Пограничник. Том 6: Шпионские игры

Глава 18

— М-д-а-а-а-а… — протянул Таран, выслушав доклад Наливкина. — Выходит, операция ваша вышла за пределы приказа.

— Ну уж уничтожение «Аиста» точно не входило в наши планы, — хмыкнул я.

— Работа в поле, — пожал плечами Наливкин. — А в поле редко всё идёт по плану.

С момента, как мы прибыли на Шамабад, прошло два часа. Мы собрались в канцелярии заставы. Операция закончилась, и теперь офицеров ждала муторная канцелярская работа.

Наливкин отчитывался Тарану о ходе операции. Готовил соответствующий отчёт своему начальству. Шарипов, в качестве представителя особого отдела, фиксировал доклад командира «Каскада» для КГБ.

Меня же вызвали, чтобы изъять трофейный нож Нафтали, но что важнее — для протокола. Ведь я последний, кто общался с командиром «Чохатлора» перед его смертью.

Причём последнее обстоятельство могло вызвать проблемы не только у меня, но и у всей команды. И я это знал с самого начала.

А тем временем всех «левых» людей, кто пересёк границу, уже доставили на Шамабад. Занялись и ими тоже.

Абади поместили под стражу. Остальных, кто прибыл с нами, тоже изолировали. Искандарова поместили в отдельное помещение на заставе, чтобы исключить любые контакты с окружающими до приезда уполномоченных офицеров из отряда.

Пуганьков даже любезно согласился отвести свою комнату советскому разведчику на эти несколько часов.

Оказалось, за время, пока нас не было, Таран выслал нерадивую супругу зампалита Светлану с заставы. Да не просто выслал, а сделал это по личной просьбе Пуганькова.

Конечно же, я не знал всех подробностей, но подозревал, что замполит, наконец, отрастил яйца и, устав от её выходок, решил отправить свою благоверную домой, к маме. Что в таком случае решили они делать с их браком — история умалчивала.

Хотя формально Светлана и не фигурировала в той истории с танкистом Симоновым, но слухи по заставе поползли быстро. И Тарану, и остальным пограничникам было ясно — она корень всех бед.

Изолировали также и афганок с спасёнными нами советскими солдатами. Но если Абади держали под вооружённой стражей, то их — нет.

Тахмиру с мамой и спасённых нами парней разместили на кухне до приезда людей из отряда. Заставский повар Гия Гарицавия даже накормил всех нехитрым, но сытным ужином.

Шарипов, сидевший на табурете перед столом Тарана, внимательно выслушал весь доклад Наливкина. Не перебивал.

Только когда капитан «Каскада» закончил, Шарипов сказал:

— Ну что? Думаю, теперь можно перейти к вещдокам, — с этими словами Шарипов глянул на меня, сидевшего на стуле у окна.

Я пожал плечами и встал. Пройдя к столу, положил нож, принадлежавший когда-то Нафтали, Тарану на стол.

На ножнах клинка засохла кровь. Она почти вся стёрлась, но кое-где в трещинках кожи остались тёмно-бурые прожилки.

— И… зачем ты забрал его с тела их главаря? — поинтересовался Таран.

— Он сам передал мне нож.

Наливкин глянул на меня и поджал губы. Капитан «Каскада» не спрашивал у меня ничего о ноже. Не спрашивал даже об обстоятельствах смерти Нафтали. В его докладе фигурировало лишь: «Командир „Чохатлора“ погиб в перестрелке».

Не спрашивал о нём и Шарипов. Тем не менее, когда я появился в мечети с ножом душмана в руках, взгляд его блеснул интересом. Теперь же в нём читалось ещё и сомнение.

Шарипов колебался. И я даже знал, какой конфликт разворачивался у него на душе.

— Отдал сам? — удивился Таран. — Как? Почему?

— Посчитал меня достойным, чтобы передать свою воинскую доблесть.

Таран вопросительно приподнял бровь.

— Традиции местных, — поспешил пояснить Наливкин. — Афганцы считают, что если поверженный воин передаст своё оружие тому, кто его победил, то тем самым передаст ему и свою воинскую доблесть. А иначе — она пропадёт вместе с незахороненным телом. Вот и Нафтали передал.

Шарипов явно мялся. Он постоянно прятал от меня взгляд и выглядел так, будто хочет что-то сказать. Но не говорил. И всё же, когда Наливкин закончил своё пояснение, особист решился:

— Но ведь он попросил тебя ещё кое о чём, так, Саша?

— Хаким, ты это о чём? — недоуменно спросил Наливкин.

Тем не менее взгляд командира «Каскада» однозначно говорил о том, что он догадывается, что же имеет в виду особист.

Таран промолчал. Только глянул сначала на Шарипова, потом на меня.

— Он меня не просил, — суховато ответил я.

В канцелярии повисла тишина. Наливкин потемнел лицом и опустил глаза. Он знал, что случилось с Нафтали на самом деле. Знал, но молчал. А ещё сомневался в том, какое решение в отношении этого происшествия вынесет Шарипов.

— Ты добил его, да, Саша? — спросил наконец особист.

В голосе его прозвучала надежда. Надежда на то, что я опровергну правду. Стану отнекиваться и отбрыкиваться.

Шарипов слишком хорошо знал о цене моего поступка. Я тоже знал.

— Да. Добил.

Наливкин нахмурился.

Шарипов мрачно вздохнул.

Таран угрюмо засопел, поджав губы.

— У нас такие вещи не прощают, — сказал начальник заставы. — Капитан, вы видели, как Селихов добивал командира «Аистов»?

— Видел.

— Почему не остановили?

— Потому что, — Наливкин сурово заглянул Тарану в глаза, — я поступил бы так же. Нафтали был ранен. Серьёзно. Пуля вошла ему в спину, перебила хребет и вышла из живота. Он умирал бы часами. Мучился. А между прочим, если бы душман не пошёл нам навстречу — мы бы так и остались там, в мечети. Каким бы подонком этот тип ни был, но в моих глазах он заслужил лёгкую смерть.

Таран не ответил сразу. Только понимающе покивал.

— Значит, Саша, добил его этим? — указал он на нож Нафтали.

— Нет. Своим ножом, — сказал я.

Шарипов взял со стола лист с копией отчёта Наливкина. Внимательно вчитался в его строки.

— Тут не фигурирует никакой трофейный нож. Обстоятельства смерти Нафтали описаны весьма расплывчато и не соответствуют действительности. Документ — подлог, капитан Наливкин. Не так ли?

Наливкин посмотрел на Шарипова с укором во взгляде, но промолчал. Таран отложил ручку, которой дёргал всё это время. Протёр глаза. Потом облокотился о стол и положил голову на сплетённые пальцы. Вздохнул.

— Саша, — продолжил Шарипов, — твои действия подпадают под двести шестидесятую статью УК РСФСР — «убийство в условиях военного времени». Это трибунал…

Шарипов осекся. Опустил взгляд. Никто, в том числе и я, не спешил говорить особисту хоть слово. Я только смотрел на Шарипова холодным взглядом. Смотрел и видел его сомнения.

— Трибунал для тебя и для всех нас, — закончил Шарипов.

— Он убил не пленного, — возразил Наливкин, — а бандита.

— Сверху никто разбираться не будет, — усталым голосом проговорил Таран. — Кто-то, кроме вас двоих, видел, как Селихов убивал Нафтали?

— Все в моей группе знают, — сказал Наливкин, — но они солидарны с Сашей. И считают — он поступил правильно. А значит, будут молчать.

— Пакистанский шпион знает, — напомнил Шарипов. — Когда мы возвращались на Шамабад, он отпустил по этому поводу пару очень язвительных комментариев.

— Хреново… — снова вздохнул Таран. — Если…

— Я не стану никого подводить, — перебил я его холодно. — Если сомневаетесь, если вас пугает подлог в документах, напишите, что я убил Нафтали по собственной инициативе. Что вы просто не успели меня остановить. Когда я занёс над ним нож, я понимал всю ответственность. Понимал, что меня может ждать. Но иначе поступить не мог. Я готов прямо сейчас отправиться под стражу, если потребуется.

Таран с Наливкиным угрюмо переглянулись. Шарипов молчал, уставившись на нож, принадлежавший когда-то командиру «Чохатлора».

Потом особист вдруг потянулся к нему. Взял со стола. Несколько мгновений покрутил в руках. И внезапно протянул его мне.

— Возьми, Саша. Не было никакого ножа. И Нафтали ты не добивал. Он погиб в перестрелке. А значит — этой вещи не существует. Это не вещдок, а лишь трофей. Всё.

Я молча коснулся рукояти ножа, но Шарипов сразу не отпустил, сказал:

— Капитан Наливкин прав. Если б не ты, мы бы тут все, очень может быть, не сидели бы. А Искандаров либо погиб бы, либо попался «Аистам», — особист замолчал, не отрывая от меня взгляда. А потом добавил: — Моя главная обязанность — следить за исполнением устава и исполнением советских законов военнослужащими. Но знаешь, что я тебе скажу? Не каждый хороший поступок — уставной.

Не ответив, я кивнул.

— А как объяснить это? — Таран взял со стола фотоаппарат «Зенит».

С помощью него бойцы «Каскада» фотографировали трупы сразу после боя.

На плёнке были запечатлены тела Нафтали и Шера.

Кроме этого, Шарипов лично изымал с тел погибших командиров «Аистов» наиболее ценные, по его мнению, документы. Всё это полагалось приложить к отчёту Наливкина.

Наливкин же, в свою очередь, выборочно изъял несколько трофеев, среди которых оказалась копия автомата Калашникова китайского производства.

— Как только плёнку проявят, на теле главаря «Аистов» могут заметить колотую рану, — сказал Таран. — Тогда возникнут вопросы. Ведь в отчёте написано — погиб в перестрелке.

Все задумались.

— Душманы часто добивают своих, — сказал я. — Кроме того, в отчёте отражено, что в отряде «Чохатлора» был раскол.

— Верно, — подумав пару мгновений, кивнул Шарипов. — Это звучит правдоподобно.

— Так, — Наливкин почесал щетинистую щеку. — Раз уж так мы порешили, то я подправлю в отчёте пару деталей.

Таран вопросительно уставился на Наливкина. Приподнял бровь.

— Незначительных, — улыбнулся «каскадовец». — Так. На всякий случай. Что б уж совсем вопросов не возникло.

— Ну что ж, — вздохнул Таран. — Тогда, полагаю, товарищи, все свободны. Дел ещё много. Через час, может меньше, приедут из отряда. Видать, сегодня ночью спать мы не ляжем.

Наливкин хотел было уже встать со своего стула, но я всех остановил:

— Мне нужно вам показать ещё кое-что, — сказал я, глядя на часы.

Капитан «Каскада» замер. Снова опустился на свой стул. Шарипов с Тараном вопросительно уставились на меня.

Я достал компас, что подарил мне Наливкин. От этого взгляд командира спецназовцев сделался недоумевающим.

— Смотрите.

Я достал компас из чехла. Положив на стол, открыл его и снова глянул на часы, внимательно отслеживая секундную стрелку.

— Сейчас.

Ровно по времени стрелка компаса, указывающая на север, дёрнулась.

Таран нахмурился. Шарипов с Наливкиным удивлённо переглянулись.

— Это не залежи железной руды или скопление металлолома. Стрелка скачет каждые десять минут, — пояснил я. — Как по расписанию.

Офицеры молчали. Видимо, ни у кого не было никаких соображений.

— Тут что-то ещё, — сказал я. — Какая-то другая причина. И вполне возможно — рукотворная.

— Э? Че там с тобой? Э? — послышалось из-за двери предбанника.

Абади зыркнул на дверь. Торопливо утёр подбородок.

— Ты там живой? — спросил один из советских пограничников, что охраняли шпиона.

— Да-да! — тут же ответил Абади, придав голосу невозмутимости, а вместе с тем и лёгкости. — Всё хорошо! Просто… просто меня немного вырвало.

Те, кто находился за дверью, стихли. Абади не стал терять времени.

Он сидел на коленях прямо на холодном деревянном полу, а потому быстро стал выискивать в скудном содержимом его желудка, лежавшим перед ним, нужную ему вещь — керамическую капсулу.

— Надо бы проверить, — снова зазвучал голос одного из пограничников. — Открывай.

Когда Абади нашёл маленькую, не больше пилюли размером, капсулу, то тут же отбросил её под ближайшую лавку.

Раздался щелчок щеколды.

В парную зашли два вооружённых пограничника. Оба взяли Абади на мушку. Пакистанский шпион задрал руки.

Один из пограничников выругался матом, с отвращением добавил:

— Батюшки. Да он в нашей бане наблевал.

Абади изобразил растерянность. Улыбнулся. Пожал плечами.

— Я… я сообщал вашему командиру, что у меня отравление. И вот…

Пограничники переглянулись.

— Встать, — приказал один из них и кивнул автоматом.

Абади с трудом поднялся, не опуская рук.

— Сейчас принесу тебе тряпку, уберёшь тут всё. Понял? — сказал пограничник строго.

— Обязательно уберу, — поспешил поклониться Абади.

Второй пограничник сморщил нос.

— А нам тут мыться в четверг…

Когда пограничники ушли и снова закрыли дверь импровизированного карцера, Абади выждал несколько мгновений. Прислушался.

Входная дверь в баню скрипнула. Кто-то из пограничников вышел наружу. Тогда Абади кинулся под лавку. Стал выискивать там капсулу. Он нашёл её быстро. Взял трясущимися пальцами. Очистил от слизи.

— Получилось… — прошептал он, с трудом сглотнув.

А потом Абади заозирался вокруг, стараясь придумать, куда же её спрятать.

Задача была не из лёгких.

Капсулу не должны были найти пограничники. Если бы Абади мог, он бы немедленно уничтожил её. Но в предбаннике не было ничего, что позволило бы ему сделать это быстро и незаметно.

Шпион услышал скрип двери, свидетельствующий о том, что пограничник, а может, оба пограничника вернулись.

Нужно было торопиться. К счастью, в этот момент Абади уже нашёл выход. Не самый лучший, но всё же.

Он быстро кинулся в угол парной. Торопливо залез под лавку и стал выискивать щели в полу между досками.

Древесина в этом месте оказалась гниловатой, и Абади не без труда, голыми пальцами расковырял её. Сунул капсулу в получившуюся щель. Протолкнул так, чтобы она упала под пол.

Щёлкнула щеколда. Абади поднялся. Замёр на месте, когда пограничники зашли в парную с автоматами наготове.

Один держал его на мушке. Второй принёс ведро с тряпкой. Оба солдата уставились на Саида.

— Приберись-ка здесь, — сказал солдат с ведром и поставил его у стены.

Абади изобразил растерянность. Торопливо покивал.

— Смотри мне. Приду — проверю.

Пограничники переглянулись, а потом вышли за дверь. Закрыли её с той стороны.

Абади выдохнул.

Всё шло не так уж плохо. По крайней мере, ему удалось избавиться от капсулы и спрятать её.

Однако кое-что всё же беспокоило пакистанского шпиона. Его беспокоил солдат по фамилии Селихов. Ведь он не дал ему воды ещё тогда, в мечети. А по пути к советско-афганской границе и Селихов, и остальные офицеры странно поглядывали на Саида. Задавали вопросы.

Абади каждый раз отбрехивался, но он ясно видел в глазах советского солдата и офицеров недоверие.

«Если советы догадаются — всё пойдёт крахом, — думал Абади. — И если капсула попадёт к советской разведке, они достанут меня даже тут, в плену. Достанут и убьют».

Абади снова кинулся к углу. Опустившись на четвереньки, залез под лавку. Стал в полутьме маскировать и без того крохотную щёлку: он засунул в неё отодранную им же щепку.

«Если не знать, что капсула там — не догадаешься, что здесь что-то спрятано, — пронеслось в голове у пакистанского шпиона. — Простой визуальный осмотр не поможет».

— Э! Ты что там притих⁈ — крикнули из-за двери.

— Я… — Абади встал на колени. — Мне ещё немного плохо. Тошнит.

— Ты давай, убирай, где нагадил. Быстро!

— Х-хорошо… Сию же секунду, — пролепетал Саид, снова придав голосу испуганный и растерянный тон. — Одну минуту!

Он поспешил к ведру и достал оттуда мокрую тёмно-серого цвета половую тряпку. Отжал, чтобы пошуметь пограничникам водой. Пакистанский шпион понимал, что теперь ему нужно не привлекать к себе лишнего внимания.

— И что это может быть? — задумался Таран. — Откуда такие магнитные колебания, что они сбивают компас?

Шарипов пожал плечами.

Наливкин задумался. Откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди и поднял взгляд к потолку.

— У магнитных аномалий может быть много причин, — сказал капитан «Каскада». — Самые распространённые — залежи железных руд или большое скопление металла в одном месте.

— Склад с оружием, — заключил сходу Шарипов. — Тайник. Схрон.

— В таком случае схрон должен быть о-о-о-чень большим, — покачал головой Наливкин.

— И к тому же постоянно влиять на компас, — сказал я, задумчиво потирая подбородок. — А что, если это какое-то устройство? Оно влияет переодически. Каждые десять минут стрелку сбивает. Будто бы передает сигнал…

Наливкин, активно соображая, нахмурился. Сдержанно покивал.

— Это вполне…

Он недоговорил. Внезапно в дверь канцелярии постучали. Мы все как один обернулись.

В комнату заглянул старший сержант Мартынов, который был сегодня дежурным по заставе.

— Товарищ старший лейтенант, — позвал он. — Разрешите?

— Ну что такое, Мартынов? — выдохнул Таран. — Не видишь, я занят?

— Это срочно, — сказал Мартынов как-то сурово.

— Ну так докладывай, раз срочно! Что стряслось?

Мартынов вошёл в канцелярию. Закрыл за собой дверь. Заговорил:

— Часовые у бани докладывают — шпиона стошнило.