов, прижимаясь к стене и крепко сжимая рукоять «Стечкина».
Когда душманы подошли ближе, я увидел, что всадник, ехавший в середине, поднимает над головой какой-то предмет.
«Коран, — промелькнуло у меня в голове, — он держит Коран».
— Коран, — подтвердил мои мысли наблюдательный Наливкин, — это жест доброй воли. Они не настроены враждебно.
— Хотят говорить, — кивнул Шарипов.
— Сука… Я думал, они друг друга перестреляли, — сквозь зубы процедил Наливкин.
— Нет, — покачал я головой, — «Аисты» крепче, чем вы думали. Хорошо, что это выяснилось прежде, чем вы приказали нам выходить.
— Не люблю ошибаться, — Наливкин аккуратно выглянул в проём входа, — но сейчас, кажется, ты прав, Саша.
Сквозь шум ветра «Аист», вздымавший над головой книгу, что-то закричал.
Все мы переглянулись.
— А что, если это ловушка? — спросил Шарипов настороженно.
— Может быть и так, — сказал я тихо.
— Ефим! — крикнул Наливкин, приподнявшись, продолжая прижиматься к стене, чтобы его не мог высмотреть вражеский снайпер.
— Я!
— Организуй прикрытие! Держи их на мушке! Услышишь выстрелы — открывай огонь!
— Есть! — ответил Маслов со второго этажа, и его голос разлился нестройным эхо по всей мечети.
— Либо переговоры, — начал я, — либо принимаем бой.
— Не лучшие условия для боя, — Шарипов взглянул на меня и горьковато хмыкнул.
— Патронов у нас ещё много, — возразил Наливкин. — Если что — продержимся. А этих Фима щас как голубей перестреляет.
— Тогда они точно нападут, товарищ капитан, — сказал я Наливкину, — мы будем защищаться, сколько сможем. Но высока вероятность, что это будет наш последний бой.
Наливкин глянул на меня. Смотрел долго. Размышлял. Поджав губы, он наконец спросил:
— Думаешь, стоит поговорить с ними?
— Думаю, — кивнул я. — У нас на руках сильные козыри.
— А ты, Хаким?
— Я согласен с Селиховым, — проговорил особист. — Штурм для нас — наихудшее развитие событий.
Наливкин засопел. От этого ноздри его ровного, чуть длинноватого носа раздулись. Он снова выглянул в проём.
— Ну что ж. Тогда идём, — сказал он наконец. Потом в своей манере хитровато улыбнулся: — А вы, дорогие товарищи, назначаетесь мною официальными послами группы «Север-1» спецназа «Каскад».
Когда мы приблизились, конники спешились. Их было трое. Все они скрывали свои лица платками, прячась от колкого ветра.
«Аисты» не стали заезжать во двор и ждали за пределами глиняного забора мечети. Мы предусмотрительно не вышли за его пределы. Остановились в широкой бреши, бывшей когда-то воротами.
Так и замерли мы друг напротив друга, в пяти или семи шагах.
«Аисты», щурясь от ветра и пыли, сняли свои платки.
Тот, что стоял в середине, был стройным и высоким мужчиной. Навскидку ему нельзя было дать больше двадцати пяти лет.
У него было узкое, побронзовевшее от палящего солнца лицо, острые скулы и тонкие бледноватые губы. Украшала его лицо короткая аккуратная борода.
Карие глаза его казались почти жёлтыми. Сквозь «фильтр» грязно-красных потоков пыли, что нёс между нами ветер, они походили на шакальи.
Молодой душман носил защитного цвета китель и брюки, но перепоясался чёрным кушаком, концы которого развевались на ветру. Под кушаком он хранил прямой кинжал в ножнах коричневой кожи.
Второй «Аист» был велик. Возможно, даже крупнее, чем сам Нафтали. У него была квадратная, словно дубовая дверь, фигура, крупные руки и ноги. Массивная на фоне головы шея.
Плоское лицо уродовал большой сломанный нос. Маленькие глаза душмана казались мёртвыми, словно рыбьими. Он смотрел на нас флегматично и, будто бы, не испытывал никаких эмоций.
В недлинную, но косматую бороду «Аист» вплел зелёные нити. А ещё он постоянно что-то жевал. Скорее всего, баловался каким-то дурманом.
Одеждой ему служил грязноватый чёрный кафтан, перекрещённый пулемётной лентой. На груди мужчины висела странная костяная табличка с вырезанными на ней арабскими письменами.
Третий душман не выделялся такой яркой внешностью. Он носил простую длинную рубаху чёрного цвета, пузырившуюся на груди под порывами ветра, такие же шаровары, заправленные в советские кирзовые сапоги, которые явно были ему велики.
У душмана было овальное, обветренное лицо с рябыми от ранок полными губами и неровная борода. Выглядела она так, будто её неаккуратно обкорнали ножом.
— Меня зовут Шер, — молодой душман положил ладонь себе на грудь, — я пришёл с доброй волей.
Душман говорил с явным акцентом и странно выговаривал слова, путая ударения. Держался он при этом так уверенно, словно говорил на русском с рождения, причём лучше нас всех вместе взятых.
— Вон как щебечет, — шепнул мне Наливкин, — уверенный в себе малый. Пришёл сюда, как хозяин.
— Мы решили, наша драка окончена, — сказал «Аист», назвавшийся Шером, — мы не хотим больше драки. Мы хотим договор.
— Договор хочет, — скривился Наливкин, — а не завернуть бы ему…
— Тихо, товарищ капитан, — прервал его Шарипов, — давайте послушаем, что скажут.
Наливкин недовольно хмыкнул. Едва заметно отвернулся от особиста, бросив взгляд в какую-то одну ему известную точку.
— Не верю я им.
— Я тоже не верю, — сказал я, — но нужно послушать, чего они хотят. Возможно, мы сможем как-нибудь воспользоваться ситуацией.
— Как, Селихов? — спросил Наливкин.
Я хитровато глянул на капитана, ухмыльнулся:
— Будем импровизировать.
Шарипов тоже хмыкнул. Наливкин отвернулся и от меня, тихо что-то пробормотал себе под нос.
— Какой договор? — взял я инициативу на себя и, стоя по правую руку от Наливкина, выступил на полшага вперёд.
Шер смерил меня внимательным, оценивающим взглядом. А вот огромный душман посмотрел на меня иначе. Его до этого ленивый взгляд блеснул злобой.
— Я говорю с вашим старшим. Не с тобой, мальчик, — сказал Шер несколько пренебрежительно. — Ты не старший.
Офицеры за моей спиной не пошевелились. Оба они доверились мне после всего, что мы пережили вместе.
Шер явно ожидал, что кто-то из них ответит, выйдет вперёд и заставит меня отступить. Поведёт разговор с душманом сам.
Вместо этого ответил я:
— Ты говоришь со мной, или мы не говорим совсем, мальчик.
Шер хмыкнул. Глянул на гиганта.
— Шурави, не мальчик, нет. Шурави — воин, — с мерзкой иронией проговорил он.
— Ты можешь проверить, если захочешь, — холодно бросил я, глянув Шеру прямо в глаза.
Несколько мгновений мы буравили друг друга взглядами. Наконец, Шер не выдержал моего. Зрачки его дёрнулись в сторону. Взгляд обратился к гиганту, словно ища поддержки. Тот ответил, повернув к нему своё плоское, словно обух топора, лицо.
Шер скрыл свои эмоции добродушной на первый взгляд улыбкой.
— Кобул аст… Хорошо. Мы дадим вам уйти, — сказал Шер, — Вы заберёте своих людей. Возьмёте воду и еду. Возьмёте заложников…
Внезапно в его шакальих глазах забегали хитроватые искорки.
— Но не всех, — закончил он.
— Вы согласитесь, чтобы мы ушли? — спросил я.
— Бале. Да, — кивнул Шер. — Мы клянёмся вам, что ни один волос не упадёт с головы шурави, пока вы уходите. Но взамен вы дадите другое.
— Что вы хотите взамен?
Шер едва заметно скривил свои тонкие губы в улыбке, но тут же подавил её. Лицо его стало смиренным.
— Вы отдадите нам нашего командира и уйдёте. Мы устали от нашей войны.
Наливкин молчал, недоверчиво поглядывая на «духов».
— Заложник в обмен на жизнь, — сказал Шарипов, словно приободрившись, — я ожидал чего-то такого. Мы ничего не теряем.
Во дворе мечети повисла бы тишина, если бы не воющий в её стенах ветер.
Наливкин с Шариповым уже шептались у меня за спиной. Что-то обсуждали.
— Селихов! — вдруг позвал меня Наливкин.
Я обернулся, приблизился к ним.
— Что-то тут нечисто, — тихо сказал капитан «Каскада», — просто отдать им Нафтали? И всё? Звучит как подстава. Мы останемся уязвимы.
— Они измотаны боем. Их дисциплина трещит по швам, — поторопился возразить Шарипов, — нет в них единства. Возможно, это наш шанс спастись.
Оба капитана глянули на меня, выжидая, что я скажу.
— Я согласен с вами обоими, — проговорил я.
Капитаны переглянулись. Потом снова уставились на меня.
— Я поговорю с ним ещё. Возможно, мы и правда сможем выбраться.
— Это звучит как подстава! — уже громче повторил Наливкин, но потом осекся и глянул на Шера поверх моего плеча. Продолжил тише: — Я им не верю.
— Я тоже, — улыбнулся я. — И всё же у меня есть кое-какие мысли. Подождите.
С этими словами я снова шагнул к Шеру и остальным «Аистам».
— Почему мы должны верить, что вы не устроите на нас засаду, когда мы покинем мечеть?
Шер приосанился. Мельком показал мне книгу, что он держал под мышкой.
— Аллах шахид хахад буд. Аллах будет нам свидетелем. Я принёс священную клятву на этот Коран. Великий позор падёт на мою голову, если я солгу. Великий гнев обрушится на меня от моих братьев, если я солгу. Будет мне смерть.
— Он ручается, — услышал я слова Шарипова за спиной.
Значит, Шер решил поклясться перед нами на Коране.
Когда-то в моей прошлой жизни не раз и не два был я свидетелем подобной клятвы. Видел, как её дают. Однажды неисполнение такой клятвы привело одного командира душманов к смерти. Под давлением муллы и в страхе перед карой божьей его обезглавили собственные люди.
И всё же я не верил словам Шера. Чутьё подсказывало, что он приготовил какую-то уловку. Какую-то хитрость. Слишком привлекательными были условия. Слишком хорошими для нас и позорными для «Аистов».
Им нужно было, чтобы мы пошли на сделку. Ну что ж. Мы пойдём.
Были у меня кое-какие мысли, как использовать обстоятельства против «Чохатлора». Если сделаем всё правильно, если нам чуть-чуть повезёт — выберемся живыми.
— Клянись, — сказал я Шеру.
Молодой душман, казалось, даже удивился моим словам. Приподнял свои тонкие, словно подрисованные углём, брови.
— Клянись прямо сейчас, что мы уйдём живыми. Что вы не тронете нас, как только мы покинем стены мечети. Не тронете, когда мы уйдём к советско-афганской границе.
Шер поклонился, кивнул.
— Эти двое моджахедов, — начал он, указав на здоровяка и духа с неровной бородой, — будут свидетелями перед Аллахом.
Душман поднял книгу и показал мне.
— Свидетели, как я принесу клятву на этот священный Коран.
Книга казалась совершенно новой. На чёрной обложке большими русскими буквами было написано единственное слово: «Коран».
— Вы знаете дари? — спросил Шер. — На каком языке мне говорить?
— На русском, — ответил я.
Шер кивнул, а потом, раскрыв книгу перед собой, начал клятву, держа Коран обеими руками.
— Я клянусь этим священным Кораном, — начал он, — что если вы отдадите нам нашего командира, Батура Нафтали, мы позволим вам уйти живыми из этой мечети, в ваш дом. Я клянусь, что ни один из нас не поднимет руку ни на одного из вас, — а потом понизил голос так, что я едва смог расслышать последние его слова, — Ин ша Аллах.
Закончив клятву, Шер опустился к книге и будто поцеловал её страницы. Закрыл, спрятал под мышку.
— Вот, молодой шурави, — начал он после этого. — Я поклялся вам собственной жизнью. Собственной честью. Вы спокойно уйдёте, как только Нафтали вернётся к нам.
Все стояли в молчании. Я не спускал глаз с молодого душмана.
— Через час я и мои люди будем тут. Мы ждём нашего командира, — продолжил он. — Потом вы все уйдёте с миром.
С этими словами Шер вежливо поклонился, обернулся и пошёл к своей лошади. Остальные душманы последовали за ним.
«Аисты» вскочили в сёдла своих выдрессированных лошадей, не шелохнувшихся с места, пока мы вели разговор.
— Я сдержу свою клятву, шурави! — махнул нам Кораном Шер. — Сдержу! И ты сдержи своё слово!
«Аисты» накинули платки на лица, пришпорили коней и ринулись вскачь. Ещё некоторое время мы наблюдали, как их фигуры удаляются, а потом и вовсе почти исчезают в пыльных порывах бури.
— Шер! — окрикнул молодого моджахеда Абдула, когда они перешли на шаг, подъезжая к скалам.
— М-м-м? — Шер обернулся.
Абдула пришпорил своего крупного, широкогрудого жеребца гнедой масти с белой полосой на носу. Догнал впереди идущего Шера.
— Ты думаешь, мы поступаем правильно, отпуская шурави? Видит Аллах, меня беспокоят твои действия. Это безбожники. Враги. Да ещё и обманщики. Я им не верю.
— Ты же понимаешь, уважаемый Абдула, — несколько вальяжно и даже как-то легкомысленно бросил ему Шер, — что иного выхода у нас нет. Если мы хотим вернуть нашего командира, придётся договариваться с безбожниками. Аллах проверяет нас. Шлёт нам невзгоды и испытания. И мы должны оставаться твёрдыми духом и верой, чтобы их преодолеть. И кажется мне, без нашего командира у нас ничего не получится.
— Значит, всё-таки отпустим их? — Абдула натянул поводья, когда его жеребец потянулся мощной мордой к изящной кобыле Шера.
— Я поклялся им, что отпущу, — Шер горделиво приподнял подбородок, — если на то будет воля Аллаха.
Абдула недовольно насупился.
— Это советские безбожники. Аллаха с ними нет.
— Об этом можешь не беспокоиться, дорогой Абдула. Лучше помолись за нашего любимого командира, — Шер глянул на Абдулу и странно улыбнулся. Абдула не понял значения этой улыбки. — Помолись, чтобы он пережил сегодняшний день и вернулся к нам живым и здоровым.
— Нет, тут что-то не так, — сказал Наливкин, когда мы вернулись в мечеть, — они явно что-то задумали.
— Он поклялся на священном писании, — сказал Шарипов, — это очень серьёзный знак. Если этот Шер нарушит клятву, по местным законам его должны убить.
Мы расселись по руинам, собравшись в небольшой кружок.
Старые стены пели ветром. Звук этот, протяжный, воющий, давил на голову. Мешал думать.
— Я это знаю. Я сам из мусульманской семьи, — не сдавался Шарипов. — Думаю, у нас есть шанс уйти.
— Я им не верю, — уже в который раз сказал Наливкин и почесал бедро, сидя на камне, — они нас так просто не отпустят. Не смирятся с тем, что потеряли из-за нас много людей. Потому будут мстить.
Я, едва вслушиваясь в слова капитанов, молчал. Размышлял о том, как нам поступить. Прорабатывал каждый возможный исход, чтобы пустить события по наиболее удачному.
— Мы можем подстраховаться, — кивнул Шарипов. — Можем…
— Не просто подстраховаться. Мы обезопасим себя, — начал Наливкин решительно, — у нас много гранат. Заминируем тут всё к чертовой бабушке. Поставим растяжки. Займем позиции и будем ждать. Когда «Аисты» припрутся, ударим из всего, что есть! Застанем их врасплох и опрокинем!
— Люди устали, товарищ капитан, — покачал головой Шарипов, — погоня, сложный бой, тяжёлый путь. Сколько мы все не спали? Двое суток? Будь ты хоть трижды умелым солдатом — против физиологии не попрёшь. К тому же их больше. Если вы прикажете — будем драться. Но никто не выйдет живым из этой мечети.
— Что с твоим настроем, Хаким? — разозлился Наливкин и даже выпрямился на камне, — где твой боевой настрой? Ты офицер! Ты должен пример подавать!
— Я реалист! И вижу, как обстоят дела! На одной отваге из ямы, в которую мы угодили, не выбраться! Тут нужно что-то большее! — Он пощупал воздух, — что-то вещественное! Силы, средства, свежие люди! Если есть возможность не жертвовать жизнями солдат зря, я выбираю именно такой путь.
— Да как только мы отдадим им Нафтали, они нас с миномётов… — начал было Наливкин, но я его перебил.
— Знаете, что я думаю?, — начал я, когда в уме созрел план, — они нас так просто не выпустят. Их клятва — пшик.
— Ну вот! А я о чём! — обрадовался Наливкин и развёл руками.
— Что ты хочешь этим сказать? — Шарипов нахмурил пушистые тёмные брови.
— Но и вы правы, Хаким Булатович, — глянул на него я, — у нас есть шанс уйти целыми. Всем. Конечно, если сделать всё правильно.
— Что сделать? — почти синхронно и очень удивлённо спросили оба офицера.
— Я знаю, что задумал Шер. А еще знаю, как нам обратить его же хитрость против него самого. Если все получится — Аисты просто передерутся друг с другом. А мы под шумок спасемся. Подробности сейчас расскажу, — сказал я и обратился к Наливкину: — Товарищ капитан?
— М-м-м?
— Мне понадобится ваша помощь как переводчика.
Наливкин кивнул, но спросил:
— Зачем?
— Чтобы всё получилось, — я поднял взгляд к потолку, — мне нужно переговорить с нашим пленным «Аистом».