Пограничник. Том 6: Шпионские игры

Глава 21

— О чем? — спросил я тихо.

— Это будет тяжелая просьба. Очень сложная для меня. Но и выполнить ее будет тяжело. Может быть, даже невозможно.

По едва заметным ноткам хрипловатого голоса майора я понимал, как сложно ему говорить. Как тяжело просить. Но он говорил. И не отводил взгляда. Он словно бы смотрел в глаза своим страхам и своей печали. Чему-то такому, что висело на нем тяжким грузом.

— Если ты откажешься, Саша, я пойму. И не буду осуждать тебя за это.

Я промолчал. Только кивнул надломленному своим прошлым разведчику.

Искандаров повременил. Потом медленно принялся вставать. Я было предложил ему свою помощь, но разведчик отказался.

На непослушных, раненых ногах он с трудом, но наконец поднялся с кровати. Опираясь о столешницу, сделал несколько шагов к дальнему стулу.

На стуле висела какая-то одежда. Когда Искандаров снял ее, я понял — это были штопаные-перештопаные шаровары, в которых мы нашли разведчика в плену.

Искандаров положил их на стол. Взял маленький сильно сточенный ножик со стола, а потом стал отпарывать одну из латок.

Я ничего не говорил майору. Не отвлекал его. Не спрашивал. Просто ждал.

Когда Искандаров отпорол латку и отвернул ее, под ней оказался крохотный кармашек. Оттуда он достал какую-то трубочку. Когда принялся разворачивать, я понял — это маленькая фотография, сделанная на «Полароид».

Опираясь о стол, майор пошел ко мне. Я — ему навстречу.

— Возьми, — сказал он и протянул мне фото.

Я взял. Поднес ближе к свету керосиновой лампы. На фото был изображен черноволосый мужчина с короткой седоватой бородой и маленькими черными из-за плохого качества съемки глазами. Фотография была портретом. Причем мужчина не подозревал, что его фотографируют.

— Кто это? — спросил я.

— Тарик Хан, — ответил Искандаров. — Он майор SSG. Пакистанский спецназ. Но это лишь обложка. Его настоящее имя — Асад Уллах. В семьдесят девятом он лично руководил расстрелом советников из СССР в Герате. Среди убитых была и моя жена.

Я молчал, рассматривая фото.

— Он тесно связан с Абади, — продолжил Искандаров. — «Черные аисты», похищения людей, провокации на советской границе — все это их рук дело. Их и еще одного человека.

— Кого?

Искандаров покачал головой:

— Я не знаю. Не знаю ни имени, ни национальности, ни гражданства. Это темная лошадка, — поджал губы майор. — Возможно, Пакистан. Возможно, Китай… Может быть, ЦРУ.

Искандаров нахмурился, не отрывая от меня взгляда.

— Они что-то задумали, Саша. Все, что происходит на советско-афганской границе в последнее время — крохотные кусочки огромной картины. Чего-то большего. Чего-то геополитических масштабов…

Он замолчал. Серые глаза Искандарова будто бы блеснули в темноте. Это был не страх, нет. Он опасался чего-то, но не боялся. Опасался так, как опасается дикий кот приближающегося охотника. Опасался, но готов был сражаться до конца, если потребуется.

— Они называют это операцией «Пересмешник», — сказал Искандаров. — И, по всей видимости, она уже началась. В Кабуле я не просто руководил сетью информаторов. Часть из них были перевербованными пакистанскими шпионами из ISI. И незадолго до того, как попался я, эти агенты начали умирать. Это похоже на чистку. Чистку перед каким-то решительным шагом.

— В желудке Абади была капсула, — сказал я задумчиво. — Он признался, что в ней микрофильм с именами пакистанских агентов, работавших на СССР.

Искандаров задумчиво почесал щеку.

— Очередное подтверждение тому, что они к чему-то готовятся. Мое похищение, по всей видимости, было частью этой подготовки. Они хотели вычислить через меня всех завербованных нами резидентов ISI.

— Эта информация не для моих ушей, товарищ майор, — покачал я головой. — Почему вы рассказываете обо всем этом мне? Простому солдату, служащему на пограничной заставе?

— Потому что ты уже во всем этом участвуешь, Саша, — сказал Искандаров решительно, — с того момента, как ты взял в руки нож Батубра Нафтали, ты тоже в игре. А еще… — Он осекся. — Еще, если тебе повезет, у тебя есть шанс затормозить «Пересмешник». Я знаю, что Тарик Хан играет не последнюю роль в их грязных делах.

— И что вы хотите от меня? — повременив, спросил я.

Искандаров сглотнул. Подождал отвечать, словно бы решаясь произнести какие-то слова.

— Этот человек идет по пятам за Абади. Он подчищает за ним. Выполняет грязную работу. Приходит внезапно, и так же внезапно уходит, словно призрак, — Искандаров замолчал. Поджал губы. Под его высокими, островатыми скулами заиграли желваки, — а значит, очень скоро он будет и здесь, на границе.

Искандаров вздохнул.

— Я долго во всей этой системе, Саша. Знаю, какой она бывает громоздкой и вялой. Иногда решительные, но неуставные действия дают больше результата, чем работа по любым инструкциям. И ты, Саша, способен на такие действия. Я видел это буквально собственными глазами. На это я и надеюсь, — разведчик сглотнул. — Сейчас мне только и остается, что надеяться.

— Почему вы уверены, что он будет здесь? — спросил я.

— Я не уверен, — покачал головой Искандаров. — Но я так думаю. Они узнают, куда мы пришли. Узнают, где был Абади. Куда его увезли. А потом попытаются…

— Убить, — докончил я.

— Верно, — Искандаров кивнул. — Попытаются достать его. Может, подготовят диверсию, может станут через местных информаторов подстрекать сочувствующих афганской оппозиции советских граждан. И все для того, чтобы убить Абади.

— Союз поймал пакистанского шпиона, — задумался я. — Это международный скандал. Выходит, что представитель официально нейтрального государства участвует в афганской войне.

— Они будут все отрицать, — покачал головой Искандаров, — Пакистан скажет, что не знает никакого Абади. Огласка им не нужна по многим причинам. В том числе она может помешать их операции.

— Но сам Абади определенно знает многое. И расскажет это нашим.

— Верно, — кивнул Искандаров, — и Тарик Хан, как минимум, попытается заставить его замолчать. Как максимум — вернуть то, что носил Абади в желудке.

Пусть Искандаров и ходил вокруг да около. Пусть начал издалека, но я понимал, к чему он клонит.

— Значит, вы хотите, чтобы я убил этого Хана, — не спросил, а утвердил я.

Искандаров отвел глаза. Почему-то сейчас он не смог выдержать моего взгляда.

— Верно, Саша. Именно этого я и хочу.

Я нахмурился.

— Посмотри на меня, — Искандаров показал мне искалеченные, с уродливо зажившими ожогами руки, — я уже не боец. Мое время прошло. Но если случится так, что ты встретишься с этим человеком, я прошу тебя отомстить ему. Отомстить за мою жену. Отомстить за те злые дела, что он делал и еще сделает. Дать нам время понять, что это за «Пересмешник» такой…

Взгляд разведчика ожесточился.

— И расстроить все их планы.

Искандаров несколько мгновений подождал моего ответа, но когда я промолчал, он продолжил:

— Я знаю, что ты добил Батубра Нафтали. Ты не испугался этого. Не испугался последствий. И знаю, что ты не осудишь меня за такую просьбу, если даже и откажешься ее выполнять.

— Не осужу, — кивнул я. — Но я солдат, а не убийца. Мое дело — охрана государственной границы, а не ликвидация шпионов. Для этого существуют специальные люди.

— Я знаю, — Искандаров тоже кивнул. Потом задумался. Вдруг спросил: — Разреши мне нескромный вопрос?

— Какой?

— Почему ты добил Нафтали?

— Нафтали серьезно ранил одного моего друга, — сказал я. — Возможно, теперь он не сможет ходить. Я обещал ему, что отомщу. Но это главная причина. Есть еще одна.

— Какая?

— Кем бы ни был человек, его стоит уважать хотя бы в момент его смерти.

Искандаров хмуро улыбнулся.

— И откуда у девятнадцатилетнего парня взялось такое отношение к смерти?

— Это длинная история, — ухмыльнулся я.

— Понимаю. Не каждая история должна быть рассказана.

— Верно.

— И все же, ты сдержал свое обещание, Саша. Потому я и решил попросить тебя об этом. Понимаю, перекладывать такой груз со своих плеч на чужие — несправедливо, но… Но у меня, кажется, нет больше иного выхода. Я не знаю, согласишься ты или нет. Доведется ли тебе возможность исполнить обещанное или нет. Но я…

Он осекся. Медленно пододвинул к себе табурет, на котором совсем недавно сидел я, а потом тяжело и медленно уселся на него сам.

— Я слишком устал. Я больше не в силах носить это в себе.

Искандаров вдруг погрустнел. На миг он показался мне совершенно разбитым. Сломавшимся. Но внезапно разведчик кривовато ухмыльнулся.

— Говорят, что когда космонавты в космос летают, то за один полет тратят столько здоровья, сколько им хватило бы на три года жизни. Вот и мне сейчас кажется, что в плену я все свое здоровье уже растратил. Боюсь, что даже на Амину его не хватит. Но когда я увидел тебя и твои дела, сразу понял — такой шанс я упустить не могу. И должен хотя бы попытаться донести до тебя свои мысли.

Я снова ничего не ответил разведчику. Только скрутил фотографию в трубочку и сунул себе в нагрудный карман.

Искандаров поднял на меня глаза. А потом тихо и с надеждой сказал:

— Спасибо, Саша.

— Ну, короче, это было прошлой зимой под Кандагаром, — Наливкин, сидевший на корточках, хохотнул и принялся чистить нож об голенище сапога. — Получили мы разведданные — якобы в кишлаке душманы склад с оружием организовали. Ну, мы, как обычно, ночью подобрались, засекли — стоит такая сакля, вся в щелях, дверь нараспашку, изнутри свет. И главное — пар валит, будто там паровоз топят.

Наливкин сделал театральную паузу, осмотрел всех слушателей. Ухмыльнулся.

— Видите, говорю? Это пороховые гары! Бармалеи там сидят и патроны при свете керосинки сушат!

Сегодня был последний вечер, когда «каскадовцы» прибывали на Шамабаде. Ночью они отбывали с нашей заставы.

По такому случаю офицеры договорились пожарить шашлыки. Участие в «пикнике» принимали свободные пограничники, «Каскад» почти в полном составе (Глушко с ранением увезли в госпиталь) и Жуков со своими танкистами.

Было тепло, но не душно. Злое афганское солнце уже клонилось к закату, и скоро на западе окрасит оно ярко-голубое небо красным заревом. А потом и вовсе исчезнет за вершинами Бидо. Тогда на мир опустятся серые прохладные сумерки.

Двое суток минуло с той ночи, как мы с Нарывом и «Каскадом» вернулись на заставу.

Той же ночью из отряда приехала пара «Шишиг» и УАЗик с офицерами.

Афганок и спасенных нами советских солдат загрузили в одну машину. Абади с Искандаровым — в другую. И тех, и других охранял пограничный конвой.

Из офицеров я знал только одного — особиста Рюмшина. Вместе с ним прибыли еще трое. Ни званий, ни их лиц я не рассмотрел в ночной темноте.

Знал только, что они вместе с Шариповым, Тараном и Пуганьковым на добрых два часа заперлись в канцелярии. Что-то обсуждали там.

Должно быть, неизвестные офицеры прибыли по душу Наливкина. Капитан группы спецназа отчитывался им о прошедшей операции.

К моему удивлению, меня больше не беспокоили, и Черепанов сказал, что мы с Нарывом можем идти отдыхать. Что на следующие два дня у нас назначены выходные.

К концу последнего нашего выходного мужики и решили пожарить шашлык. Проводить, так сказать, товарищей из «Каскада» в дальний путь.

Примитивный мангал, представлявший собой половину разрезанной вдоль железной бочки, покоился на двух парах блоков и исходил дымом.

Внутри подернулся сизым пеплом уголь. На шампурах, которые собственноручно изготовил Черепанов, жарилось душистое, вымоченное в уксусе с луком и чесноком, баранье мясо. Мясо шкворчало от жара углей. Истекало жиром, отчего угли задорно шипели.

По округе разносился аппетитный запах готовящегося мяса.

Местом отдыха нам сегодня послужила небольшая полянка, что развернулась в нескольких сотнях метров от заставы, у тренировочного стрельбища, расположенного под крутым глиняным валом, восходившим к одичавшему, заброшенному местными сливовому саду.

— Ну мы дали по строению двумя РГШками! — продолжал Наливкин. — Ба-бах! И, короче, ждем, когда начнется «распродажа» стволов со скидкой.

«Каскадовцы», рассевшиеся кто на принесенных кирпичах, кто на оставшихся от дров пнях, стали посмеиваться, вспоминая кульминацию.

Пограничники с танкистами разулыбались, внимательно слушая рассказ капитана.

Сидя на бревне рядом с развалившимся прямо на земле комтехом Бричкиным и сидевшим на какой-то кривой коряге Матузным, я отрезал кусочек поостывшего шашлыка. Кинул Булату.

Пес, лежавший у моих ног, тут же схватил в зубы упавший ему кусочек, принялся излишне старательно его жевать, широко разевая пасть.

— Ну, бабахнуло как надо! Хоть и мы чутка скосили, — продолжал Наливкин, стараясь сдержать смех. — Но хибара эта все равно развалилась. А потом, на тебе! Выползает из-под завалов голый дед!

Над поляной раздался дружный, но все еще робкий смех пограничников.

— Дед красный как рак, весь в мыле и давай нам орать: «Шайтан-арба!» А за ним еще двое — тоже в чем мать родила, только в чалмах. Один даже с мочалкой в руке — видимо, думал, что ею гранату отбить можно!

Все вокруг заржали. Даже редко улыбавшийся в последнее время Таран рассмеялся в голос. Черепанов и вовсе чуть не поперхнулся шашлыком.

— Оказалось, это была единственная баня на три кишлака. Душманы ее топили раз в неделю, по очереди. А пар — ну, так нормальные люди парились, а не порох сушили! — смеясь в голос, закончил Наливкин.

Солдатское, да и что греха таить, офицерское ржание грянуло еще громче. Когда все просмеялись, Наливкин вздохнул. Отпил кваса из помятой алюминиевой кружки. Потом добавил:

— А знаете, че самое позорное? Потом пришлось извиняться. Потому что старик этот мыльный оказался бывшим красногвардейцем. Он в двадцатые годы с Буденным воевал. Так он нам потом еще два часа матом лекцию читал. Мол, вот Красная Армия по баням почем зря не палила. Не то что Советская.

— Это еще вам повезло, товарищ капитан, что промахнулись! — добавил Матузный, выбирая в тазике кусок мяса пожирнее. — А так вам бы тех афганцев пришлось бы не умасливать, а по кусочкам собирать!

— Ага! — Малюга показал немного кривоватые зубы в улыбке. — Если б чуть поточнее стреляли!

Погранцы с танкистами снова заржали, но уже сдержаннее.

— Это ты че, боец, — сощурившись язвительно, сказал Наливкин, — считаешь, мы косые, что ли?

Смех стих. Малюга поменялся в лице да так и остался сидеть с печеной картошкой, наколотой на нож. Таран мрачно на него посмотрел.

— Ну мои бы ребята точно не промахнулись, — прервав тишину, ухмыльнулся командир танкового взвода Жуков. — И извиняться не перед кем бы не пришлось. Одна воронка — и никаких свидетелей.

— Это ты на что намекаешь, товарищ капитан? — хмыкнул ему Наливкин. — Тоже думаешь, что мои ребята стреляют так себе?

— Я опираюсь исключительно на ваш рассказ, товарищ Наливкин, — деланно официально ответил Жуков.

— Я бы тоже никогда не подумал, что пренебрежение огневой подготовкой может солдатские шкуры спасти, — проговорил Черепанов, проверяя новую партию шашлыка на готовность своим ножом.

— Так. Все, — Наливкин не выдержал и поднялся. Достал из кобуры на ремне свой наградной ПМ.

Все затихли. Уставились на него. Я, отрезая Булату очередной кусок мяса, вопросительно приподнял бровь. Пес, заинтересовавшись резким движением капитана, поднял голову, навострил уши.

— Косые мы, значит? Да? Короче, так. Объявляю соцсоревнование по стрелковой подготовке, — задорно проговорил Наливкин. — Кто кого, так сказать, по мишеням перестреляет.

Офицеры принялись удивленно переглядываться. Солдаты зашептались.

— Стрелять будем на интерес. Какой? А вот щас и порешаем, — Наливкин ухмыльнулся, повел по всем присутствующим хитроватым взглядом. Потом добавил: — Или че, товарищи? Зассали? Только языком трепать умеете?