Пограничник. Том 6: Шпионские игры

Глава 25

— Товарищ лейтенант не представился, не предъявил нам документов и не сообщил нам о своих полномочиях, — сказал я Тарану суховато.

— Совершенно верно, — кивнул Мартынов.

Лицо старшего сержанта было строгим, брови нахмуренными. Он наградил новенького лейтенанта мимолетным, но суровым взглядом. Продолжил:

— С нашей стороны всё выглядело так: неизвестный нам офицер вмешивается в процесс проведения занятий. Срывает их. Что-то требует. Причём требует то, что напрочь противоречит вашим указаниям, товарищ старший лейтенант.

Таран, сидевший за своим рабочим столом, устало засопел. Опустил глаза и принялся медленно и задумчиво разминать пальцы. Его костяшки захрустели.

Как оказалось, мы угадали: новый офицер, звали которого, к слову, Тимофеем Викторовичем Ковалёвым, оказался нашим новым замом по бою.

Ковалёв сидел на стуле, закинув ногу на ногу и сложив руки на бёдрах. Лицо его, холодное, словно каменное, не выражало никаких эмоций. Вернее, не выражало бы, если б не взгляд.

Ковалёв хищно, прищурив, словно охотник, глаза, уставился на меня. Потом моргнул, глянул на Тарана.

— Я заметил нарушения устава, — сказал он. — По всей видимости, отрабатывались занятия с боевым оружием. И, кроме того, они не то чтобы отрабатывались. Бойцы просто прохлаждались в тенечке, вот чем они занимались. Потому считаю — мои претензии целиком и полностью оправданы.

— Меня уведомляли… — протянул Таран задумчиво и уставился в документы Ковалёва. — Уведомляли, что на заставу будет переведён новый офицер, но никто не сообщил, что так скоро. Мне даже не позвонили. И чем это они так там заняты?

— Извините, но это не мои проблемы, — пожал плечами Ковалёв. — Я получил направление и приехал. Всё.

— Не ваши проблемы, значит? — Таран тоже сузил глаза. — А я посмотрю, товарищ лейтенант, вы не только с солдатами за словом в карман не лезете. Умеете и старшим по званию дерзить.

Дальше произошло то, чего я, признаюсь, не ожидал. Однако не выдал своего удивления. Уж никак я не ждал от нового замбоя такой реакции.

Ковалёв вдруг замялся. Глаза его на миг блеснули удивлением. Лейтенант прочистил горло и сказал, но уже тише:

— Виноват, товарищ старший лейтенант, — сказал он, нервно потирая руки. — Я всё ещё оправляюсь после ранения и иногда бываю нервным.

Так же внезапно тон его голоса выправился. Ковалёв заговорил уже увереннее:

— Тем не менее, я наблюдаю на Шамабаде проблемы с дисциплиной, товарищ старший лейтенант. Причём серьёзные.

Таран нахмурился, но Ковалёв поспешил добавить:

— Это сказано не в укор вам. Понимаю: афганская граница, напряжённая обстановка, недоукомплектованная личным составом застава. И всё же я считаю, что если приложить усилия, недочёты с дисциплиной можно устранить. Собственно говоря, этим я и намерен заниматься.

— Вы будете заниматься вашими прямыми обязанностями, товарищ лейтенант, — строго сказал Таран.

Ковалёв пожал плечами:

— Одно другому не мешает.

— В вашем случае я бы не согласился, — начальник заставы покачал головой. — Так. Откуда вы, говорите к нам перевелись? Помнится, вы говорили, на море служили? В семнадцатой отдельной бригады пограничных сторожевых кораблей?

— Так точно, — кивнул Ковалёв.

Таран вздохнул.

— Служба спокойная, тихая. Застава — образцово-показательная. Из проблем только контрабандисты да браконьеры. Ну ещё бумажные проволочки. Так?

Лицо Ковалёва потемнело.

— Зря вы так. Если граница там относительно спокойная, это не значит, что служба проще.

— Понимаю, о чём вы, — сказал Таран, снова вчитываясь в документы. — Вы упомянали, что имеете ранение. Причём довольно серьёзное.

— Так точно.

— При каких обстоятельствах получили?

— Товарищ старший лейтенант, — сказал вдруг Ковалёв раздражённо, — мы тут копаемся в моей биографии или решаем вопрос с неподчинением личного состава офицеру?

Таран отложил документы лейтенанта. Откинулся на стуле и посмотрел на Ковалёва внимательным взглядом своих маленьких глаз.

— Знавал я таких, как вы. Устав для вас — отец и мать родные. Да только здесь, у нас, другое дело…

Таран наградил меня мимолетным взглядом. Продолжил:

— У нас война. Каждый день — серьёзный риск для жизни. Каждый выход на границу может оказаться последним. В таких условиях устав другой — войной продиктованный, а не людьми. И отношения тоже другие.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Ковалёв, немного помолчав. — Устав он везде устав. И везде его нужно выполнять, ибо всё это кровью писано.

Таран устало вздохнул, пальцами помассировал глаза.

— Послужите у нас — поймёте. А что касается вашей ситуации… Что ж. Будем считать, произошло непонимание. Извинитесь друг перед другом и забудем. Всё же служить нам вместе. И пуд соли тоже вместе жрать.

Ковалёв нахмурился.

— За что же мне извиняться, если я тут был прав?

— А парни, — кивнул Таран на меня с Мартыновым, — так не считают.

— Тут мы не договоримся, — покачал головой Ковалёв. — Я буду стоять на своём. Считаю — на заставе у вас, извините за прямоту, разброд и шатание. Причём сегодняшний инцидент это достоверно показал. Как ни крути, а дисциплину подтягивать надо.

— Скажите, вы слышали про то, что весной на нашу заставу напали душманы?

— Так точно, слышал.

— Перед вами, — Таран указал на нас, — стоят парни, что её защищали. Парни, что были в настоящем неравном бою и отстояли Шамабад. И дисциплины, и выучки, и доблести им на это хватило.

— Сегодня хватило, — покачал головой Ковалёв, — завтра — не хватит.

— А вот с сержантом Селиховым вы знакомы. Не так ли?

Ковалёв снова раздражённо посмотрел на меня. Я ответил холодным взглядом. Лейтенант недовольно засопел.

— К сожалению, довелось познакомиться. И я, если честно, удивлён, как этот человек умудрился до сержанта дослужиться с таким-то отношением.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал я Тарану, — разрешите обратиться к товарищу лейтенанту.

— Разрешаю.

— Товарищ лейтенант, — я снова глянул на Ковалёва, — вы можете думать обо мне, как хотите. И устав, я вас уверяю, я знаю не хуже вашего. Не хуже знаю предписания и инструкции. Да только от душманских пуль они вас не спасут. А вот товарищи — товарищи могут. Потому я бы не советовал вам с порога портить с этими самыми товарищами отношения.

— Я не ослышался? — Ковалёв снял ногу с ноги, выпрямился на стуле. — Вы мне угрожаете, товарищ сержант?

— Угрожать мне без надобности. Товарищ старший лейтенант всё верно вам говорил. Да только вы не поняли. Надеюсь, поймёте раньше, чем станет поздно.

Ковалёв посмотрел на меня как на врага народа. Искривил губы в уже знакомой мне манере, и от этого морщины у его рта снова стали глубже.

— Вы слышали, товарищ старший лейтенант? Сержант Селихов мне угрожает. Я считаю, нужно немедленно принять меры.

Таран усмехнулся. Не сразу, но всё же заговорил:

— У нас тут, на афганской границе, много баек ходит. Возможно, вы кое-какие слышали.

Во взгляде Ковалёва блеснуло недоумение. Он свел светлые брови к переносице.

— Что вы имеете в виду?

— Слышали байку про солдата, который в первый же день службы отделал душмана тяпкой, а потом и вовсе захватил сынка местного главаря бандитов?

Ковалёв принялся растерянно водить взглядом от меня к Мартынову, а от Мартынова к Тарану.

— Об этом в своё время много говорили, — усмехнулся Таран.

— Кажется… кажется, что-то такое слышал. Но это-то тут причём? Товарищ лейтенант, меня начинают раздражать все эти ваши лирические отступления.

— Так вот он стоит, — кивнул на меня Таран, сделав вид, что не слышал язвительных слов Ковалёва. — Тот самый боец. За первые полгода службы Селихов умудрился заработать столько наград, сколько иной солдат и за весь срок службы не заработает.

Ковалёв ничего не ответил. Он только смотрел на Тарана, а на лице его играли желваки.

— Селихов — тот самый боец, кто спас старшего сержанта Нарыва из-под вражеского огня. Кто рисковал жизнью, смело уходя в плен к бандитам, чтобы те отпустили его товарищей. А после, — он сдержанно хохотнул, — оставил поисковой группе собственные портянки как маячки, по которым мы душманов и перехватили. И это не всё, чем он успел отличиться за свой неполный год службы. И я вас уверяю — на Шамабаде много таких, кто подвиг в бою совершил.

— Я всё равно вас не понимаю, — покачал головой Ковалёв.

— А я вам объясню, Тимофей. Объясню вот что: парни в бою жизнью рисковали. Многим приходилось жизни отбирать по долгу службы. А вы к ним лезете со своим уставом. Понимаете, кем вы выглядите в их глазах? Не понимаете? Спросите их — вам ответят. Причём предельно честно ответят. И кажется мне, ответ вам очень не понравится.

Ковалёв не спросил. Только глянул на нас с Мартыновым. В этот раз взгляд его стал более внимательным и каким-то опасливым.

— Потому мой вам совет, — продолжал Таран, — поменяйте своё отношение. Коллектив у нас дружный, понимающий. Крепкий. Вам ваш промах простят.

— Я не вижу в моих действиях никаких промахов, — покачал головой упрямый Ковалёв.

— Очень плохо, — Таран вздохнул. — Ну… Как я уже сказал, сами всё увидите. И Саша верно подметил: лучше, чтобы увидели вы поскорее. Товарищи бойцы, свободны. Товарищ лейтенант, вы останьтесь. Обсудим кое-что в личной беседе.

Арсеньев взял со стола начальника отряда Давыдова рюмку коньяка.

— Не чокаясь, — бросил полковник, начальник пятого отдела КГБ Виктор Арсеньев.

Когда выпил, он даже не поморщился, только утёр губы.

Майор Юрий Леонов из второго отдела напротив искривился. Занюхал коньяк рукавом кителя.

— Значит, — Давыдов поставил пустую рюмку на стол под большую карту афганской границы, лежавшую под стеклом, — значит, пока неизвестно, кто за всем стоит.

Леонов покачал головой.

— Нет, товарищ подполковник. Неизвестно, — сказал майор КГБ. — Стреляли из нагана. Пули советские. Свидетелей почти нет. Экипаж БТР получил серьёзные ранения после взрыва. Контузии.

— Их подорвали миной, — бросил Арсеньев.

В кабинете воцарилась тишина. Давыдов подался вперёд, опёрся локтями о стол. Задумчиво засопел.

Арсеньев закурил. По кабинету потянулся запах табачного дыма. Он смешался с другим — пыли и лёгким ароматом коньяка.

— Засаду устроили в нашем глубоком тылу, — нарушил тишину майор. — Очень может быть, что это были местные дезертиры.

— Но работали они явно не самостоятельно, — сказал Давыдов. — Знали, куда и когда бить.

— Один из конвоиров… — продолжил, помедлив, майор. — Среди конвойных был предатель.

— Особый отдел уже работает с личным составом, — устало вздохнул Давыдов.

Потом он замолчал и сжал губы.

— Война. Может произойти что угодно.

— Наша недоработка, — сказал майор-контрразведчик.

— Её уже не поправить, — строго посмотрел на него Арсеньев. — Но мы можем избежать других. Сейчас — наша главная задача понять, кто за всем этим стоит. Потом — пресечь все их дальнейшие действия.

— Майор Искандаров упоминал некоего Тарика Хана, — сказал Леонов. — Говорил, что он как-то связан с Абади. Однако никаких указаний нет. Да и информации на этого… Хана у нас тоже нет.

— Кто бы ни был организатором, — проговорил Арсеньев, — он явно хотел заткнуть Абади рот. Очень они не хотели, чтобы он заговорил. Ну, и своего добились. Такую нам неразбериху устроили, что весь мой отдел на ушах стоит.

— Многого сказать Абади не успел, — согласился майор Леонов, — а вот микрофильм…

— Микрофильм — да, — кивнул полковник. — Строго говоря, именно из-за этой маленькой плёночки мы и здесь, товарищ подполковник.

Давыдов, ожидавший, когда же разговор наконец перейдёт в конструктивное русло, кивнул. Однако он был немного удивлён тому, что речь пойдёт о микрофильме. Давыдов не понимал — каким боком здесь он и его пограничники?

Начальник отряда не выдал своего удивления.

— И что же вы хотели обсудить?

— Из отчётов следует, — продолжил Леонов, — что пакистанский шпион пытался спрятать микрофильм на пограничной заставе, но пограничникам удалось отыскать его. Какая это была застава? Напомните, пожалуйста.

— Четырнадцатая. Шамабад, — отрывисто проговорил Давыдов.

— Вот, — кивнул майор. — Посему я бы хотел поделиться с вами некоторыми мыслями относительно этого и того, как можно попытаться выяснить, кто стоит за убийством Абади. И более того — возможно, захватить заказчиков.

— Товарищ майор считает, что вблизи участка вашего пограничного отряда работает диверсионно-разведывательная группа, — пояснил полковник Арсеньев.

— Никаких следов пребывания какой-либо группы диверсантов замечено не было, — возразил Давыдов.

— Никаких, кроме убийства Абади, — сказал полковник Арсеньев. — А мы с вами знаем, что он не мог быть случайной целью. Враг что-то задумал. Это очевидно. И мы должны знать — что именно.

— И самое главное — знать, какой у нас враг, — поддакнул майор.

Давыдов нахмурился.

— Что-то не нравится мне, товарищи, к чему вы здесь клоните. Очень не нравится.

— И нам не нравится, — вздохнул полковник. — А что делать? Долг исполнять надо.

— И что вам нужно от меня? — холодновато спросил Давыдов.

Офицеры переглянулись. Полковник молча кивнул майору, и тогда Леонов выдал:

— А что, если капсула не покидала Шамабад?

— Как это, не покидала? — спросил Давыдов, и в его голосе прозвучало едва заметное удивление.

— А так это. Пустить дезинформацию через наших осведомителей на той стороне. Утечка, мол.

— И что тогда? — нахмурился начальник отряда, в общем-то догадываясь, к чему клонит майор КГБ.

И намерения его Давыдову очень не понравились.

— Не буду врать тебе, Валерий Дмитриевич, — вздохнул Арсеньев, — разведка уже пустила дезинформацию.

Давыдов сглотнул. Протянул:

— Та-а-ак. Значит, я правильно понимаю…

— Если всё пойдёт, как задумано, они попытаются вернуть капсулу, — поторопился ответить Леонов. — Предпримут какие-то действия. Раскроют себя, и тогда…

— Вы собираетесь подставить ребят под удар, — сказал Давыдов резко. — Шамабад — сложная застава. Участок у них непростой. Они только-только оправились от весеннего вторжения душманов. Только-только вся эта свистопляска с Искандаровым закончилась, а вы их опять в пекло? Им и без вас там несладко. На больший риск я не хочу их обрекать.

— Товарищ подполковник, — вздохнул Арсеньев, — у нас есть шанс взять организаторов. Есть шанс распутать весь этот клубок. И упускать его нельзя.

— Я против, — покачал головой Давыдов. — Хватит с меня всех этих шпионских игр. Мы тут границу стережём. Наше дело — чтоб сюда никто не лез.

— А ведь пролез, — нахмурился полковник. — И…

— Вы предлагаете мне превратить Шамабад в приманку? — перебил Давыдов Арсеньева.

— В ловушку, — поправил его майор Леонов. — В ловушку для тех, кто охотился за Абади, а теперь охотится за плёнкой.

— Я против, — снова повторил начальник отряда. — Я никогда не любил подобные авантюры. Со скрипом пошёл на операцию с «Каскадом», но это уже слишком. Прошу, делайте что хотите, но не втягивайте во всё это меня и моих ребят. У них и без вас забот выше крыши.

— Они уже втянуты, — Арсеньев поёрзал на неудобном стуле и подался вперёд, к Давыдову. — Уже втянуты в эти, как вы говорите, «шпионские игры». Поздно за них беспокоиться. Теперь нужно действовать. Причём быстро и решительно.

— Противник сделал свой ход, — согласился майор Леонов. — Теперь наш черёд.

— Вот и делайте, — решительно качнул головой Давыдов. — Но только без меня.

Арсеньев нахмурился. Раздражённо засопел, и от этого ноздри его большого носа расширились. Полковник откинулся на спинку стула. Та неприятно скрипнула под его широкой спиной.

— Я ведь к тебе из уважения пришёл, Валера. Пришёл, чтоб через голову не прыгать. Ну… Если ты отказываешься, видимо, придётся мне идти в округ. И сдаётся мне, там нашу идею оценят как полагается.

Давыдов, насупившись, молчал. Майор Леонов уставился на полковника Арсеньева, затягивающегося папиросой.

В кабинете повисла тишина. Сизый дымок от папиросы тянулся к потолку. И лишь старые настенные часы рядом с кривовато висящим портретом Брежнева продолжали неумолимо тикать, отсчитывая секунды.